Мясорубка
Шрифт:
– Воистину американский размах, – с иронией прокомментировал сообщение помощника Щербаков. – Они чувствуют себя хозяевами положения и даже не скрывают этого.
– Да, чуть не забыл, – торопливо добавил Захаров, – парни из контрразведки предупредили, что все эти люди неплохо владеют русским языком, а также в курсе местных обычаев и традиций.
Щербаков многозначительно посмотрел на своих молодых сотрудников.
– Надеюсь, вы понимаете, молодежь, что все эти люди неспроста появились в Москве? Серьезная публика, таких из-за мелочей беспокоить не будут.
– Следовательно, нас воспринимают всерьез, – сказал Лианозов. – И еще один любопытный вывод напрашивается. Американцы и их русские друзья не очень-то доверяют Урванцеву. Не исключено
Захаров посмотрел на часы.
– Самолет уже полчаса как в воздухе. Так что Брэдли скоро должен вернуться из аэропорта. Сергей Алексеич, не возражаете, если я вас покину? Нужно переговорить с ребятами из «наружки», попытаемся выяснить, какие у Брэдли планы на вторую половину дня.
– А здесь и выяснять нечего, – пожал плечами Лианозов, – и так все ясно. Денис, хочешь побиться со мной об заклад? Я могу тебе точно сказать, чем он будет занят ближайшие час-полтора. Ну что, пари?
Захаров пожал плечами, давая понять своим видом, что спорить он не собирается.
– Жаль, – разочарованно вздохнул Лианозов. – У меня был хороший шанс выиграть пари. Так вот, ближайший час, а может, и больше наш старый знакомый проведет в стенах гостиницы «Националь». Его уже там заждались. Не знаю, как вы, но лично я не хотел бы сейчас оказаться на его месте.
ГЛАВА 17
Машину с посольскими номерами Брэдли заметил еще на Кропоткинской, когда выруливал из двора своего дома. По дороге в аэропорт «опекуны» вели себя прилично, глаза без нужды не мозолили, во всяком случае, Кэтрин даже не заметила, что за ними следят. Работали они профессионально, дистанцию выдерживали таким образом, чтобы между ними и Брэдли все время было не менее трех машин.
Кэт болтала без умолку, рот не закрывался ни на секунду, бесконечная череда инструкций и наставлений. Похоже, она уже не раз пожалела, что поддалась на уговоры мужа и согласилась отправиться с Люком в Штаты почти на две недели ранее намеченного срока.
Вчера они ужинали при свечах, проговорили до трех ночи, Люк бодрствовал вместе с ними, поскольку загнать его в постель не представлялось возможным. В машине его сморил сон, а очнулся он уже за МКАД, очумело покрутил головой по сторонам, словно не веря, что они все еще в России. Затем он стал шумно выражать свое недовольство тем, что ему не удалось как следует попрощаться с кем-то из своих московских дружков. Речь Люка пестрила жаргонными словечками из разряда тех, что употребляют московские тинейджеры. Это обстоятельство не могло не обеспокоить его родителей. Кэтрин и Майкл приняли решение оставить Люка на попечение балтиморских бабушек и дедушек. До Рождества, а там будет видно. Не хватало еще, чтобы юнец забыл родной язык! Придется почаще наведываться в Балтимор, вырваться в Штаты на пару дней не проблема, а на Рождество можно прихватить целую неделю. Люк от такой перспективы был не в восторге, но на этот раз его мнение никого не интересовало. К тому же ситуация может сложиться таким образом, что Брэдли не придется возвращаться после отпуска в Москву, Россия на какие-нибудь год-другой вообще будет для него заказана.
Всю дорогу Брэдли был погружен в собственные невеселые мысли, поэтому слушал наставления Кэт вполуха, был крайне рассеян, за что удостоился замечания. Он всячески старался имитировать спокойствие, но это у него получалось неважно, поэтому, когда они добрались наконец до аэропорта, он с облегчением вздохнул.
