Мы вернёмся (Фронт без флангов)
Шрифт:
Сначала донесся прерывистый, визгливый звук мотора, потом все увидели "раму" – фашистский разведывательный самолет. Он закружился над лесом в парящем полете.
– Разойдись! – тревожно скомандовал Млынский.
Бойцы кинулись с поляны под деревья в разные стороны.
"Рама" сделала еще один круг и резко свернула на запад.
Млынский приказал немедленно уходить повзводно.
Едва успели отойти километра два, появилась шестерка "юнкерсов". Раздались взрывы. "Юнкерсы" бомбили поляну и обступивший ее лес.
– Нам наука, –
– Это верно, товарищ майор, – отозвался Серегин. – Строем стояли. Нас и заметили с тех, первых самолетов и передали по радио своим.
– Да, теперь нас может спасти только темная ночь, – заметил Алиев. Снял пилотку, почесал затылок. – Все же хорошо, что земля вертится! Хочешь, чтобы ночь поскорее была, шагай побыстрее ей навстречу! Зашагаем, командир?
– Шутка – это хорошо. Крепок духом тот человек, кто и в аду способен шутить. Не одолеть такого человека, Хасан.
Млынский впервые назвал политрука по имени. Последние невеселые события еще больше сблизили их, взявших на себя ответственность за судьбу семисот человек, испытавших горечь поражения, но не павших духом.
– За ночь мы должны выбраться из этого мешка. Такова задача, Хасан.
Млынский подозвал лейтенанта Кирсанова, приказал выслать разведку и боевое охранение.
– А теперь давайте подумаем, как все же установить связь с частями нашей армии, которые определенно действуют где-то неподалеку. Я думаю, надо послать надежных связных. Может быть, найдется в отряде человек, который знает здешние места?
Млынский вынул из кармана гимнастерки маленький зеленого цвета конверт, на котором размашистым почерком было написано: "В штаб армии", передал его капитану Серегину.
– Предупредите связных, чтобы ни при каких обстоятельствах пакет не попал в руки врага.
2
Город притих, затаился. Только солдатский сапог стучит подковками по булыжной мостовой. Да слышится чужая речь:
– Шнелль!
– Хальт!
На главной улице шумно, но шум необычен. Врубаясь гусеницами в асфальт, медленно проходят танки, оставляя за собой синий шлейф удушающего дыма. Обгоняя танки, проносятся мотоциклисты.
На городской площади зловещей буквой "Г", так назойливо повторяющейся в ставшем всем известном сочетании – Германия, Гитлер, Геринг, Геббельс, высится виселица. На ней потемневшие трупы. Рядом здание двухэтажной школы. Оно обнесено высоким забором из колючей проволоки, к нему по столбам протянулась паутина разноцветных проводов: черных, красных, зеленых, желтых. Вдоль забора ходят часовые с надвинутыми на лоб касками.
В школе разместился штаб армии.
В актовом зале кабинет командующего армией генерал-полковника фон Хорна.
Интенданты постарались для командующего. Где-то разыскали старинный и преогромный письменный стол. Из городского музея привезли настольную лампу: высокий бронзовый Атлант держит над собой шелковый абажур.
Генерал фон Хорн – сухощавый, невысокий. Рядом с Атлантом кажется еще меньше. Его скрипучий голос в большом актовом зале едва слышен, но повелевает здесь он. Два слова в телефонную трубку, и от этих слов там, на другом конце провода, человек или озаряется улыбкой, или тяжко вытирает вдруг выступивший пот. Два-три слова бросают в атаку дивизии или поворачивают их туда, куда угодно ему, фон Хорну.
Генерал любит богатую обстановку, любит тепло, любит погреть у камина мерзнущие ноги, боясь признаться себе, что это уже старость. Саперы соорудили для него походный камин, а точнее, некое подобие камина. На броневой плите горят березовые поленья, над огнем железный колпак на стальных столбиках, дым вытягивает кривоколенная труба, сейчас выставленная в форточку. Маленькая подставочка для ног. Надоест сидеть с вытянутыми ногами, можно опустить их на пушистую медвежью шкуру. Адъютант раздобыл ее где-то в этом городе. Где – фон Хорна не интересует.
Генерал сидит в мягком кресле, откинувшись на спинку, слегка повернув голову влево, и через монокль с любопытством рассматривает картины, которые майор Крюге с помощью ефрейтора вынимает из большого ящика и водружает на специально изготовленную подставку.
Рядом с этим ящиком другой. В нем иконы в драгоценных окладах.
Командующий армией – страстный коллекционер русской старины с первых дней войны. Его вдохновил пример практичного генерала фон Рейхенау: прорвавшись с танками в Париж, он запустил руку в знаменитый Лувр. Кто-то растолковал фон Хорну, что русская старина ценится за океаном не меньше французской, за нее можно получить надежную валюту – доллары, и много получить, целое состояние; кое-какие картины могут стать украшением особняка в Берлине и виллы в Баварии – это сейчас модно.
Когда раздается телефонный звонок, Крюге поспешно снимает трубку, глядит на генерала и отчетливо произносит фамилию позвонившего. Чаще всего командующий чуть заметно отворачивает голову, не отрываясь от картины. Крюге отвечает в трубку сухим, официальным тоном:
– Генерал фон Хорн в войсках.
Иногда командующий, не поворачивая головы, протягивает левую руку. Крюге бегом подносит к нему телефонный аппарат. Генерал нетерпеливо выслушивает, отдает короткое приказание, бросает трубку на аппарат. Адъютант бегом относит телефон на место, на столик.
– Зер гут! – произносит фон Хорн, когда решает оставить картину для себя, не для продажи. Если раздается короткое "шнелль", адъютант передает картину ефрейтору, тот относит ее в другую комнату.
Неудовольствие генерала вызвала картина, названная художником, как, запинаясь, пояснил адъютант, "Неравный брак": невеста напомнила фон Хорну его Эльзу – такая же молоденькая, тоже красавица. Да и жених неприятно напомнил, что у него, у фон Хорна, такая же лысина, такой же длинный и красноватый нос, такие же дряблые щеки…