Мы вернемся
Шрифт:
Генерал закурил трубку и попытался теперь уже на крупномасштабной карте района проследить маршрут отряда, определить его примерную дислокацию. Сделав все измерения, записав в блокнот нужные координаты, генерал направился на командный пункт. Его уже поджидали член Военного совета генерал-майор Голубь, его заместитель по тылу полковник Самохин и начальник Особого отдела армии полковник Куликов. В просторном блиндаже плавал табачный дым. Непрерывно звонили телефоны, стрекотали телеграфные аппараты.
Генерал Ермолаев поздоровался с товарищами и зашел вместе с ними в другую половину блиндажа, сплошь увешанную оперативными картами.
За столом
Командующий пояснил вошедшим:
– Я пригласил вас, чтобы посоветоваться по вопросу, суть которого изложит генерал Ермолаев.
– Сегодня ночью, – начал Ермолаев, – из тыла врага через линию фронта к нам прорвался красноармеец Иванов. По поручению своего командира, майора Млынского, он доставил донесение. Вот оно.
Генерал вынул из планшета вчетверо сложенный лист бумаги, развернул, поправил на переносице пенсне и стал читать:
– "Командующему армией генерал-майору Виноградову.
Члену Военного совета генерал-майору Голубь.
Докладываю, что двадцать восьмого августа сего года на участке нашей дивизии немцы ввели в бой крупные силы танков и мотопехоты. Наступление активно поддерживалось с воздуха. Несмотря на героическое сопротивление наших частей, противнику удалось прорвать оборону в центре, глубоко вклиниться в наши боевые порядки и ударить с тыла по обоим флангам, изолированным друг от друга. Потеряв связь между собой, подразделения дивизии оказали отчаянное сопротивление попыткам противника полностью уничтожить их. В неравном бою, продолжавшемся трое суток, погиб почти весь командный состав дивизии. Оставшиеся в живых красноармейцы и командиры под покровом ночи прорвались в лес, сохранив оружие и знамя дивизии. Из бойцов дивизии и других воинских частей, сражавшихся на подступах к городу, сформирован отряд в семьсот человек. Разработан план боевых действий в условиях гитлеровского тыла, но отряду не хватает боеприпасов, медикаментов и продовольствия. Радиостанция имеется, но нет питания. Из надежных источников нам известно, что немцы прознали об отряде и готовятся его уничтожить. Гитлеровских захватчиков встретим достойно. Победим или умрем, как солдаты советской родины.
Ждем указаний и возможной помощи.
Командир отряда Красной Армии майор Млынский.
Начальник штаба капитан Серегин.
Заместитель командира отряда по политчасти политрук Алиев".
Генерал Ермолаев продолжил:
– Я должен добавить. Связных было двое: красноармеец Иванов и сержант Бондаренко. При переходе линии фронта сержант, по всей вероятности, погиб… Прикрыл товарища. Ценой своей жизни.
Тиканье стенных часов отбивало в ушах молотком – тяжелым, звонким. Тишину нарушил командарм.
– Отряду Млынского нужно помочь. Срочно. Давайте обсудим, как это сделать лучше.
Генерал Ермолаев откашлялся, отпил глоток крепкого чая, внес предложение:
– Точные координаты отряда нам неизвестны. Перебросить все, в чем нуждается отряд, по воздуху – рискованно. Можем немцам услугу сделать. Я предлагаю в район вероятного нахождения отряда выбросить разведывательную группу с задачей: найти его и передать точные координаты. Установим связь, решим, что делать дальше.
– Лесной массив большой. К тому же там немцы рыщут, – вставил командующий, желая тем самым подчеркнуть сложность задачи.
Заместитель по тылу полковник Самохин понял по-своему реплику командарма и, как всегда, поспешил высказать свое мнение:
– Разведгруппу? Искать в поле, то бишь в лесу, ветра? – И безапелляционно: – Считаю, что мы должны немедленно сбросить на парашютах все, что просит Млынский. Организованная сила в тылу врага – это как раз то, что нам нужно.
– Слов нет, отряд Млынского нужно поддержать, – вмешался командарм, – а вот куда товарищ Самохин собирается сбрасывать оружие и медикаменты, непонятно. Гарантия у вас есть, что все попадет нашим, а не немцам? Такой гарантии ни я, ни вы, да и никто из нас дать не может. Поэтому повторяю: отыскать отряд, установить с ним надежную связь – это сейчас главная задача. Война – не игра в солдатики. Сегодня мы еще можем сделать это. Завтра, возможно, будет уже поздно. Далеко уйдем от места этого, лесов этих.
Командарм закурил папиросу, затянулся, помолчал немного. В эту минуту он смотрел добрым, полным доверия взглядом на начальника Особого отдела армии. Все поняли, кому командующий хочет поручить это задание.
– Дело это тонкое, я не говорю трудное. Не то слово, – сказал он, – Поэтому его поручить надо чекистам. Как, товарищ Куликов?
– Может, подключим и начальника штаба? – предложил Куликов.
– Подключите, кого считаете нужным, – согласился командарм.
Михаил Степанович возвратился к себе, сел за стол, взял чистый лист бумаги.
"Любимая моя Наташенька! – начал он письмо дочери. – Мы ведем беспрерывные бои с врагом. Обещаю: после победы – а мы ее обязательно завоюем – никогда не разлучаться.
На нашем участке фронта из тыла противника пытался пробиться твой друг сержант Бондаренко. Я пишу "пытался", потому как пробиться к своим ему не удалось. Что случилось с ним, пока неизвестно. Через бойца, которого он прикрывал огнем на линии фронта, Бондаренко передал мой портсигар, да, да, мой, я не ошибся, а в нем лежала записка тебе. Каких чудес только не бывает! Ума не приложу: как мой портсигар попал к Бондаренко? Реши эту загадку. Это не упрек, это естественная попытка найти ответ на то, что… Впрочем, дело это не мое.
И портсигар и записку я направляю тебе. Береги их. Если что узнаю о Бондаренко, немедленно сообщу.
Целую тебя и маму".
10
Пожилой генерал, его молодая супруга, конечно, хорошенькая, и адъютант генерала, разумеется, также молодой и красивый – извечная тема для шуток, давно ставшая банальной. Впрочем, надо знать, где шутить. В состоятельных кругах, где поклоняются золотому тельцу, эта тема запретна. Затрагивать ее по меньшей мере бестактно, убедительное свидетельство плохого воспитания.
Эльза была единственной дочерью Адольфа Плейгера – крупного финансиста, совладельца нескольких банков, владельца сталелитейного завода. Плейгер любил дочь, не ограничивал ее ни в чем, на очень сожалел, что нет сына – некому будет передать "дело". Не удивительно, что он часто задумывался, кто же войдет в его дом зятем?
Эльза росла в том узком привилегированном кругу, быт и нравы которого оберегало от любопытных взглядов само правительство, считавшее, что оно тем самым сохраняет общественные устои. Репортеры допускались только до парадных дверей. Им разрешалось писать о династических браках, женских нарядах, приемах. Проникнуть дальше, приоткрыть завесу они и не пытались, прекрасно зная, что ни одного правдивого слова в печати все равно не появится, а безработица обеспечена.