Мы - сталкеры. Загадки Зоны (сборник)
Шрифт:
Дальше экспериментировать с Рыбой Аня не стала – вдруг опять приступ скрутит? Решила дождаться вивисектора и попрактиковаться на нем.
Когда постучали в дверь, Аня вздрогнула. Вскочили остальные подопытные, Рыба бросилась к раздаточному окошку, схватила первую просунувшуюся тарелку, забилась в угол и зачавкала.
Вот как тут время определяют: интервалами между па2йками.
После того как появилась надежда на благополучный исход злоключений, Аня ожила, прорезались аппетит и жажда деятельности. А еще ей хотелось увидеть вивисектора, который даже догадываться не будет, что отныне подопытный – он. Теперь ей точно не грозит ничего страшного.
На завтрак была клейкая овсянка с изюмом и кусок хлеба. Нормально, в концлагерях гораздо хуже кормили. Нужно набираться сил и терпения.
Аня умела выжидать. Залечь, слиться с пейзажем, чтобы окружающие приняли ее за деталь интерьера. Смотреть пристально, считать удары сердца и представлять жизнь врага песочными часами, откуда вытекают минуты.
Главное – выждать правильный момент. Чуть поспешишь, и возможность упущена.
После кормежки увели Рыбу, прошел обед, а она все не возвращалась. К ужину Аня, весь день игравшая с Рикки в слова (в города девочка не потянула), поняла, что соседка не вернется.
– Сегодня у нас выходной, – радостно проговорила Римма, нисколько не расстроенная своим поражением. – Здорово, что тебя к нам перевели, хоть с человеком поговорю напоследок.
– Сколько ты здесь?
– Не знаю. Может, месяц – долго без сознания валялась, потерялась. Вообще я долгожитель. Три соседки померли, пока я тут. Так что скоро и мой черед.
Аню передернуло: девочка-подросток говорила о своей смерти как о чем-то само собой разумеющемся. По сути, они все тут – заключенные-смертники, которых не известили о дате приговора. Каждый раз, когда клацает, открываясь, дверь, Рикки прощается с жизнью. Она так привыкла умирать и возрождаться, что перестала чувствовать себя живой.
– Ты уж поживи, пожалуйста. Обещаю вытащить тебя отсюда, – прошептала Аня.
Рикки демонстративно хмыкнула:
– Ню-ню. Я, если че, за. Только не получится ничего.
Переубеждать ее Аня не стала.
После завтрака пришел толстяк в сопровождении двух охранников, Верова и Глебова, похожих, как братья. Оба напоминали рыжих, слегка заплывших крыс: щеточка усов, глубоко посаженные глазки-буравчики, намечающиеся брюшки. Один был чуть толще и выше.
– Глебов, берем эту и вон ту.
Тот, что пониже, зашагал к Римме, защелкнул наручники у нее за спиной, ключ положил в нагрудный карман, то же проделал с Аней. Она подумала, что смирительная рубашка была бы функциональней: в ней не очень-то убьешься, если захочешь. По коридору повели к лестнице, поднялись наверх, в уже знакомый холл с будками охранников справа и слева.
– Обалдеть! – улыбнулась Рикки, жадно глядя на качающуюся за окном сирень. Аня огляделась: охранников четверо, двери на кодовых замках. Одна – на выход, вторая, не охраняемая, – во внутренний двор, куда Аня во время неудачного побега выскочила с покойным мутантом Шуриком. Если пробраться сюда, в холл, можно заставить кого-то из охранников ввести код. Но что делать с остальными? Вряд ли получится всех держать под контролем.
Воображение нарисовало картину: она хватает Адольфовича, отнимает у него оружие, если есть, подчиняет охранников слева, они открывают огонь по тем, что справа, выживший выпускает ее… И тут начинается приступ.
На этом можно ставить точку. Жирную и тяжелую, как надгробие.
План «Б» она обдумывала, шагая за вивисектором. Если подчинить кого-то одного, например, толстяка, он перестреляет охранников, выйдет… А что дальше?
На улице Аня насчитала четыре дозорные вышки. У ворот топтались охранники с АК… четверо. Многовато будет. Что так, что эдак хана.
Интересно, как отсюда выбираются сотрудники, та же Сова? Вряд ли они пешком идут через полную опасностей Зону. Значит, есть техника. Осталось узнать, где она хранится.
Окруженный каменными стенами, двор напоминал колодец. Донесся рокот мотора и, огибая квадратное здание с зарешеченными окнами, вырулил давешний трицикл. Аню передернуло – еще свежи были воспоминания об аномалии.
Толстяк потер руки и подмигнул:
– Ну что, подруженьки, прокатимся с ветерком?
– Куда? – спросила Аня и велела ему ответить честно.
– К той самой аномалии, в которой тебе отшибло память. Посмотрим, что будет, если затолкать туда вас вдвоем: обе поджаритесь или малую тоже колбасить начнет?
«Вот и момент истины», – подумала Аня. Их всего четверо. Ключи от наручников – у Глебова. А что, если подчинить Верова? Он застрелит водителя, толстяка и напарника, потом пустит себе пулю в лоб. Останется малость: забрать ключи, освободиться и сбежать на трицикле с трофейным оружием. Водить Аня умела.
Оставалась одна проблема: если начнется приступ, она не сможет не то что вести трицикл – ползти.
Аню и Рикки посадили на середину заднего сиденья, надзиратели стиснули их, прижав друг к дружке боками. Толстяк уселся рядом с водителем, выхватил прибор, фиксирующий аномалии. Рикки трясло, губы ее дрожали. Она то жадно оглядывалась по сторонам, будто пыталась напоследок насытиться ощущениями, то снова начинала дрожать.
Аня сосредоточилась. Второго шанса не будет. С оружием они в Зоне не пропадут, прибор, фиксирующий аномалии, заберут у вивисектора. Только бы все сделать правильно и не промахнуться. Спешить в этом деле нельзя.
Проехав немного по лесу, трицикл остановился возле уже знакомой поляны. Вивисектор глянул на прибор, потер руки и обернулся:
– Ну что, подруженьки, нас ждет горячий день. Как показала практика, людей в аномалии поджаривает. Не разрывает, как хомячков в микроволновке, не волнуйтесь.
Рикки побледнела, уставилась на едва различимый мерцающий туман.
Можно, конечно, заставить вивисектора сжалиться, он послушается и заберет их обратно в концлагерь, и даже относиться будет более-менее по-человечески, но второй такой возможности не предоставится.