Мясо
Шрифт:
Бакотов стоял насупившись и прижимая к груди больную руку.
— Пойду перевяжу его, — Дымов встал.
— Я тебе нужен? — спросил Артур.
Дымов покачал головой. Придвинув стул, пошёл к выходу.
— Удивляюсь я вам, — сказал Лёха, не дожидаясь, пока Бакотов выйдет. — И чего вы на всякую лошкатню силы тратите?! Как по мне бы, так хоть бы совсем сгнил, жених, ёптэ…
Дымов обернулся уже при выходе и укоризненно покачал головой.
— Лёх, хлебало закрой, — сказал Артур.
— Чего?!
— Хлебало, говорю, закрой.
— Не понял!..
— Сейчас черпаком тресну
Артур поднялся. Придвинул стул. Сказал:
— Веришь, я сейчас впервые пожалел, что часы тебе отдал.
— Ну… это уж… — начал было повар.
— Они, Лёх, — перебил его Артур, — на твоей руке потускнеют и обесценятся…
Придя в казарму, он лёг на койку и сразу уснул. Проспал не долго. Ему показалось — всего несколько мгновений. Просто голову заволокло туманом, и сквозь него, сквозь туман этот, Артур вдруг услышал голос Дымова. Он сделал над собой усилие и раскрыл глаза.
— Я помешал? — спросил Дымов, примостив свои без вершка два метра на краешек кровати.
— Да уж не помог, это точно. Перед нарядом вообще-то отдых полагается. Особенно после бессонной ночи…
— Извини.
— Ладно, брось. Как там Бакотов?
— Ты знаешь, ничего, — радостно улыбнулся Дымов. — Грануляции розовые и сочные, эпителизация по краям нормальная…
— Серёг, говори по-человечески, и так голова раскалывается…
— В общем, будет жить рядовой Бакотов. Я его антибиотиками снабдил. Станет колоть каждые четыре часа внутримышечно — до нашего возвращения дотянет… Главное, что он питается нормально. Это, пожалуй, важнее всего… Да, кстати, я сегодня твои часы у Алексея на руке видел?
Артур кивнул, поморщившись.
— Так, на пару дней поносить дал.
Дымов покачал головой. Сказал:
— Почему бы просто не обрадоваться возможности сделать доброе дело…
— Серёг, давай сейчас без проповедей обойдёмся. Я его и так куска хлеба лишил…
— Ах, Артур, если бы ты только знал, как мало надо человеку для счастья, когда он сердцем чист и занят своим делом… Вот ты, например, когда в последний раз был счастлив?
— Сегодня ночью, — ответил Артур не задумываясь.
— А до этого?
— Когда майору Ускову погоны срывал. То есть я думаю, что был счастлив. Сам-то я этого, конечно, не помню… Ладно, посиди минутку, я пёрышки почищу, у нас развод через час с небольшим… Или лучше нет, сбегай к Лёхе за поросёнком. Мне кажется, я его запах уже здесь чую…
Последующий час они провели в сборах.
Каптёр Айнашев выдал им сумки с сухарями и сухим пайком, достал спальные мешки и бушлаты. А также несколько пар шерстяных носков, печенье «Ротфронт», шоколад «Алёнка», две пачки детского питания «Малыш» и две бутылки «Столичной».
— Валенки нужны? — спросил он.
— Смеёшься? — Артур скорчил гримасу.
— А рукавицы?
Артур только махнул рукой.
— Я у тебя там флягу «Ц2Аш5ОАш» видел, — обратился Артур к Дымову, когда они вышли в коридор. Наша доля присутствует?
Дымов отрицательно покачал головой. Артур снова вошёл в каптёрку. Через пару минут вернулся. Затягивая вещмешок, сказал:
— Теперь у нас и без этанола достаточно антисептика.
В оружейной комнате, куда они пришли
— …Бабец у тебя голый на стенах вместо портретов Ленина! — кричал дежурный по части.
— Да при чём тут это, бля. Он мне Ваську угробил, да поросят несчитано! Пусть теперь отвечает… Это же, бля, уголовное дело.
— Ты мне тут не блякай! Нечего было солдата ночью на подсобку загонять! Не предусматривает устав такой меры наказания… Ещё и в моё дежурство!
— Так, значит, товарищ старший прапорщик! Своим же, бля, в спину… Ну, я это так не оставлю!.. До Москвы дойду, если надо будет! Ходатайствовать буду о несоответствии…
Пуцек сплюнул на пол и выбежал из оружейки.
— Москва будет против! — крикнул ему вслед Попов.
Дымов деликатно закашлялся.
— А, солянка сборная мясная! — повернулся к ним дежурный по части. — А где третий уродец?
— А кто ж его знает, — сказал Артур. — Наверное, раны зализывает.
— Это кто же его поранил? Поросята?
— Да нет. Пуцек отстегал портупеей.
— Прапорщик Пуцек.
— Прапорщик, — согласился Артур.
— Ну-ну. На-ка, распишись за два магазина и штык-нож. Сержант Дымов, открой пирамиду и достань табельное оружие. И за свои два магазина закорючку поставь. Таак. Моя бы воля, я бы вам, конечно, на орехи выдал, а не оружие. Особенно тебе, Самогонов. И за Юращенко смотрите. У него сейчас, судя по свинарнику, полное затмение. Тотал эклипсов за хорт. Так то, Самогонов…
— Сагамонов, мать твою, — тихо сказал Артур. Дымов дёрнул его за рукав.
— Что ты сказал, солдат?! — воззрился Попов на Артура. Во взгляде его сквозило почти детское удивление.
— Сагамонов, мать твою, — повторил Артур. И добавил:
— Товарищ старший прапорщик.
С минуту они молча смотрели друг на друга. Артур поправил лямку автомата на плече.
— Ладно, — неожиданно сказал Попов. — Раз уж у нас сегодня день всепрощения… Ступайте. На развод не опаздывайте. Да, и Юращенко не забудьте ко мне прислать…
На суточные наряды разводил дежурный по части майор Оскома. В седой шинели с маршальскими погонами и в дымину пьяный. Петляя по ведущей к плацу дорожке, он несколько раз оступился и чуть не упал.
— Наряд, смирря! — крикнул капитан Чуприна, когда нетвёрдая нога майора вступила на плац.
И побежал докладывать. Прапорщик Сармаш остался со строем.
— Я на рембыттехнике колымил, бля, — сказал сержант Калёкин. — Тама спец по печаталкам бухмеля был, который по стиралкам — так тот вообще не просыхал, а холодильщика я по трезвяне и не видел. Только начальник не бухал, подшитый был, что ли. Вот они с утреца три четверти, к одиннадцати две чекушки, в обед литруху и к расходу пол. Такой, бля, у них был приём пищи. Холодильщик, тот диабетиком был… Ну, типа, дают ему конфету, бля, закусить, а он: я, мол, диабетик, нах, не дозволено, и хрясь стопарь. В другой раз, который по стиралкам пельмени притаранил, цивильные, с лучком-чесночком, всё такое… А холодильщик в отказ. Не, говорит, бля, диабетик я, нах… А сам — хрясь стопарь… И, между прочим, переходящее красное знамя, бля, никуда от них не переходило… Ударники соцтруда были, нах…