Мясной Бор
Шрифт:
Маленкова заинтересовали те годы, когда Власов находился в Китае. Его послали туда военным советником к Чан Кайши с должности командира полка, дислоцированного в Ленинградском военном округе. Китайский вождь дал высокую оценку деятельности Власова и наградил его высшим орденом. По возвращении бывший советник стал командовать стрелковой дивизией, которая в 1939 году заняла первое место по боевой и политической подготовке в РККА.
«Сейчас ему чуть больше сорока, — подумал Маленков. — Запас времени для роста есть, но вовсе не такой большой… Впрочем, война всегда вносит серьезные коррективы в человеческие судьбы. Они могут быть и со знаком „минус“ до крайнего его предела, и со знаком „плюс“. Судьба человека на войне — уравнение со многими неизвестными».
Эта мысль показалась ему толковой, и Маленков хотел записать ее. Можно употребить, отчитываясь перед хозяином о поездке на фронт.
Но едва он собрался достать книжку, в салон вошел летчик и сообщил: самолет идет на посадку.
Так без особых приключений генерал-лейтенант Власов прибыл к новому месту службы. Это произошло 9 марта 1942 года, на двести шестьдесят первый день войны.
— Что у вас с семьей, Иван Михайлович? — спросил Мерецков. — Все ли в порядке?
— Всей семьи-то у меня — один сын, товарищ командующий, — вздохнул Антюфеев. — Жена умерла в тридцать восьмом году…
Комдив не любил распространяться на эту тему, хотя и не мог без щемящей тоски думать о судьбе сына, которого не видел с тридцать девятого.
— Сын-то, надеюсь, в надежных руках? — продолжал Кирилл Афанасьевич.
Полковник пожал плечами, и Мерецков, уловив нежелание Антюфеева говорить об этом, прекратил расспросы.
…А Иван Михайлович вспомнил, как в июне 1939 года его вызвали в штаб Уральского военного округа. На приеме у командующего войсками округа тот объявил, что Антюфеев назначается командиром 82-й стрелковой дивизии.
— Выезжайте немедленно к новому месту службы и принимайте часть! — распорядился Ершаков.
Говорил Антюфеев и про недостаточный опыт, и про семейное положение, и о том, что десятилетний сын остался в летних лагерях дивизии, на попечении девчонок из столовой военторга…
Но командующий был неумолим. И Иван Михайлович уехал, даже не простившись с сыном.
И подался он вскорости на Дальний Восток. Добрались с полками до Читы, и тут дивизию повернули в Монголию, оттуда на Халхин-Гол…
Так и крутит Антюфеева военная судьба, и никакого отпуска в ней для свидания с сыном не предусмотрено.
…Наступила пауза. Генерал Клыков решил заполнить ее.
— Скажи, Иван Михайлович, как на духу, почему не удержали Красную Горку? И что тебе нужно, чтоб вместе с гусевцами взять Любань?
— Да-да, — оживился Мерецков. — Мы ведь с командармом потому и приехали к вам, побывав уже у кавалеристов и в бригаде. Ставка и лично товарищ Сталин требуют от нас этого решительного наступления. А приказы надо выполнять. Мы должны были взять Любань к первому марта, а сейчас…
— Любань надо брать, это бесспорно, — сказал комдив. — Но ведь у противника хорошо налаженный подвоз по Октябрьской железной дороге, а у нас только зимний санный путь. Да и тот «мессеры» утюжат как хотят. А ежели растает зимник? Мы же утонем в болотах! О которых, кстати сказать, у нас нет никаких данных. Вряд ли во всей армии найдется человек, кто знал бы, как здесь воевать в распутицу.
— Ты за армию, Антюфеев, не расписывайся, — грубо оборвал комдива Клыков. — Ежели на то пошло, то такой человек сейчас перед тобой. Я воюю в этих болотах с осени прошлого года! Только не собираюсь, в отличие от тебя, сидеть здесь до весны…
— Весна уже началась, — усмехнулся Антюфеев.
— Ладно, ладно, товарищи, — остановил их Кирилл Афанасьевич. — Ставка знает о положении армии, высоко оценивает ваши успехи и не оставит без заботы. Нам обещана серьезная помощь. А пока принято решение взяться как следует за строительство дорог. Мы дадим вам саперные части, но и силами красноармейцев надо поспешествовать общему делу. Кроме того, у меня есть сведения, будто ленинградцы, армия Федюнинского, активизирует боевые действия в направлении Любани.
— Мои разведчики встречались с его парнями, — заметил Антюфеев. — Начштаба может доложить…
— Зови-ка его сюда! — распорядился Клыков. Но тот уже сам появился на пороге.
— Звонят из штаба армии, — сообщил он, обращаясь к Мерецкову. — Вас срочно требует Москва, товарищ командующий.
…Когда комфронта с Клыковым прибыли в Огорели, их встретил начальник связи 2-й ударной генерал-майор Афанасьев.
— Налажена прямая связь со Ставкой… Уже вызывали три раза. Прошу сюда, товарищ генерал армии.
Клыков проводил Мерецкова до помещения и остался снаружи.
— На проводе Сталин. Вы не взяли Любань к назначенному нами сроку, товарищ Мерецков. Вторая ударная армия срывает график наступления по всему фронту. Чем вы объясняете подобный неуспех?
— Нужны резервы, товарищ Сталин. Армия находится в трудном положении. Растянутые коммуникации, плохой транспорт, господство авиации противника. Несогласованность действий с Ленинградским фронтом. Нам ведь обещаны Ставкой резервы, но…
— Сейчас трудно каждому советскому человеку, товарищ Мерецков. И резервы нужны на других фронтах так же, как на Волховском. Мы видим выход в укреплении командного состава. И потому назначаем вашим заместителем генерала Власова. Этот участник и организатор боев под Москвой поделится опытом успешных наступательных действий против фашистов. Вам, наверное, известна, товарищ Мерецков, та диалектическая истина, что кадры решают все. Действуйте поактивнее сами и требуйте того же от подчиненных. Генерал Власов вылетел уже на фронт. Вы поняли меня, товарищ Мерецков?