Мы всякую жалость оставим в бою…

Наша часть формировалась в Палермо. По гвардии Дуче был объявлен приказ. Требовались помощь нашим русским друзьям и единомышленникам. Им сейчас приходилось тяжело — шли жестокие бои на Востоке. Японцы и китайцы лезли, словно взбесившись, и не считаясь ни с какими потерями. Особенно японцы. Этих то понять можно было: сами они в боях участвовали редко, гоня перед собой толпы китайских солдат. Подкрепляя их энтузиазм рисовой водкой и заградительными пулемётами позади шеренг. Поскольку я служил в элитной дивизии «чернорубашечников», то нам иногда говорили больше, чем остальным итальянцам. Иногда даже показывали кинохронику, снятую под пулями отчаянными кинооператорами из русских рот пропаганды. Даже на экране это выглядело жутковато: груды мёртвых тел, самоубийцы-камикадзе, с минами на бамбуковых шестах, беспрерывные цепи наступающих, перемалываемые на жерновах русских укреплений. Резня на Востоке шла жуткая. Если бы не генерал Слащёв, перешедший к активной обороне, русские укрепления просто завалили бы горами мёртвых китайских тел, закрыв сектора обстрела. А отборные японские части прорвались в глубь Сибири и лишили бы наш Союз новейших заводов и богатых ресурсов. Сдача Дальнего Востока была смертельной для нашего нового Союза. Это понимали

все, и русский Верховный Правитель, и германский Фюрер, и наш Дуче. Поэтому все старались облегчить ношу русского союзника, чем только могли. Фюрер, например, отдал почти половину своих полугусеничных тягачей, лишая германскую армию мобильности. Часть его транспортной авиации так же в поте лица трудилась на Дальнем Востоке, снабжая обороняющиеся из последних сил части всем необходимым. По темноватым слухам, упорно циркулировавшим в наших войсках, в боях принимали участие и германские добровольцы. Самое главное, что, несмотря на то, что львиная доля ресурсов шла на нужды войны, Верховный Правитель выполнял практически все взятые на себя Союзным договором обязательства. Бесперебойно в Италию поступали топливо, сталь, алюминий, удобрения. Так что, когда был кинут клич: Поможем русским братьям, — откликнулись многие. Причём, очень многие! Добровольцев было столько, что пошли Дуче в Россию всех желающих, итальянским женщинам пришлось бы искать себе мужей за границей…

Мне — повезло. Я попал во вновь формируемую часть, особую фашистскую дивизию «Джузеппе Гарибальди». В её состав входили два мотострелковых полка, танковый полк, артиллерийский полк, части снабжения и обеспечения. Со всей благословенной Италии было собрано лучшее, чтобы не ударить лицом в грязь перед союзниками: наши лучшие танки, лучшее стрелковое оружие, новейшие пушки. Все солдаты прошли строжайший отбор по физическим и политическим качествам. Это были отборные бойцы. В своей новёхонькой оливково-зелёной форме, в ботинках на тройной подошве ребята выглядели просто великолепно. Напутствуемые лозунгами и речью самого Дуче, летним июньским вечером мы погрузились на специальное судно и отправились за славой, как нам казалось. Врезались в память слова из прощальной речи Муссолини: не посрамите славу ваших великих предков, основавших величайшую в мире империю! Будьте их достойными преемниками! Вся Италия, весь мир, и я, Дуче, смотрю на вас! Вперёд, мои верные чернорубашечники, вперёд, к славе и подвигу!..

Впрочем, мы и без подобного напутствия были полны решимости помочь русским. К России нас отношение особое ещё со времён национального героя, чьё имя носила наша славная дивизия. Все мечтали о том, как покажут, на что способны потомки римских легионеров, о том, как разнесут вдребезги этих желтокожих. Мечты, мечты…

Хотя вначале всё шло хорошо. Более того, нам даже очень понравилось, когда вместо четырёх положенных рыбных дней в неделю нас стали кормить до отвала, как только мы пересекли границу России. Едва мы выгрузились в Одессе, как нас сразу перегрузили в поезд, и мы двинулись на Восток. Русские не теряли ни минуты. Те из нас, кто подцепил морскую болезнь, ещё не успели прийти в себя на твёрдой земле, как оказались в вагонах. Ехали мы долго. Даже успело надоесть. Зато собственными глазами убедились в правоте тех, кто говорил о бескрайних просторах России. Пейзажи за окнами казались нескончаемыми. Степи, леса, рощи… Огромные города. Индустриальные пейзажи. Страна казалась просто бесконечной! Впечатления от тайги вообще были неописуемы. Никогда в жизни я даже не мог представить себе существование подобных лесов. Деревья, толщиной в несколько обхватов, вершины, теряющиеся в синеве небес. Колоссальных размеров хмурые ели, синие до неестественности озёра, а какие реки! Одной, кажется, хватило бы для того, чтобы напоить всю нашу Италию! Величие седых уральских гор навсегда останется в моей памяти…

Наконец поезд достиг Монголии, где формировалась наша ударная группировка. Наш эшелон разгрузили в Урге, где и начались первые неприятности. Сам город врезался в память диким смешением восточной и западной архитектуры: современные дома европейского типа мирно соседствовали со старинными буддистскими дацанами. Множество памятников Правителя Монголии фон Унгерна и его соратников и друзей. Электрический свет и всадники в древних халатах, с плетьми за поясом и саблей на боку. Автомобили и верблюды, словом, всё перемешалось в причудливую, просто невообразимую смесь.

