Мятеж в галактике
Шрифт:
— А где же Иветта? С ней все в порядке? Вы по-прежнему вместе?
— Ее сейчас нет на планете, у нее дела, — уклончиво ответил брат. — Думаю, она была бы очень рада тебя видеть, если бы была здесь.
Барон Юбер Руменье деликатно откашлялся. Он был достаточно тонким человеком, чтобы понять, что его присутствие больше не требуется.
— Ивонна, почему бы нам с Морисом не прогуляться по саду? Ты ведь не часто привозишь его ко мне в гости.
Отец, дочь и внук тактично удалились, предоставив гостиную Бейволам.
В комнате вновь повисла тишина. Бети Бейвол держала маленькую племянницу на коленях и избегала встречаться глазами с братом.
— Мне сказали, что ты попала в какую-то историю, — сказал он, присаживаясь рядом с ней на диван, — что какие-то люди пытались тебя убить. Что случилось?
Бети порывисто подняла глаза, и он заметил в них слезы.
— О, Пайас, я так виновата перед тобой. Все мы виноваты. Я никогда не найду слов, чтобы вымолить у тебя прощение за то зло, что мы тебе причинили. Мне не хотелось этого делать; я всегда тебя любила. Но я была совсем девчонкой и не могла пойти против всех, не знала даже, как это сделать. Гораздо спокойнее было присоединиться к остальным и притвориться, что тебя никогда не было. Я много думала о тебе все эти годы, задаваясь вопросами: где ты? чем занимаешься? Но вслух я ничего не могла сказать…
Слезы душили ее, и она умолкла. Бросившись к брату на грудь, она зарыдала, как ребенок.
Пайас нежно гладил ее и не спешил продолжать разговор. Он закрыл глаза, пытаясь справиться с нахлынувшими болью и горечью. Бети не виновата в том, что с ним случилось; она и в самом деле была всего лишь подростком, когда крисс проголосовал за изгнание его с Ньюфореста. Юная девочка ничего не могла противопоставить мощному давлению общества. Подлинными виновниками несчастья Пайаса были другие люди, гораздо старше ее, стоящие у кормила планетарной власти. Сейчас в нем шла внутренняя борьба: рассудком он понимал, что лучше бы отправить Бети домой и не бередить старых ран, но сердце и душа говорили ему, что нельзя отталкивать ее и возвращать в тот мир, где ей так плохо.
Когда ее рыдания наконец утихли, Пайас спросил:
— Крисс отменил тот декрет?
Бети печально покачала головой.
— Они не посмеют до тех пор, пока там заправляет Тас.
— Но ведь папа все еще герцог? — Несмотря на показное безразличие, Пайас внимательно следил по газетам за событиями на Ньюфоресте. Ему не попадалось сообщения о смерти отца, но ведь он часто отлучался на задания, к тому же Ньюфорест был довольно-таки провинциальной планетой. Перестановки в его правительстве редко становились главной темой новостей в Галактике.
— Он держится молодцом, — ответила Бети, шмыгая носом. Хотя крапчатая лихорадка не поддавалась излечению, это было вяло текущее заболевание, которое длилось годами, прежде чем убить свою жертву. — Ты ведь знаешь, какой он крепкий.
— Но Тас заправляет в криссе, — повторил Пайас ее слова.
— Тас заправляет повсюду, — сказала Бети. — Согласно Указу, он теперь является старшим сыном, который станет герцогом, когда папы… не станет. Папа слабеет с каждым днем, и его единственное занятие — борьба за жизнь. У него нет сил бороться еще и с Тасом. Тас же ведет себя так, словно он уже герцог — даже не герцог, а император. Если ты думаешь, что я преувеличиваю, тебе следовало бы на него взглянуть. Он настоящий диктатор, заставляющий всех делать и думать так, как он считает нужным. А любого, кто осмеливается противостоять ему, наказывает, иногда даже уничтожает.
— Почему об этом не доложили в Службу Имперской Безопасности? Насколько я знаю, Императрица не жалует подданных, которые
Бети покачала головой.
— Никто не осмелится послать такой доклад. Тас, похоже, знает обо всем, что происходит на планете. Я не знаю, как ему это удается, у него не так много шпионов, но он просто знает, и все — и людям, выступающим против него, становится очень несладко.
Слегка отстранившись, она посмотрела Пайасу в глаза.
— Что с ним случилось? Я не понимаю. Вы с ним всегда были моими старшими братьями, людьми, к которым я могла побежать и пожаловаться, если падала и ушибалась. Тас всегда был таким жизнерадостным, придумывал новые игры. В нем не было этой жестокости. Такое впечатление, что какая-то его часть, та самая, что делала его человеком, попросту исчезла.
— Я знаю, что он всегда завидовал мне, потому что я был старшим сыном и любимцем папы, — задумчиво начал Пайас. — Зависть может превратить в чудовище даже самых достойных людей. Возможно, неопределенность собственного положения толкнула его на то, чтобы убрать меня со своего пути, но, когда и это не принесло ему облегчения, он сделался еще более жестоким, надеясь, что неограниченная власть заполнит вакуум в душе. Но никакая власть не сможет сделать этого; душу нужно лечить изнутри, а не снаружи. — Пайас вздохнул. — Черт, я ведь не психолог. Я не знаю причин его состояния. Ясно лишь, что он страшно болен, я замечал это последнее время, когда был дома, но чем это вызвано, когда началось и как с этим бороться… этого я, хоть убей, не знаю.
— Его нужно остановить, — сказала Бети с мрачной решимостью. — Вот почему я приехала сюда, чтобы разыскать тебя. Ты всегда умел справляться с ним. Из всех людей на свете он боится только тебя, и ты единственный, кто может отобрать у него власть. Законно, как старший сын…
— По закону я не старший сын, — с горечью ответил Пайас. — По закону, утвержденному криссом, я — никто. Меня не существует. Никто на Ньюфоресте не имеет права иметь со мной дела.
— Множество людей начинают сознавать, что совершили ошибку, — сказала Бети. — Они хотят, чтобы ты вернулся и поставил Таса на место. Они хотят в будущем видеть тебя на месте герцога. Если хочешь знать, о тебе даже песни слагают: о блудном сыне, который в один прекрасный день вернется и спасет Ньюфорест от тирании.
Пайас отвернулся.
— Все не так просто, Бети. Я начал здесь новую жизнь. Причины, по которым я покинул Ньюфорест и которые я не мог изложить криссу, все еще существуют, и даже сейчас я не могу рассказать тебе обо всем. На мне лежит ответственность более значимая, нежели благополучие отдельной планеты. Я не знаю, будет ли у меня когда-нибудь возможность вернуться. Я даже не знаю, хочу ли я этого. Мне пришлось слишком многое в себе уничтожить, чтобы избавиться от невыносимой боли. И теперь вернуться к прошлому… — Он содрогнулся при одной лишь мысли об этом.
— Я понимаю, — сказала Бети детским голоском. — Мы повернулись к тебе спиной и изгнали прочь. У нас нет права просить тебя о чем-либо. Она вздохнула. — Но я теперь, похоже, оказалась в той же лодке. Мне придется изменить имя и скрыться в безопасном месте.
Это заявление отвлекло Пайаса от собственных безрадостных мыслей.
— Что? Почему?
Он вновь повернулся к ней.
— После всего случившегося я не могу вернуться домой. Ты был моей последней надеждой, но и она не оправдалась.