Мятеж
Шрифт:
Славный город Любек, раскинувшийся на холмах вдоль полноводной реки Траве, просыпаясь, сиял церковными шпилями в свете восходящего солнца. Крытые красной черепицей крыши бюргерских домов казались объятыми пламенем, ясные утренние лучи пронизали витражи собора, охватили веселым светло-желтым светом кроны росших неподалеку лип. Басовито ударил церковный колокол, ему вслед гулким эхом откликнулись колокольни церкви Святой Марии, церкви Святого Якоба, Святой Катерины, больничной церкви Святого Духа и всех прочих больших и малых храмов. Помолившись, одетый попроще народ –
– Да потише ты можешь, сволочь? – едва не упав с ног, выругался Ондрей. – Чуть ведь не свалил, зараза.
Его высокомерный спутник проигнорировал эти слова напрочь, лишь поправил на белесой шевелюре берет, тоже едва не сбитый, да, ускорив шаг, свернул в совсем уж тесный проулок, темный, с нависающими над головой этажами узких угрюмых домов и дурно пахнущей мостовою. Ондрей едва поспешал за напарником, все поглядывал под ноги, норовя не угодить в выплеснутое из окон дерьмо; слава богу, Тимофей через десяток шагов повернул снова, выйдя на небольшую площадь, а уж от нее, по широкой и светлой улице, направился в сторону видневшейся невдалеке церкви с окруженной строительными лесами недостроенной башней.
– Так и не отремонтировали, черти, – неожиданно усмехнулся главарь. – Лет сорок уже стараются, с того момента, как колокольня прямо в больничный двор рухнула. Вот так потеха была – представляю!
– А что за церковь-то?
– Святого Якоба.
Старшой опять усмехнулся, правда, не язвительно, как всегда, а грустновато, видать, вспомнил что-то приятное из своей прошлой жизни, а жил он когда-то здесь, в Любеке, Ондрей понял это с самых первых шагов, искренне удивляясь, как вообще можно было ориентироваться в этом хитросплетении кривых и узеньких улиц.
– Это хорошо, что здесь стройка… – остановившись у мощных стен церкви, негромко протянул Тимофей. – Это хорошо.
Крутя головою, Ондрей осторожно погладил ладонью снова начавшие появляться прыщи, поглазел на идущих мимо храма смешливых девчонок с корзинами и в забавных войлочных шапках – как видно, служанок, потом хотел было спросить у патрона, почему затянувшийся ремонт – это хорошо. Да раздумал – патрон пояснял, когда хотел, а когда не хотел, и слова из него клещами не вытянешь, лишь отмахивается да кривит надменно губы.
Впрочем, на этот раз главарь оказался весьма снисходителен, а может, просто надо уже было кое-кто пояснить.
– Зайдем-ка, друг мой, в корчму. Выпьем по кружке пива.
Вот это предложение прыщавого убивца очень даже устроило, надоело уже по улицам шастать, идти неведомо куда, словно нищий никому не надобный шпынь. Корчма. Пиво –
Хозяин небольшой забегаловки, неизвестно по какой причине именовавшейся «Старая тыква» и имевшей соответствующую вывеску, толстый, но весьма проворный мужик с бритым лицом и крючковатым носом, обслужил ранних посетителей самолично, притащил в больших деревянных кружках пивко да квашеную капусточку со свиной рулькой, поставив все на стол, извинился за вчерашний хлеб:
– Свежие булочки, господа мои, доставят с минуты на минуту! Колокол и четверть не успеет отбить.
О чем говорил трактирщик, прыщавый убивец не понимал, а патрон переводить не считал нужным, молча выдул на раз огромную кружку, капустой с рулькой заел, а уж потом и продолжил:
– Времени у нас мало, а потому слушай внимательно, мой новгородский друг. Слушай и запоминай, на улице я ничего показывать не буду.
Ондрей молча кивнул и, поставив на стол еще не допитую до конца кружку, выразил полную готовность к вниманию.
– Контора нашего приятеля, герра Якоба Штермеера, находится как раз напротив церкви, – понизил голос главарь. – Сразу за ней – маленький дворик со складом, двор тоже виден, и герр Якоб туда частенько выходит. Дальше ты, я надеюсь, понял?
– Понял, – потянувшись к рульке, шильник прищурил глаза. – С башни и будем стрелять. Самострел?
– Арбалет купим в мастерской одного человека, мастера Клауса Ван… впрочем, как его зовут, тебе совершенно незачем знать. У него есть на продажу… всегда было.
– А если сейчас нет? – осмелился возразить тать.
Тимофей повел плечом:
– Если нет, тогда и будем думать. Все! Доедай и пошли. Нам еще нужно договориться со шкипером – вернемся в Ригу.
– В Ригу?!
– Или Ревель, все равно – после твоего меткого выстрела в Любеке станет оставаться опасно. Ну? Допил?
– Угу! – Ондрей поспешно опрокинул кружку.
Расплатившись за пиво и рульки, приезжие лиходеи покинули корчму и направились вдоль длинной, усаженной липами улицы.
Провожавший их кабатчик задержался в дверях и, чуточку выждав, обернулся, подозвав служку:
– Эй, Фриц! Я тебе говорю, Фридрих!
– Да господин? – из глубины корчмы послышался тоненький голосок.
– Бросай, говорю, тряпку, орясина, да живо сюда!
– Ага!
Подбежав к хозяину, Фриц – смешной лопоухий мальчишка с копною соломенно-желтых волос и удивленными голубыми глазами – поклонился… И трактирщик тут же схватил его за ухо, притянул к себе:
– Вон тех двоих видишь? Что только что у нас были.
– Каких? Ой, ой! Вижу, вижу, мой господин.
– Беги живо за ними, проследи. Куда пойдут да с кем встретятся. Потом доложишь в подробностях.
– А… как же корчма, господин? Тут еще работы…
– Управимся без тебя как-нибудь… А ну, пшел! Живо!
Прочтя про себя молитву, старший дьяк Федор одернул камзол и, глянув на синее небо, поспешно сошел по сходням «Святой Софии» – крупного трехмачтового когга, принадлежащего почтенному новгородскому негоцианту Михаилу Острожцу, «заморскому» гостю, старосте гильдии самых богатых купцов при церкви Иоанна на Опорках – «ивановского ста» и давнему другу великого князя Егора.