Международный аэропорт Шереметьево-2 ежедневно пропускает через себя 12 тысяч пассажиров. Здание аэровокзала построили еще к Московской олимпиаде и с тех пор, кажется, ни разу не ремонтировали. В общем зале духота, немыслимая толкучка, нерасторопность и медлительность таможенников и пограничников способна довести до белого каления самого выдержанного человека. Существует еще особый зал, так называемый зал «VIP», для особо важных персон. В день он обслуживает три-четыре сотни пассажиров, условия вполне комфортабельные и, что немаловажно, облегчена система прохода. Конкуренция среди желающих туда попасть огромная. Брэдли себя к особо важным персонам никогда не причислял, тем более что в особых списках, по которым осуществлялся допуск в зал, журналисты не значились. Но уж больно ему не хотелось толкаться в духоте и тесноте общего зала, поэтому он решил рискнуть.
К немалому удивлению, ему не пришлось даже давать взятку. Заставили только на входе заплатить пятьдесят долларов, это была обычная плата за пользование спецзалом. А еще спустя час с небольшим, после соблюдения необходимых формальностей и приличествующих случаю прощальных и напутственных слов, Брэдли наконец остался один.
Журналист перебрался на застекленную террасу. Прикурил сигарету, на прощание махнул рукой Люку, приклеившемуся к заднему стеклу автобуса, затем еще раз помахал, когда Кэт и Люк поднимались по трапу самолета, хотя на этот раз он не был уверен, что они способны его разглядеть на таком расстоянии. Выбросил окурок в урну, тут же прикурил вторую сигарету. Его бросало то в холод, то в жар, как во время приступа малярии. Руки так тряслись, что он едва смог заставить себя прикурить.
«Спокойно, – сказал себе Брэдли, – немедленно возьми себя в руки, расслабься. Сейчас не время выказывать свои страхи. У них была возможность взять тебя за горло, это твои близкие. Пройдет еще четверть часа, самолет поднимется в воздух и такой возможности они будут лишены».
Больше всего Брэдли опасался возможных провокаций. Неприятностей можно было ожидать как со стороны разработчика, так и от родных сограждан с диппаспортами. Он не очень-то удивился бы, если бы вдруг в багаже Кэт обнаружился неразрешенный к провозу груз или документы бы оказались не в порядке. Да мало ли существует способов «тормознуть» на границе нужного человека? И задержать его на неопределенный срок в Москве, пока будет длиться разбирательство. А длиться оно может как угодно долго. Например, до тех пор, пока Брэдли не выполнит все инструкции господ Кука и Гартнера. Только в этом случае его жена и сын перестанут быть заложниками и вновь обретут статус гражданина великой страны.
Что мешало им так поступить? Ровным счетом ничего. Брэдли, конечно, попытался предпринять определенные меры безопасности. Именно по этой причине он выбрал для прохождения таможенных процедур спецзал, здесь меньше народу, все на виду, не то что в толкучке общего зала. Брэдли осознавал, что его попытка уменьшить риск провокации выглядит в глазах профессионалов наивной. Один маленький пакет белого порошка, обнаруженный в личных вещах Кэтрин, – этого вполне достаточно, чтобы поставить на колени гордого и независимого американского журналиста Майкла Брэдли. Да, он будет стоять на коленях и униженно скулить: «Чего изволите, мистер Кук? Я все сделаю в лучшем виде, мистер Гартнер…» А что ему останется делать?
Одно из двух: либо они решили, что он и без этого плотно сидит у них на крючке, либо не хотят по каким-то своим соображениям идти на крайности, предпочитая цивилизованные методы работы. В последнее ему верилось с трудом. Вероятнее всего, церэушники на все сто уверены в том, что он согласится плясать под их дудку.
Существовал и третий вариант. Майкл Брэдли страдает тяжелым психическим заболеванием, ему повсюду мерещатся происки ЦРУ и их русских собратьев, вся эта история с фондом Щербакова является плодом больного воображения. Отсюда следует, что его, то есть бывшего репортера Брэдли, нужно упаковать в смирительную рубашку и определить на длительный срок в соответствующее медицинское учреждение. И в самом деле, с чего это вдруг он так забеспокоился? Ну и что из того, что церэушники решили задать ему парочку вопросов? Работа у них такая – людей расспрашивать да отчеты в Лэнгли строчить.