Мы все были солдатами
Шрифт:
Продолжает колхозница:
— Ну, и страшно стало оставаться з ворогом. Як фронт пидийшов до нас, бросылы мы все. Идемо в Дударково до родычей, да бачите, покы йшлы, хлопчика Ивана поховалы…
На ее глазах появляются слезы…
— Нимець з самолету вбыв, та и мене раныв.
— Скорей бы на фронт! — раздается голос десантника, — рассчитаться с фашистами.
— Думаемо переждать, — говорит колхозник, — поки Червона Армия одгоне нимця вид Киева…
— Дойдемо до своих, — говорит девушка, — повернусь до миста, запышусь на курсы санинструкторив, а потим на фронт. Хоть що-небудь
И вновь катится тележка по полевой дороге. Когортой богатырей стоит рота в развернутом строю. Суровы лица бойцов. Силой веет от них. И кажется, что десантники прикрывают собой идущих по пыльной дороге людей с тележкой, села, поля и рощи до самого горизонта…
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
В ПЕРВЫХ БОЯХ
Юго-Западный фронт. Ночью над Киевом зарево пожаров. Луна. Темно-синее южное небо. Яркие звезды. На переднем крае редкий минометный и пулеметный огонь. Вверх часто поднимаются вражеские ракеты. Вместе с бригадный разведчиком старшим лейтенантом В. Ф. Бакаем и молоденьким командиром взвода, выделенным для связи от второго батальона, мы идем на передовую.
— Как воевалось, лейтенант?
— Познакомились, товарищ майор! Дали им как следует, — хотя и нам, конечно, досталось!..
Мы обгоняем подносчиков боеприпасов и термосов с пищей. Сняв пилотки, проходим мимо отрытой братской могилы — возле нее длинный ряд погибших. В зыбком свете луны видны воронки, убитые гитлеровцы в оставленных траншеях, а перед ними кое-где и наши десантники…
— Батальонный медпункт, — поясняет лейтенант, — когда мы поравнялись с замаскированной ветками палаткой. Невдалеке от нее просматриваются силуэты раненых.
— Осторожней, Веревкин! — слышен знакомый голос врача санитарной роты Галевской.
Наверное, идет эвакуация. Мы останавливаемся.
— Здравствуйте, Нина Николаевна!
— Здравствуйте! — как-то очень устало говорит она.
В памяти возникло яркое, сияющее утро 15 июня. Вместе с комбригом В. Г. Жолудевым мы идем к самолету. По дороге заходим на контрольный медпункт.
— Познакомьтесь, Нина Николаевна! Это наш начальник штаба, — представляет меня Виктор Григорьевич. — Осмотрите его повнимательней. У него — первый прыжок…
Подходит Галевская.
— Сумеете эвакуировать раненых своим транспортом, или нужна помощь?
— Сумеем!
И после небольшой паузы продолжает:
— Совсем немного времени прошло, а как все изменилось. С начала войны я была как в тяжелом сне — что будет с нами? Но сегодня, в первом бою насмотревшись на убитых и умирающих, послушав, что говорят раненые, я поняла, что прежняя жизнь вернется, наверное, не скоро, но обязательно вернется…
Мы идем дальше. У небольшой, заросшей кустарником высотки лейтенант останавливается:
— Наблюдательный пункт батальона!..
— Поговори с десантниками! — напутствую я В. Ф. Бакая, идущего в роты, — они расскажут тебе многое из того, что надо знать нам в боях с фашистами…
— Командир второго батальона! — представляется подошедший капитан А. С. Галанов.
— Хотя и не очень хорошо видно, давайте, Александр Семенович, уточним ваше
По узкому, наспех отрытому ходу сообщения мы выходим на наблюдательный пункт. Галанов ориентирует по местности, показывает основной ориентир, наш передний край и противника, границы батальона, боевой порядок, исходное положение для наступления и заданный рубеж.
— Когда же вы уточните задачи подразделениям на местности? Разведаете цели для подавления? Приказ ведь получили затемно…
— Наблюдение будем вести всю ночь. На рассвете уточним задачи и цели…
— Ну что ж, — другого здесь не придумаешь…
Из темноты появляется комиссар батальона старший политрук Г. С. Спивак.
— Как настроение у десантников?
— Настроение бодрое — первый бой и первый успех. Но потери большие. Сколько товарищей и друзей мы потеряли. Мне кажется, что за сегодняшний день я стал старше на много лет… Не знаю, может быть, позднее мы будем воспринимать это несколько иначе?..
— И я думаю о погибших, — говорит Галанов, — ценой своей крови и жизни остановивших врага…
Стало тихо. Не сговариваясь, мы почтили память погибших минутой молчания. Через четыре дня А. С. Галанов был тяжело ранен, а Г. С. Спивак убит.
…На наблюдательном пункте комбриг В. Г. Жолудев, комиссар П. Я. Назаренко и я. Над полем боя висит жаркое солнце. От дыма и пыли в сухом нагретом воздухе стоит багровое марево.
Наступило короткое затишье. Гитлеровцы ведут методический артиллерийский огонь, перемежая его огневыми налетами. Подошел начальник разведки В. Ф. Бакай и доложил, что командир 147-й стрелковой дивизии полковник С. К. Потехин, которому тогда оперативно подчинялась бригада, вызывает комбрига и начальника штаба на свой наблюдательный пункт.
— Павленко! — сказал Жолудев стоящему невдалеке начальнику артиллерии. — Останешься за меня! — И мы тронулись.
По пути к комдиву надо было пройти через большой открытый участок, пересекаемый гравийной дорогой. Укрытий здесь не было. На всем пространстве рос только мощный дуб с широкой кроной.
— Видимо, дуб, — сказал я, — служит немцам ориентиром. Этот участок они держат все время под огнем.
В этот момент начался минометный налет. Мины с каким-то чавкающим треском рвались со всех сторон. Воздух наполнился гарью и свистом осколков. Мы бросились к дереву, надеясь за его стволом найти укрытие. Казалось, что и страха нет, только до предела обострился слух. По шороху мин в воздухе мы старались определить место их падения и сразу бросались на другую сторону дуба. Так продолжалось минут пять. Со стороны это могло казаться игрой в прятки с кем-то невидимым. То была «игра» со смертью…
Наконец налет кончился. С облегчением вздохнув, мы посмотрели друг на друга. Пилотки нахлобучены, пот ручьями катится по лицам. Обмундирование сбилось набок, кобуры с пистолетами где-то сзади, воротники расстегнуты… Это было и смешно и грустно…
— Заправимся! — сказал Жолудев, а потом добродушно добавил. — Ну и бегаешь ты, начальник штаба, здорово!
— Так ведь отставших бьют, — ответил я в тон ему. — Мы оба засмеялись. Потом, подойдя ближе к дубу, осмотрели его ствол. Со всех сторон он был свежеизрешечен осколками.