Прямо со станции нас отправили в лагеря, находящиеся в десяти километрах от города, посреди степи. К нашей чести могу упомянуть, что вся техника выдержала первый и последний экзамен этого марша. А почему последний? Да потому, что как только к нам в часть прибыли русские товарищи, то при виде наших грозных L6/40, вооружённых мощной 20 миллиметровой пушкой они в прямом смысле схватились за голову, не в силах выразить своё восхищение этой великолепной машиной и её свирепой красотой. Некоторое время русские офицеры от восторга могли объясняться только междометиями. Зато когда они обрели дар речи, то они высказались… Лучше бы я этого никогда не слышал. Вначале мы просто подумали, что они издеваются над нами. Но когда увидели сверхмощный русский БТ-7М, поняли их негодование. Приданные советники перешерстили всё наше вооружение, и в результате их деятельности мы остались только с артиллерией, пулемётами, огнемётными танкетками. Причём на часть из них, имеющие баки для боезапаса позади башни, заставили поставить дополнительную броню. Потом мы долго благодарили их за этот приказ. Так что, пока мы дожидались остальные части механизированной группы, скучать нам не приходилось: в срочном порядке наши солдаты осваивали русские винтовки и танки, а так же обучались тактике действий против противника, превосходящего нас численностью. Кроме того, изучались, так сказать, и некоторые специфические приёмы противодействия врагу, методы выживания в пустыне и тому подобное.

Тем временем прибыли и немецкие товарищи. Особый полк СС «Дойчланд», вооружённый великолепнейшими танками Т-3 с русской пушкой Л-10. Мы благодарили Бога за то, что русские друзья успели заменить нам танки. Командир нашей части генерал Джузеппе Приколо пообещал высказать Дуче по возвращению всё, что думает об идиотах, сидящих в наших конструкторских бюро и ваяющих эти гробы на гусеницах. Немцы были все как на подбор, не ниже метра восьмидесяти, белокурые, в новёхоньком камуфляже, только появившимся в их войсках. Советники сразу оценили эту новинку и вскоре все войсковые швальни засели за пошив новой униформы, в которую переодевали всех без исключения. Львиную долю времени мы теперь отдавали боевому слаживанию частей. Это было непросто, ведь здесь собрались войска всех трёх держав Союза. Кое-какой опыт, конечно, уже имелся по этому поводу. Я имею ввиду Испанские события. Но в подобном масштабе — ещё ни разу. Препятствий была куча: начиная от языкового барьера и кончая уровнем военной подготовки частей. Как ни странно, наименее обученными оказались немцы. Нет, в храбрости им никто не отказывает! Наоборот, танкисты отличались просто беспредельной лихостью и отвагой! Но вот именно, что беспредельной. Не слушая никаких приказов, не обращая ни на что внимания, эсэсовцы упрямо ломились в лоб, неся потери от артиллерии и камикадзе. Пока, слава Мадонне, только условные. В свободное же время эти бестии шлялись по лагерю и задевали всех, кичась своим превосходством. Правда, недолго. Раз они нарвались, и очень неплохо! Откровенно говоря, все мы были этому только рады…

Поскольку этих ребят отпускали частенько в увольнение, благо город был совсем рядом, то один раз четверо из них нарвались в пьяном виде на патруль. Да не простой, а как говорят русские, на Ангелов Веры. Те на дежурство при полном параде ходят, без лохматок, в рясах. Сделали святые отцы немцам замечание. Те и решили батюшек на место поставить… Поставили. Двое в госпитале, один с переломами, ещё один всех передних зубов лишился и долго разговаривать не мог. А утром всех четверых, как положено, вернули в часть. Правда, кое-кого на носилках притащили. Тогда только притихли эсэсовцы. Да ещё их на учениях раскатали в блин, как русские говорят. Не знаю я, что там у них было, но после разбора, учинённого их командиром, группенфюрером Штейнером, забыли орлы про своё буйство и неорганизованность. И сразу стали в военном деле прибавлять не по дням, а по часам. Ну а там и время подошло. Сентябрь 1939 года. Начало операции по окружению и разгрому японской группировки…

Когда мехгруппа генерала Слащёва через пустыню рванула, нам работы прибавилось. Пришлось не только на бомбёжки летать, но и за грузчиков поработать. Таскали мы грузы всякие: боеприпасы, продовольствие, топливо… особенно топливо. Случай был раз, недосмотрели чего-то снабженцы наши планировщики. И целая армейская группировка без топлива стала. Нам сразу телефон оборвали. Откуда только не звонили: и из штаба группы, и из штаба фронта, словом, все. Кому не лень было. Когда топливо привезёте, у нас столько народу без дела стоит, да вы вредители, и тому подобный бред. Мне то что, приказ есть — готов вылететь. Но ЧТО я им повезу?! Если у меня горючее для них не доставлено? Воздух?! У них своего хватает… Потом, правда, пригнали целый караван, мы всю ночь бочки катали. Если я говорю все, значит все. И лагерники. И охрана, и персонал. Самолично по доскам загонял. А с одной партией горючки. Но это уже после того случая было следующая история приключилась: на узловую станцию топливо в цистернах пришло, перелили в бочки, а те грязные оказались. Из под немецкого жидкого мыла. Лагерники что? Им какие дали, в такие и налили. А когда бензин этот в моторы попал, тогда всё и выяснилось… Но во, как русские говорят: не было бы счастья, да несчастье помогло! Когда мотор у нас не завёлся — разбираться стали, что к чему. И обнаружилось, что смесь новая липнет ко всему просто великолепно. Добавили туда немного белого фосфора, и получилась такая вещь! Обозвали «липучкой». Запихнули в одну «запал Кибальчича» и скинули на первом же вылете: эффект с ног сшибающий! Специально на бреющем прошли, чтобы полюбоваться. «КС» тоже ничего, но эта гадость ещё лучше. Доложили по инстанции, и пока наверху думали, производство этой гадости сами наладили, своими силами. Так через неделю при виде наших самолётов японцы бежали куда только можно. Хорошая вещь, одним словом… Тем более, что после начала польской компании у нас этого мыла стало не в пример больше. Откуда? А кто его знает. Не моё это дело. Нам и так не продохнуть было, летали каждый день. И не по одному разу. То бомбёжка, то штурмовка. То срочно грузы доставить требуется. Через месяц уже еле ноги таскали от усталости. Хорошо, что вскоре нас сменили. Авиагруппа под началом майора Макса Шрамма. А то бы мы вообще там…

На Восточный фронт попал я не сразу, а где-то в середине августа. И то сказать, пока рапорт до Фюрера дошёл, пока тот его с Антоном Павловичем согласовал, пока я свои дела сдал, да до Георгиевска-на-Амуре добрался, а там назначение получил, времени не мало прошло. Японцы пёрли вовсю, выдавливая наших из Монголии, а те дрались до последнего патрона, прикрывая отход местных жителей и эмигрантов, эвакуируемых в глубину Сибири. Потери при этом в личном составе были ужасающие, да и не мудрено — желтопузые имели почти тридцатикратное превосходство. А русские пока раскачались… Хорошо, что они успели построить БАМ и начать освоение сибирских нефтяных месторождений, а так же начать строительство Челябинского промышленного района, почти законченного в тридцать девятом. Наш Институт, кстати, недалеко от него находился, теперь-то я могу об этом сказать. Китайские беженцы одолевали наши военные инстанции просьбами выдать им оружие и направить на фронт, но его не хватало и для фронтовых частей первой линии. Но только из Центральной России стали переводить боевые подразделения на Дальний Восток, как первого сентября поляки перешли границу, и русским пришлось воевать на два фронта… Да тут произошло то, чего они, да и их покровители из Антанты не ожидали. Неожиданно для всех повторилась ситуация 1923 года…

Несмотря на свой невысокий лейтенантский чин знал я многое. Благо, был адъютантом нашего Джузеппе. Помню, как всё начиналось… Ехали чуть ли не с песнями. Погрузились в грузовики, немецкие бронетранспортёры, тягачи и вперёд. На передних машинах оркестр марши наяривает, трубы на солнце горят. Мы с генералом на русском АНГ-21 трёхмостовом катим. Знамёна по ветру полощутся. Одно слово — картинка живописнейшая! Правда, ненадолго, там хоть и сентябрь наступил, а жара просто невыносимая. Так что вскоре и музыка замолчала, и солдаты приуныли. Пыль на зубах хрустит, в горле — словно песка насыпано немеряно. Фляги на глазах пустеют, а до привала, где дневную порцию воды выдадут, ещё немеряно… Потом вообще, тепловые удары начались. Мы хоть и южане, к теплу привычные, но, простите, жара в благословенной Италии, и жара в Гоби — вещи абсолютно разные и непохожие. Так что те из наших, кто тенты поснимал с машин, очень быстро их назад натянули. Так вот и ехали. Марш к линии фронта. К месту под названием Эрлянь. Танки, правда, и артиллерия — поездом до Дзамын-Уда. А там тягачами и своим ходом к месту сбора ударной группировки. Наконец, добрались. Войск — не сосчитать! Куда не ткни, везде солдаты, пушки, танки… С вечера нам приказ о выступлении зачитали, монахи молебен провели во славу и успех похода. С тем и отдыхать перед боем пошли. Спали недолго: команда, ракета в небо, и вперёд, в поход!