Мы восстанем завтра

Гончар Анатолий Михайлович

– Что, совсем плох? – Если Зяблова и огорчила услышанная новость, то на чертах лица его это не отразилось.

– А-а-а, – отмахнулся Минаев, у которого отношения с подполковником Куличкиным как-то не заладились. – К чертям его.

– Точно, – согласился комбат семь. – Давай лучше перекусим, а то когда еще…

– Не сейчас! – запротестовал Петрович, и старший лейтенант его поддержал.

– Десять минут, бойцов распределим, – пояснил Ведерников и пообещал: – Сектора определим и вернемся.

– Да еще и Бородин этот. – Минаев упомянул командира двух объединенных рот, – с ним надо в связь войти.

– Тогда

валяйте, – не стал настаивать на своем предложении Зяблов, – но не задерживайтесь.

– Мы быстро, – пообещал Минаев, и они покинули пределы уютной квартиры, занимаемой Зябловым.

Линия обороны северной части города являлась линией лишь условно, на самом деле образуя некую опрокинутую на бок усеченную пирамиду, основанием которой являлась траншея, вырытая поперек улицы и занимаемая группой Минаева, откуда вправо-влево навстречу противнику разбегались позиции ополченцев, расположенные в многочисленных многоэтажках. Плавно изгибаясь, они постепенно закруглялись и выравнивались в прямую линию. Предполагалось заманить передовые подразделения противника как можно глубже и уничтожить, после чего группе Минаева следовало покинуть траншеи, переместившись в близлежащее здание.

На то, чтобы поставить задачи всем и вся, ушло гораздо больше времени, чем десять минут, но в конце концов все вопросы взаимодействия оказались утрясены, и троица отцов-командиров (к Ведерникову и Минаеву присоединился закончивший возиться с техникой Антон Павлович) вернулась в «апартаменты» Зяблова.

– Вот и мы, – возвестив о своем появлении, старший лейтенант, войдя в комнату, скинул рюкзак, вытащил оттуда паек, полбулки хлеба и целую палку сырокопченой колбасы.

– Раритет! – Радостно осклабившись, он потряс ею перед носом новоявленного комбата.

– Это точно! – согласился Зяблов, в свою очередь выкладывая на стол имевшиеся у него продукты. Варежка Минаева отвалилась вниз сразу.

– Офигинеть! – с придыханием выдавил из себя он. – Вот это да! – А на столе было на что поглядеть – пять сортов колбасы, и каждый не чета минаевской «сырокопченой», три банки шпрот, две банки черной и три банки красной икры и прочее, прочее. Складывалось впечатление – Леонид Сергеевич собирался закатить знатный пир. – Я балдею, и это все можно сожрать?

Комбат семь кивнул.

– Нет, это же надо, вот это я понимаю… – Костя аж присвистнул.

– Разрешите поинтересоваться, – встрял в процесс восхищения Петрович, – откель такое богатство?

– Я, понимаешь ли, Виктор свет-Петрович, двадцать лет преуспевающий бизнесмен – миллионер, так сказать, долларовый. Сами понимаете, старые навыки не пропьешь. У меня дома подвальчик – заначка на черный день, так сказать. Вот пригодилась. Выгреб. Большую часть своим добровольцам «доппайком» раздал, а это себе и для гостей оставил. Все законно, чин по чину. Так что, дорогие гости, не стесняйтесь, присаживайтесь к столу. – Увидев, как Павлович полез в свой рюкзак, комбат семь, показывая на стол, запротестовал: – Куда еще? Здесь и так за глаза! Ешьте, пейте! – С этими словами он выудил из рюкзака две двухлитровые пачки сока и пяток пластиковых стаканчиков.

– Вот ведь. – Петрович изобразил на лице досаду. – Говорил я отцу Андрею – пойдем со мной, пойдем со мной, а он ни в какую.

– Отец Андрей? –

заинтересовался Зяблов. – А это не тот ли священник, что в первые же часы мятежа отобрал у какого-то ваххабита оружие и, захватив еще троих в плен, притащил их в бригаду через весь город?

– Он самый, – подтвердил Минаев. – Только не троих, а пятерых. А потом еще и с группами работал. Я его к Антон Павловичу прикомандировал. Раньше все в рясе геройствовал, сейчас переоделся в камуфляж, лычки сержантские нацепил, автомат, нож, разгрузка, все как полагается, разве что бороду не сбрил да крест серебряный на цепи болтается.

– Хороший батюшка! – с легкой улыбкой заметил Зяблов.

– А то! – присоединился к разговору Антон Павлович. – Говорят, грехи отпускал ваххабитам на раз… перед смертью…

Упоминание смерти как-то сразу заставило всех умолкнуть. Антон Павлович потянулся к банке со шпротами и, видимо, чтобы заполнить образовавшуюся паузу, заметил:

– А ты ничего так подготовился!

– Привык жить с комфортом. Почему бы с комфортом и не умереть?

– Ты погоди умирать! – замахал на него руками Минаев, которого подобная перспектива – потерять командира соседей – вовсе не радовала.

– Старлей прав, – поддержал группника Петрович. – К тому же, Сергеевич, поверь моему слову, умереть с комфортом на войне не получится. Быстро можно, комфортно нет. Как ни изворачивайся, все равно кровь, грязь, вонь. Так что… – Петрович замолчал и, взяв пачку сока, начал разливать ее содержимое. Закончив, он приподнял стакан, улыбнулся окружающим. – Так сказать, тост… – Пауза. – Я хочу выпить за то, чтобы выпить в таком же составе, празднуя нашу победу! – И протянул вперед руку, приглашая чокнуться. Стаканы в других руках поднялись навстречу. Едва напиток был пригублен, как в квартиру влетел приданный к ополченческому батальону радист:

– Командир, «хоббиты»! – выпалил он с ходу.

– Где? – Расплескав из стакана недопитый сок, Минаев вскочил на ноги.

– Близко, наблюдатели передали, минут через пять-семь ваххабиты будут здесь. Их там тьма!

– Вот и пожрали! – Петрович с тоской взглянул на лежавшую перед собой снедь, без зазрения совести стянул со стола палку колбасы и, подмигнув Зяблову, направился к выходу. Леонид Сергеевич вздохнул, одним глотком допил остатки сока, кивнув на продукты, радушно скомандовал:

– Разбирайте!

– Можно? – Костик потянулся к банке с черной икрой, хозяин продуктов кивнул, Костик разохотился, взял в довесок к икре банку шпрот и палку колбасы, после чего бегом выскочил за дверь. Оставшийся в комнате Антон Павлович отрезал кусочек колбаски, кинул его в рот, пожевал.

– Слегка жирок прогорк, – высказал свое мнение о качестве, проглотил, запив еще одним стаканом сока.

– Не торопишься? – усмехнулся Зяблов, глядя на неспешные манипуляции старого вояки.

– А куда торопиться? Бегущий старый солдат в мирное время вызывает смех, а в военное – панику, – слегка переиначил он поговорку про прапорщика. – Пять минут – уйма времени. Мои орлы плечо к плечу с твоими. Тут идти полторы минуты от силы. Минута спрятаться и снять автомат с предохранителя. Так что минуты две с копейками у меня есть. – Отвечая, Павлович встал, пожал протянутую руку и все еще неспешно пошел к выходу. Подошел к двери, слыша, как за спиной поднимается из-за стола Леонид Сергеевич.