Мы вместе были в бою
Шрифт:
Группа разведчиков «Ветер с востока» существовала до той поры, когда партизанский отряд влился в Советскую Армию и все они, как советские солдаты, двинулись по землям Европы. Но и там, в победном походе, группа бывших партизан тоже называла себя «Ветер с востока». Теперь победа одержана, но боевая романтика останется при нас: со словами, с которыми пали смертью героев товарищи, уничтожая проклятых врагов, — с этими самыми словами Стахурский будет поднимать теперь из пепла и руин разрушенные захватчиками города и села отчизны.
Как сказала Мария: «Ты ведь инженер?»
Да, он инженер-строитель в мирной жизни и сапер —
Стахурский лежал, телу его было тепло и уютно, но беспокойство уже вошло в его душу. Мысли его то плыли безмятежно, как это тихое утро в гостинице после войны, то неслись бурно и напористо — как на войне.
В детстве у Стахурского была, как у каждого, излюбленная мечта. Может быть, она и определила его призвание. В этой заветной мечте Стахурский всегда видел себя пионером, странствующим по девственной земле. Он пересекает бурные моря, плывет на лодке в устья неоткрытых еще рек и углубляется в непроходимые леса. Он рубит девственный лес, выкорчевывает пни, строит дома — и среди лесов вырастает новое поселение! Такое же чувство появлялось у Стахурского и позже, когда он на молодежных воскресниках вместе с товарищами рыл первый котлован и на его глазах рос первенец сталинских пятилеток — Харьковский тракторный завод.
Детским мечтам пришла на смену зрелая романтика молодого поколения революции: мы первые строители социализма!
Стахурский быстро встал и вышел на балкон. Чудесное сентябрьское утро искрилось и играло на всем окружающем — на стеклах окон, телеграфных проводах, влажном от ночной росы асфальте и на исковерканных железных балках, грудами лежавших среди развалин.
Промышленность надо восстанавливать прежде всего… Сейчас он пойдет в трест и попросит направить его в Криворожье, Донбасс или Харьков. Он может быть прорабом на любом строительстве. Он соорудил десятки мостов через реки между Карпатами и Дунаем — по ним прошли главные силы армии-освободительницы. Теперь он может поехать на Днепрострой и принять участие во вторичном возведении самой большой в мире железобетонной плотины, через которую пройдут главные силы армии-строительницы. И здесь он тоже должен быть впереди, ибо он — сапер революции!
Стахурский подумал, что прежде всего надо пойти в отдел кадров ЦК партии, там он получит самое правильное назначение.
Он вернулся в комнату и подошел к умывальнику.
Но вода из крана не текла — водопровод еще не подавал воду на пятый этаж. Пришлось умыться из допотопной жестянки, висевшей на стене рядом с краном.
Стахурский наскоро умылся под неудобной капельницей, вода из которой журчала, как из испорченного самоварного крана. Домашний комфорт отступил на много лет назад. Боже мой, одних водопроводных труб надо уложить тысячи километров вместо взорванных гитлеровцами во время войны!
Стахурский надел китель и вышел с твердым намерением отправиться в ЦК.
Но когда он очутился под каштанами Владимирской улицы, в скверике у Золотых ворот, около театра оперы и балета, — в местах, овеянных романтикой студенческих лет, — он не выдержал и повернул вправо на улицу Ленина. Надо пройти по ней три квартала, свернуть налево — и там на тихой улочке находится его институт. Он должен хотя бы одним глазом взглянуть на него…
Многоэтажное здание института сверкало стеклами широких окон. Стахурский с замершим от волнения сердцем, как в те дни, когда он шел сюда сдавать государственный экзамен, толкнул массивную дверь.
В первые мгновения после яркого света улицы он ничего не разобрал в сумерках вестибюля.
— Вы к кому, товарищ офицер?
Никифор Петрович Шовковничий! Стахурский сразу вспомнил имя, отчество и фамилию, и ему стало стыдно: за четыре года войны чего он только не вспоминал из довоенной жизни, — Никифора Петровича Шовковничего, институтского швейцара, он так ни разу и не вспомнил!
Когда глаза Стахурского привыкли к сумраку, он увидел, что Никифор Петрович нисколько не изменился — голова, так же как всегда, острижена коротко, усы по-шевченковски опущены вниз, на тщательно выбритый подбородок. Он по-прежнему одет в старый матросский бушлат. Но, присмотревшись, Стахурский заметил и перемены: бушлат износился, выцвел, черную голову посыпал снежок седины, а усы совсем побелели.
— Никифор Петрович! Здравствуйте!
Швейцар насупил густые, кустистые брови и вопросительно взглянул на стоявшего перед ним офицера.
— Не узнаю, — глухо сказал он, и теперь Стахурский услышал, что и голос старика стал глуше, чем до войны. — А вы кто будете? Не из наших студентов?
— Из студентов, Никифор Петрович. Моя фамилия Стахурский, — и он потряс руку старого швейцара.
— Ну, как же! — с уважением сказал Никифор Петрович, — аспирант кафедры строительных конструкций профессора Карпинского. Милости просим! — Он широким, приглашающим жестом показал — но не на лестницу в институт, а на низенькую дверь в швейцарскую комнатку и сам пошел впереди. Стахурский последовал за ним. Это был первый родной киевлянин, которого он встретил после войны.
— Ну как же вы, Никифор Петрович? Что, как?
— Обо мне речь впереди, — вежливо ответил швейцар. — Вы как? Отвоевались? И грудь в орденах? Милости просим! — он толкнул дверцы и посторонился, пропуская Стахурского вперед.
Комнатка Никифора Петровича была точно такой же, как и до войны: железная койка, столик около окна, два табурета и шкафчик-комодик у стены. В углу стояли свернутые флаги, которыми в праздничные дни украшали вход в институт.
Чувство возвращения в родной дом, радостное ощущение нерушимости родного очага охватило Стахурского. Это было невыразимо приятное и утешительное чувство.
Никифор Петрович тем временем возился в своем шкафчике-комодике. Он вынул бутылку и две рюмки, налил их доверху и протянул одну Стахурскому.
— Добро пожаловать! — торжественно промолвил он, наклонив голову так, что седые усы легли ему на грудь.
— Никифор Петрович, — удивился Стахурский, — вы же непьющий?
— Непьющий и есть, — с достоинством ответил Никифор Петрович, — но вы ведь вернулись с войны, так что считаю своим долгом встретить, как положено, на пороге, чтобы все было благополучно. Здоровья вам и успеха в дальнейшем житье-бытье! С победой вас и наступлением мирного времени!