Мясник
Шрифт:
В тамбуре он набросился на нее, стал тискать, мять, хватать за грудь. Рука его залезла ей под юбку, оттянула резинку трусов и нырнула внутрь. От неожиданности, страха и отвращения она закричала, но он не останавливался. Тогда она изо всех сил вцепилась ему в плечо. Он завопил от боли и отпустил ее.
— Ты что?! — заорал он. — С ума сошла?!
— Это ты сошел с ума, — ответила ему она. — Всю жизнь мечтала девственность потерять в грязном тамбуре. Ни постели, ни душа, ни шиша. Козел ты, Андрей.
— Что?! — грозно
За такие слова знаешь что бывает?
— А за изнасилование в зоне знаешь что бывает? — парировала Таня, неожиданно обнаруживая специфические познания. — Лучше сейчас козел, чем потом — петух. Согласен?
Он все еще морщился от боли — на плече его виднелись следы ее зубов.
— Да нужна ты, — нехотя сказал он. — Насиловать тебя… Больше некого будто.
— О’кей! — улыбнулась ему Таня. — На том и договоримся. Пошли назад.
Когда они вернулись в купе к Генке и Веронике, те стали с любопытством их рассматривать, как бы пытаясь понять, что произошло. Первый не выдержал Генка.
— Ну? — грубо спросил он. — Трахнулись, что ли?
— Заткнись, — сказал ему Андрей.
Таня не реагировала, молча готовила
свою полку к ночлегу.
— Правильно! — во все горло загоготал Генка. — Молодец, Танюха. Береги честь от всяких мудаков. Нам тоже сгодится.
Андрей соскочил со своей верхней полки и кинулся к Генке, сжимая кулаки.
— Ты, гондон штопаный! — заорал он. — А ну, давай выйдем!
Генка был спокоен, даже посмеивался.
— Гондон, да? — переспросил он. — Я, да? Выйдем, да? Ну давай выйдем.
И, не оборачиваясь, вышел из купе. Еле § сдерживая себя, за ним вышел Андрей.
I. Вероника посмотрела на Таню.
Так до старости и будешь целкой ходить? — с упреком сказала она. Херня какая то: из за целки «мочатся» друг с другом. Как будто других дел нет. Да и зачем она тебе, целка-то? Все порядочные смеются. Пятнадцать лет уже, а кайфа до сих пор не видела. Помрешь ведь скоро от старости, а так и не поимеешь мужика.
Таня молчала. Что говорить? Все равно не поймет. У нее свои понятия.
Дверь купе снова отворилась, и в него вошли Генка и Андрей. Генка чему-то улыбался. Глаза Андрея почему-то бегали.
— Чё, уже? — удивленно смотрела на них Вероника. — Ну, и кто кого?
— Победила дружба! — снова загоготал Генка. — Союз нерушимый и непоколебимый.
— Жрать будем? — спросила Вероника.
— Конечно! — ответил Генка.
Андрей молча кивнул.
— Я не буду, — сказала Таня, — спать охота. Хорошо бы сейчас заснуть, а в Москве проснуться.
Спи, спи, — милостиво кивнул ей Генка.
Вероника стала собирать на стол. Таня устроилась поудобнее, закрыла глаза и под мерное покачивание поезда уснула.
Проснулась она от того, что почувствовала: кто то яростно срывает с нее трусики. Она моментально проснулась, хотела закричать, но сильная широкая ладонь Андрея плотно зажала ей рот. Она стала извиваться всем телом, что бы хоть чуточку ослабить его давление, но он знал, видимо, как в таких случаях поступают. Он не оставлял ей ни малейшего шанса. И при этом все время сдавленно шептал в ухо:
— Тихо… тихо…
Она изловчилась, укусила его ладонь, но он только сильнее вдавил ее лицо в подушку. Трусики уже были сорваны, и он коленом пытался раздвинуть ей ноги. Она отчаянно сопротивлялась, но силы уже были на исходе. И в какой-то момент вдруг мелькнула предательская мысль: «Да почему нет?» Она перестала барахтаться и обмякла. Почти моментально Андрей этим воспользовался. Острая боль пронзила ее, она вскрикнула, а Андрей стал часто-часто двигаться, и каждый толчок его приносил ей новую порцию боли. Впрочем, длилось это не очень долго. Очень скоро она перестала чувствовать боль так остро, как прежде. Но удовольствия, о котором говорила Вероника, она тоже не испытывала. Наконец Андрей застонал громко, в голос, и затих прямо на ней.
Она не плакала. Она просто думала, что вот, как жаль, хороший ведь парень, и они могли быть еще вполне счастливы, наверное, друг с другом, но вот он взял и все испортил. Ну не виновата она, что такая старомодная.
— Я тебя никому не отдам, — прошептал ей в ухо Андрей.
Она скривилась. Зачем он ей это говорит? Какое это теперь имеет значение?
— Вероника! — позвала она негромко.
Она хотела спросить ее: ну, где он, твой
обещанный кайф? И из-за этого стоило столько разговоров вести? Если это секс, то занимайтесь им сами. Без меня. Отныне и навсегда. Я больше в эти игры не играю.
— Их нет, — шепнул ей в ухо Андрей.
— А где они? — удивилась Таня.
— В тамбуре.
— Трахаются? Им что, здесь западло?
— Да нет, — восторженно шептал ей в ухо Андрей. — Помнишь, мы с Генычем выходили. Он тогда сказал мне, что нарочно вытащил меня из купе, чтобы сказать, чтоб я не беспокоился, что когда ты заснешь, они с Вероникой выйдут, а я… ну вот, короче, так и вышло. Башка у него варит, правда?
— У него, может, и варит, — слабо ответила Таня. — А у тебя вот вообще отказала. Зачем ты мне эту пакость рассказываешь? Чтоб мне больней было?
— Ну как? — удивился он. — Мы же теперь все равно вместе. Рано или поздно это бы произошло. Так что мы теперь, считай, как Геныч с Вероникой — вместе.
— ЭТО не произошло, — спокойно проговорила Таня. — ЭТО теперь вообще никогда не произойдет. Из-за тебя. Я не так себе ЭТО представляла. То, что произошло, мне не нравится. Так что больше ко мне не прикасайся. Никогда. Понял?
— Ты че, Танька? — удивленно спрашивал он ее.
— Ты как с Генкой договорился? —
спросила она у него. — Что потом сам его позовешь? Должны же они спать.