Мы вернемся
Шрифт:
– Что поделаешь, господа. В этой дикой стране фронт повсюду. Но мы еще успеем поговорить о служебных делах, а сейчас я приглашаю вас поужинать по-походному. – И фон Хорн распахнул дверь в комнату отдыха, где гостей поджидал богато сервированный стол.
Довольно большая доза отличного французского коньяка Камю сняла спесь с гестаповцев. Они расстегнули мундиры, стали доверительно рассказывать о положении в странах-союзниках Германии, о курсе акций на берлинской и лондонской биржах, о том, что в фатерлянде плохо с питанием, на продукты, даже на пиво, введены карточки. Немало было сказано такого, что фон Хорн
Как только опорожнялась очередная бутылка, фон Хорн незаметно для гостей нажимал на кнопку – она была скрыта под столом, и в комнату, улыбаясь, тотчас же входила пышная белокурая девица. Она заменяла пустую бутылку коньяка на полную, наводила на столе порядок. Делала все непринужденно, и всякий раз находила возможность прикоснуться к плечу Отто Кранца упругой грудью. Кранц не остался равнодушным к этим приятным случайностям.
– Как попала в штаб эта миловидная девица? – спросил он фон Хорна, когда та скрылась за дверью.
– Марта из Германии, – ответил генерал, довольный, что его горничная приглянулась Кранцу. "Это недурно, – думал генерал. – Марта мне предана…"
Фон Хорн старался лишь делать вид, что пьет. Наблюдал. Присматривался. Произносил много тостов: за великого фюрера, фатерлянд, гостей. Они становились откровеннее. Верхом откровения были слова Груммана. Раскрасневшийся Ганс встал и, обращаясь к генералу, сказал:
– О вас, господин генерал, в ставке ходит много разных слухов. Их породили ваши последние неудачи. Наряду с другими делами нам поручено разобраться и с этим. Найти причины, так сказать…
Фон Хорн, поймавший себя на мысли, что предчувствия не обманули его, попытался сказать что-то, но Ганс замахал руками, потребовав внимания к себе.
– Сегодня я и Кранц видим, что вы, генерал, настоящий немец.
– А-ариец, – не сразу выговорил Кранц.
– Да, да, настоящий ариец, – громче прежнего продолжал Ганс. – За вас, генерал, за прекрасную Эльзу фон Хорн, вашу супругу, я предлагаю тост.
Все встали.
Взрыв огромной силы потряс комнату.
– В убежище! – закричал командующий и первый бросился к выходу.
12
Принимая решение разместить отряд на северных высотках, Млынский надеялся дать отдых бойцам. Все шло так, как было задумано, и все же операция "Стальное кольцо" стоила отряду потерь.
Попав в ловушку, каратели отступили. Надолго ли? Не начнут ли они немедленно новую атаку? Млынский не мог ответить на это, и пришел к выводу – сделать все возможное, чтобы обезопасить отряд. До наступления темноты нужно было надежно укрыть людей от авиации, изучить все подходы к высоткам, организовать на подступах скрытые посты, по возможности разведать, какими силами противник прикрывает дороги, ведущие в Черный лес. Млынский считал, что надо уходить в Черный лес немедля, этой ночью, а затем несколькими многокилометровыми бросками подтянуться к линии фронта.
Серегин и Вакуленчук проинструктировали разведчиков, условились о сроках выполнения задания. Вместе с другими в разведку ушли матрос Потешин и боец Петров, хорошо знавшие эти места.
Стоял на редкость погожий день. Немцы ничем не дали о себе знать. Что они скажут завтра?
Едва занялась зорька, появилась авиация противника. В разных направлениях над лесом проносились самолеты-разведчики. Они опускались так низко, что порою казалось – вот-вот заденут за верхушки деревьев.
Опасаясь, как бы самолеты-разведчики, "рамы", не обнаружили отряд, Млынский поручил мичману Вакуленчуку отвлечь их внимание с помощью ложных огневых точек. Мичман был большим мастером по таким операциям. Он быстро отобрал матросов и красноармейцев, захватил два зенитных пулемета, ленты с трассирующими пулями, ящик ракет, ручные гранаты, и его группа пошла на задание.
Густыми зарослями орешника бойцы пробрались к южной высотке, что километров в двенадцати от отряда, и принялись за работу. Выбрали удобную позицию для пулеметов. Один установили на северном склоне, другой – на южном. Подготовили в разных местах надежные укрытия для себя. Только мичман объявил перекур, над ними повисли две "рамы".
– По самолетам противника – огонь! – скомандовал Вакуленчук.
"Рама" припала на правое крыло и, оставляя черный шлейф дыма, спланировала к подножью высотки. Второй самолет отвалил в сторону. Вскоре на южную высотку гитлеровские летчики сбросили тонны бомб, но группа Вакуленчука уже успела уйти, захватив летчика.
Пленный летчик показал Млынскому, что в верхних кругах операцию "Стальное кольцо" считают проваленной, что генерал Оберлендер намерен бросить на борьбу с партизанами все свои резервы; среди летчиков его части ходит упорный слух, что, если с отрядом Млынского в ближайшие дни не будет покончено, на карьере Оберлендера надо ставить жирный крест.
На вопрос, чем объяснить активные действия самолетов-разведчиков, пленный показал, что командованию стало доподлинно известно, что отряду Млынского удалось своевременно уйти из района топей Черного леса, не попасть под необыкновенно меткую обработку авиацией и артиллерией этого района. Вот почему воздушная разведка, служба абвера, СД и гестапо сейчас заняты одним: выявить местонахождение отряда во что бы то ни стало.
Было ясно, что боя не избежать.
Млынский созвал командиров. Порешили, что уходить некуда, надо еще глубже зарыться в землю.
Млынский и Алиев обошли позиции артиллеристов, предупредили, чтобы они вели только прицельный огонь, экономно расходовали снаряды. Затем спустились с высотки и проверили, как идет минирование подходов. Прошли по окопам, поговорили с бойцами. Красноармейцы, видя их вопросительные взгляды, говорили: "Не впервой!..", "Выстоим!..", "Отступать-то все равно некуда!.."
Один за другим возвращались разведчики. Они докладывали, что немцы подтягивают солдат и танки к дорогам, ведущим к северным высоткам. По общему мнению разведчиков силы противника не так уж велики. Правда, точными данными никто из них не располагал.
Последним возвратился Петров. Он шел напрямик только ему ведомыми тропками. Торопился, потому что по его наблюдениям выходило, что немцы должны начать наступление вот-вот.
Млынский отдал команду – всем занять свои места, приготовиться к бою. Оставшись один, достал из планшета блокнот и размашистым почерком стал писать: