Мягкие зеркала (полная версия)
Шрифт:
Валаев был прав: летать на «люстровых» МКК надо было учиться. Простейшие маневры (скажем, коррекция в картинной плоскости), исполнить которые на конструктивно жестком кораблике — раз чихнуть, на полужесткой махине бросали пилотов в пот. «Енисей» казался игрушкой инерционных сил, и управлять его изменчиво-гибкой архитектурой казалось делом немыслимым — при любом маневре чувствуешь себя как в тарелке с колышущимся студнем. А на маневре глубокого торможения, когда гигантская «люстра» медленно выворачивалась наизнанку всеми тремя ярусами, возникало чуть ли но ощущение катастрофы. Потом привыкли, появился опыт. И стоило наловчиться «свинчивать» трубки допустимых траекторий на заданных участках полета — сразу почувствовали себя королями Пространства (никто еще на таких скоростях не ходил). С удовольствием накатали на «Енисее» двенадцать астрономических единиц, приобрели навыки и дипломы пилотов-люстровиков. Валаев был вскоре назначен капитаном «Байкала» — первого из серийных «люстровых» контейнероносцев. Серия продолжена закладкой на верфи «Вулкан» целой флотилии МКК-ДВС: «Лена», «Тобол», «Иртыш», «Вилюй», «Ангара», — сибиряки свое слово сдержали. «Енисей» перешел в собственность учебно-тренировочного депо УОКСа, а бедняга «Дунай», который геройски
Свечение верхнеатмосферного слоя Титана померкло. Андрей оглядел сизую полоску возникшего впереди терминатора, перевел взгляд на прямую и тонкую, как лезвие шпаги, зеленовато-жемчужную вертикаль над пепельной линией горизонта. Лезвие, угрожая зениту, медленно поднималось в черное небо. Выше и выше… Наконец, нежно вызолотив горизонт, всплыл драгоценный «эфес». На первом этапе восхода «эфес», наливаясь золотистым сиянием, мало-помалу перевоплотился в огромную двояковыпуклую линзу (очевидно, за счет отражения в средних слоях атмосферы Титана). А когда этому неуклонно продолжающему распухать линзовидному образованию стало тесно в своем объеме, оно распустило по горизонту далеко в обе стороны великолепные светло-оранжевые «усы» и выперло над побронзовевшей зоной терминатора широченным золотисто-желтым холмом. Холм быстро рос. И словно в подтверждение того, что нет в Природе масштабов, которые невозможно было бы превзойти, исполинский холм постепенно превратился в округлую грандиозную гору, заслоняющую едва ли не половину титанпанского неба, вертикально исполосованную пухлыми складками и жгутами сизых, мутно-желтых, мутно-зеленых и кофейно-коричевых дымов. Его Супервеличество Сатурн!.. Потягивая кумыс, Андрей с интересом — хотя не раз это видел — дожидался полного восхода полосато-пухлой громадины. Не хотел пропустить «эффект наползания», который всегда впечатляет. Тем, кто видел только восходы Луны над Землей (или даже Земли над Луной), этот эффект неизвестен по причине миниатюрности ночного светила. А вот при восходе Юпитера или Сатурна возникает иллюзия, будто планета-гигант, едва приподнявшись над горизонтом любого своего достаточно близкого спутника, норовит проползти над твоей головой ниже тучи. Фантасмагорическая эта картина — невыразимо зрелищное противостояние двух громадных миров. Чем не награда для тех, кто летает?
Как только «Байкал» провалился в тень планетоида, Андрей перевел взгляд на поверхность Титана. Подсвеченная Сатурном, она по-прежнему имела дымчатый вид, но теперь, лишенная богатства пылающих красок, несколько напоминала очень старый, вылинявший и очень потертый ковер. В глубинных слоях атмосферы вздрагивали фиолетовые зарницы. Он пошарил глазами в поисках люцифериды (без особой, впрочем, надежды найти). Явление, говорят, не такое уж редкое, но в прошлый раз увидеть не удалось. Может, сегодня?..
Полыхнула малиново-красная молния — личный телезапрос Беломора.
— Телевизит разрешаю, — поспешно сказал Андрей и поднялся. — Салют, капитан!
В кресле напротив сидел Валаев.
— Сядь, — сказал капитан. — Салют.
У Валаева были русые волосы, крупные черты лица, большие руки, силы невероятной, и шафрановая от загара кожа. По контрасту с белым свитером и светлыми волосами кожа казалась темнее, чем на самом деле.
— Поздно поднялся? — спросил Валаев (должно быть, его удивил поздний завтрак).
— Нет, — ответил Андрей. — Но торопиться мне вроде бы некуда.
Помолчали. Валаев вертел между пальцами что-то похожее на большую бронзовую монету с дыркой посередине. Размышляя, он непременно вертел или мял что-нибудь в правой руке — к этому давно все привыкли. Прозвищем Беломор капитан обязан именно собственной правой руке. Расхожее мнение, будто прозвище связано с местом рождения капитана, было ошибочным, — он вел свою родословную от потомственных лесорубов на Енисее, а Белое море увидел впервые пять лет назад, во время отпуска, и не любил об этом вспоминать, потому что спортивно-ледовый переход на пневмолыжах с Кольского полуострова на Канин Нос окончился для Валаева плохо: санитарный «блин» вывез его на материк. Сняли с трассы, правда, и всех остальных. Андрей, участник перехода и очевидец «беломорского инцидента», никому, разумеется, ничего не рассказывал, но шила ведь в мешке не утаишь, и прозвище Беломор ушло за Валаевым во Внеземелье, прилепилось — не отодрать…
— Пять минут тебе сроку, — сказал Валаев. Исчез. К этому тоже давно все привыкли: «получить петуха» — значит иметь максимум времени, которое капитан выделял подчиненным для полной готовности к деловому общению.
…Когда Валаева увозили на материк, Наталья Мешалкина, фильмооператор группы спортивно-ледового перехода, плакала в два ручья и всем жаловалась, что ей кругом не везет и что «вокруг одни, одни, одни неприятности!». Этого никто не отрицал. Из-за нее экспедицию лихорадило с первого дня. Начать с того, что двое парней (оба — Вадимы) ввязались в поход вовсе не из желания белый свет посмотреть и себя показать и, уж подавно, не, из любви к пневмолыжному спорту. Белый свет для Вадимов сошелся на Мешалкиной; друг на друга парни смотрели волком (выяснилось это, к сожалению, поздно) и показали себя паникерами, когда в погоне за «впечатляющими кадрами» Наталья слегка заблудилась среди живописных торосов. Двое суток никто в лагере глаз не сомкнул, пока опять не собрали беспокойную троицу вместе. Мешалкина потеряла свои пневмолыжи, а потом ухитрилась сломать и комплект запасных. Каждый день она что-нибудь теряла на ходу или забывала на стоянках, вечно у нее что-нибудь рвалось и ломалось, постоянно отказывали моторы пневмолыж, радиобраслеты, обогрев палатки. Безотказно работал только видеосъемочный аппарат.
Андрей помнил в деталях, как нагнал в два прыжка и треснул лбами Вадимов, рвавших друг у друга из рук карабин. Свалил их на лед, отобрал карабин, потому что стрелять было поздно: медведя не было видно за широкой, размерами с дверь служебного люка, спиной бегущего впереди Валаева, а на крик: «Ложись!» — Ярослав не среагировал, но зато упала Мешалкина, и безоружный Валаев, перепрыгнув через нее, оказался нос к носу с косолапым, и никому, кроме Андрея, не довелось увидеть вблизи валаевский удар. Так ударить можно было только кувалдой! Если бы Андрей не видел этого собственными глазами, никогда бы не поверил, что есть на Земле человек, способный убить крупнейшего хищника суши ударом голого кулака!.. Похоже, не сразу поверил в это и сам Валаев — после того, как зверь осел и медленно повалился на бок, у Ярослава было неузнаваемо озадаченное лицо. Подбежавших товарищей он обвел виноватым взглядом — дескать, видите, как нехорошо получилось… — и, прихрамывая (медведь успел-таки зацепить бедро когтями), побрел в сторону. А получилось действительно нехорошо, и оправдываться перед инспектором спортивно-туристского объединения «Северное сияние» было нечем. Инструкции нарушались, группа отстала от графика, имели место опасные для жизни людей происшествия, человек ранен, медведь издох, оружия с зарядами снотворного действия применить не сумели. Официальное резюме: «Ввиду слабой подготовки к ледовому переходу спортивно-туристскую группу с трассы перехода снять, инвентарь утилизировать». Неофициально инспектор добавил: «Шуметь не надо, протесты вам не помогут. Ухлопали мишку? Ухлопали. Виновника отправили на материк — там его наградят медалью „За спасение человека“, но это… (Андрей поймал на себе ускользающий взгляд голубых инспекторских глаз), но это еще не гарантия безопасности для арктической фауны в нашем районе. Всего вам доброго! Желающих принять участие в авиаэкскурсии к Северному полюсу прошу подойти ко мне».
Лететь на Северный полюс Андрей не захотел. Без Ярослава ему никуда не хотелось. Он вылетел в Шойну и посетил почти совершенно безлюдный госпиталь, где томился Валаев. Погода в Шойне была на редкость плохая (пуржило нещадно), и Валаев, чтобы совсем не испортить другу и без того неудачно начатый отпуск, прогнал его к Черному морю. Андрей улетел на Кавказ в отвратительном настроении. Но все прошло, как только он познакомился с Валентиной… А потом прилетел на Кавказ Ярослав. Прилетел не один. Ее звали Александра Ивановна (в валаевской интерпретации — Ася). Это была очень рослая молодая особа (орлы действительно мух не ловят), чуточку озорная, но бесконечно добродушная. Ее добродушие обезоружило гораздо менее общительную Валентину. Сам себе веря, Валаев придумал легенду о том, что именно Ася, специалист-диетолог шойнинского здравпункта, сумела в недельный срок залечить его «арктическую царапину». Стрела Амура вонзается глубже медвежьих когтей… Едва Ярослав успел поджарить на черноморских пляжах беломорский шрам, из УОКСа пришла депеша: «Валаеву, Тобольскому, первому и второму пилотам балкера „Фомальгаут“, прибыть в Калугу для участия в работе коллегии летного сектора Восточного филиала Управления объединенного космофлота Системы». Как снег на голову. Поскольку снег упал с вершины административного Олимпа, первому и второму пилотам не оставалось ничего иного, как прервать свой лучший в жизни отпуск и сказать любимым: «Прости». В прощальный вечер Валаев сначала вымотал всех декламацией скорбных элегий (самой жизнерадостной в его репертуаре была элегия Пушкина «Безумных лет угасшее веселье…»), а затем неожиданно рассмеялся и выдал идею одновременных свадеб в самом начале зимнего отпуска. Идею подхватили с энтузиазмом. Да, было бы здорово — обе свадьбы одновременно, зимой, с тройками и бубенцами, и чтобы пар от бешеных белых коней, чтобы шумно и весело, и друзья со всех континентов планеты, ковры на снегу, костры, молодецкие игры!..
Ничего из этого не вышло. Свадьбы состоялись раньше — осенью, потому что о зимнем отпуске не могло быть и речи: в Калуге Валаев дал согласие сформировать и возглавить летный экипаж для ходовых испытаний экспериментального «Енисея», и уже две недели спустя три десятка отборных парней (в том числе и будущий первый пилот «Енисея» — Тобольский) были командированы на Урал в Центр имени космонавта Виталия Севастьянова — самый академический из существующих центров переподготовки летного состава УОКСа. Очень трудно шла переподготовка вначале. На первых порах знакомство с главными техсистемами экспериментального «люстровика» вызывало у курсантов нечто вроде головокружения. Потом освоились, стало полегче, и к сентябрю семьи многих курсантов обосновались по соседству с территорией Центра — в городке с живописным названием Новая Ляля. Живописным, кстати, и красочным тут было все: пузырчатая архитектура городских зданий, забавно разрисованные вагончики старинного монорельса, тронутые багрянцем лесистые берега речки Ляли, голубые купола Дворца Космонавтов, белые — Центра, синеватая вертикаль далекой башни катапультера местного иглодрома. Валентину и Асю Новая Ляля очаровала, и торжества по случаю бракосочетания решено было отметить здесь. С той поры… да, пять с хвостиком. Говорят, брак помогает человеку найти то, что ему нужно. Может быть, это и верно, если искать начинают задолго до брака. Ярослав нашел то, что ему было нужно, счастлив вполне. Любимая работа, Ася, двое сыновей-близнецов и ни одной семейной проблемы…
Андрей взглянул на часы, бросил салфетку на стол и приказал бытавтомату все это убрать. Ковер едва успел успокоиться — Валаев материализовался из воздуха.
— Как самочувствие? — полюбопытствовал он, все так же разглядывая монету с дыркой.
— Самочувствие?.. — переспросил Андрей.
Капитан пошевелился в кресле — на белом свитере золотом блеснула эмблема: цветок стилизованной лилии и буква К.
— Самочувствие великолепное, благодарю. Как ваше?