Мы вернемся
Шрифт:
По мундиру и погонам, по обстановке в кабинете, далеко не по-походному роскошной, Петренко догадался, что он предстал перед человеком высокого ранга. Здесь надо понравиться – и только. Тогда придут и доверие и карьера.
Вдруг охрипшим голосом выкрикнул:
– По вашему приказанию, господин генерал!..
И замолк, не зная, как называть себя в новом своем положении.
Не знал Петренко, и как он будет объясняться в этом кабинете, не владея языком своих хозяев.
Он не слышал – ковер скрадывал шаги, –
Фон Хорн вбросил в глаз монокль, окинул взглядом Петренко с ног до головы и спросил:
– Что он лепечет?
Переводчик ответил:
– Он вас приветствует, господин командующий!
– Хорошо! – коротко бросил фон Хорн. – Пусть он расскажет о себе…
Переводчик подошел к Петренко, сказал:
– Господина командующего интересует, кто вы. Рассказывайте. Все.
Долгими ночами, обдумывая побег и сдачу в плен, Петренко готовился к тому, что он им расскажет.
Кто-то ему говорил, или он где-то читал, что немцы сентиментальны. И Петренко начал:
– С большевиками у меня старые счеты…
– Зер гут! – одобрил генерал.
Что-то спросил по-немецки. Переводчик перевел:
– Генерал спрашивает, вы коммунист?
Петренко с таким возмущением замотал головой, что его льняные волосы рассыпались и закрыли лоб.
– Нихьт! – воскликнул он. – Коммунисты моего отца арестовали в тридцать четвертом году, добро наше отобрали, мельницу взяли, лошадь взяли, двух коров увели, хлеб выгребли… Я все это время, можно сказать, не жил, вас дожидался. Верил: придете, порядок наведете! Я рад, что нахожусь среди вас, потому как считаю немцев настоящими хозяевами.
Глобке посмотрел на часы.
– Осмелюсь напомнить, господин генерал, нам нужны сведения об отряде. Генерал Оберлендер ждет.
Фон Хорн согласился.
– О себе герр Петренко может и написать, разумеется, подробно, а сейчас нужно рассказать об отряде.
Петренко старался, как мог. Он рассказывал обо всем, что видел своими глазами, что знал от других. Говорил, стараясь не упустить мельчайшие детали.
Глобке разложил на столе топографическую карту и по ходу рассказа делал на ней пометки, фиксировавшие путь отряда Млынского и место его предполагаемой дислокации.
Петренко замолк. Фон Хорн соизволил улыбнуться.
– Зер гут, зер гут. Эти сведения нужны германской армии!
– Я выполнил свой гражданский долг, господин генерал! – радостно выкрикнул Петренко, выслушав перевод.
Фон Хорн на минуту задумался. Затем снял телефонную трубку и соединился с начальником гестапо.
– Я подготовил для вас находку. Незаменимый полицейский.
Петренко увели…
Фон Хорн обернулся к Глобке.
– С этим диким сыном степей все ясно. Вы жаловались, что гестапо не в силах справиться с энкаведистом! Как это
– Господин командующий, красных разведчиков именуют чекистами.
– Че-кист, – повторил командующий. – Впрочем, это все равно, что коммунист. Приведите его.
Ввели невысокого кряжистого человека в наручниках. Лицо сплошь в кровоподтеках. Выступала и свежая кровь. Он прихрамывал. От рубахи остались окровавленные клочья.
Фон Хорн сделал знак, чтобы сопровождавшие пленного гестаповцы покинули кабинет, пристально всмотрелся, желая увидеть глаза пленного, но увидел лишь едва заметные щелочки. "По глазам били", – подумал он и сказал по-русски:
– Садитесь!
Чекист опустился на стул возле стола. Переводчик встал за его спиной поодаль.
Фон Хорн заговорил неторопливо, делая паузы, чтобы переводчик успевал переводить.
– В глазах немецкой армии, немецких солдат, в моих глазах офицера вы – настоящий герой. Не каждый сумеет молчать на допросах в гестапо. Но каждой бессмыслице есть предел. Как мне вас называть?
– Мое имя Павел. По отцу Петрович.
– Итак, Павел Петрович, я пожелал поговорить с вами лично.
– Я очень тронут таким вниманием.
– Я хотел бы, чтобы вы поняли: с вами говорит командующий армией. Я полномочен отнять жизнь, полномочен подарить ее вам. Я за сотрудничество с разумными и твердыми людьми. Такими, как вы. Предателей мы презираем. Не верим им. Сегодня он предал вас, завтра предаст нас. Предатель – это гнусно. Вы, Павел Петрович, – не предатель. Вы сильный, разумный человек, которого выдал нам предатель. Я хочу с вами заключить союз. Мне докладывали, что вы все отрицаете, даже то, что отрицать не имеет смысла. Что вы на это скажете?
– Вы говорите о союзе, генерал. Какой же может быть между нами союз, если я в наручниках?
– Снимите! – приказал фон Хорн, указывая Глобке на наручники.
Полковник заколебался.
– Вы слышали мой приказ?
Вызвали гестаповца, он отомкнул замок и унес наручники.
Павел Петрович размял руки.
– Сигарету? – спросил генерал.
– Не откажусь. Давно не курил.
Фон Хорн подвинул резной ящичек с сигаретами. Глобке чиркнул зажигалкой. Павел Петрович с наслаждением закурил.
Генерал и полковник переглянулись. Фон Хорн самодовольно улыбнулся. Гестаповцы докладывали, что пленный чекист отказывался есть и курить.
– У меня к вам вопрос, – начал опять фон Хорн. – По нашим данным, вы были в этом городе начальником НКВД. На допросе вы это отрицали. Вас опознали… а вы по-прежнему все отрицаете. Где правда?
Павел Петрович усмехнулся. Усмешка его получилась косой из-за кровоподтеков.
– Да, генерал, я был начальником городского отдела НКВД.
Фон Хорн торжествующе взглянул на Глобке. И тут же задал вопрос: