Мятеж
Шрифт:
Граф фон Чернин был зол и на британцев, они чувствовали, что подставили его. Ситуация пошла совсем не так, как это было оговорено, в то же время начались события на Востоке, и граф понял, что их элементарно «кинули», как выражается быдло. Отвлекли внимание русских за их счет, проехались на чужой спине. Поэтому он негодовал – причем граф отчетливо понимал, что Австро-Венгрия сейчас для Британии всего лишь «непотопляемый авианосец на европейском континенте», как для САСШ таким авианосцем является итальянское королевство. Отношения Британского содружества с Австро-Венгерской империей уже давно строились не на принципах сотрудничества, а по схеме «отдание приказа – его выполнение». Сам граф фон Чернин, будучи членом тайной подрывной организации, контролируемой британской разведкой, немало сделал для того, чтобы позиция его страны была именно такой, а не другой, но ему все равно было неприятно. Наверное, это защитная реакция, как у дамы легкого поведения, убеждающей себя, что она всего лишь меняет мужей чуть чаще, чем средняя домохозяйка.
...За тонированными стеклами машины летела дорога, почти ничего не было видно, но граф и так мог сказать, что там можно увидеть. Перелески и поля, только что они выехали из чистенькой, обихоженной, даже кукольной Священной Римской империи и въехали на территорию, которая долгие годы стонет под игом азиатских варваров. Здесь, конечно, дорога получше, а дома, если заехать в любое село, несравнимо привлекательней, чем по ту сторону границы, и не идут ни в какое сравнение с небольшими, аккуратными домиками германцев, которые считают каждый пфенниг, в том числе и расходы на отопление зимой, и не строят огромные хоромы. Но люди здесь по-византийски лукавы, в душе жестоки, особенно к слабому, лживы и коварны. Долгое господство русских несомненно оставило свой след.
– Подъезжаем, – негромко произнес старший охраны, – всем приготовиться! Не стрелять без команды!
Специальное бюро государственной охраны организационно входит в состав дворцовой полиции и подчиняется генералу свиты Его Императорского Величества Императора Австрийского и Апостолического короля Венгерского. Из всех служб государственной охраны эта охрана является одной из самых многочисленных и хорошо подготовленных, но в то же время на ней висят несмываемые пятна позора, такие как убийство эрцгерцога Франца Фердинанда и его супруги и ряд других. Но сейчас агенты бюро намеревались сделать все, что в их силах, чтобы уберечь охраняемого...
Свет фар высветил блокпост Гвардии Людовой – старый бронетранспортер, со стволом крупнокалиберного пулемета, почему-то нацеленным в лес, а не на дорогу, небольшой сельский грузовичок по другую сторону дороги, несколько человек с винтовками и автоматами, небритых и одетых не по форме. Они не выглядели как регулярная армия.
Один из повстанцев с помповым ружьем подошел к головной машине, ничего не опасаясь, постучал по стеклу.
– Не открывай! – резко приказал старший охраны водителю.
– Что вам угодно? – спросил по-немецки начальник охраны конвоя. Официальным государственным языком Австро-Венгрии был немецкий в его австрийском варианте, на территориях имели хождение еще два языка, венгерский и хорватский, но официально они признаны не были во избежание усиления сепаратизма.
Повстанец застучал по стеклу уже кулаком. Он не мог понять, откуда звучит голос, не знал, что специальные автомобили повышенного уровня защиты оснащаются микрофоном и громкоговорителем, чтобы общаться с внешним миром, не открывая окон и дверей. Carat Duchatelet, один из ведущих мировых поставщиков такого рода машин, знал свое дело...
– Мы прибыли сюда по приглашению. Пригласите старшего по званию, – сказал старший по-немецки, потом повторил то же самое по-английски... Никакой осмысленной реакции.
Повстанец понял, что надо как-то общаться, языков он не знал, а стрелять по одинаковым черным, начальственного вида машинам не решался. Поэтому он обернулся, что-то закричал, замахал рукой. К машинам побежал еще один повстанец.
– Что они делают, экселенц... – спросил офицера водитель головной машины.
– Понятия не имею. Будь наготове, двигатель не глуши.
Подбежавший второй повстанец, намного моложе первого, тоже несколько раз стукнул кулаком по стеклу, требуя открыть.
– Мы прибыли сюда по приглашению, – повторил старший охраны по-немецки и по-английски, – свяжитесь с вашим командованием.
– Можно говорить? – на плохом английском спросил второй повстанец.
– Да, вы можете говорить.
– Въезд в город платный. Десять рублей с машины... Десять рублей, золотой червонец, понимаете?
Старший охраны ожидал всего, чего угодно, но только не этого. Требований выйти из машины, подвергнуться обыску – но только не такого вот спокойного заявления о том, сколько стоит въезд в город. Хотя ничего удивительного в этом не было – просто возвращались средневековые европейские нравы, там за проезд через каждую сеньорию брали деньги, за въезд в любой город – тоже. Раньше еще и камень брали на мощение дорог, или специальный «каменный сбор», с тех, кто этот камень не привез. Здесь, судя по всему, о состоянии дорог никто не заботился.
– У нас нет русских рублей.
– Тогда марки или кроны. Двадцать пять римских марок или сорок австрийских крон, понимаете? Богемские кроны мы тоже принимаем, валлонские франки тоже. Любые деньги в уплату за проезд, пан, – платите и проезжайте или ищите другую дорогу.
Удивительно, как русские до сих пор сюда не дошли? Может, они и там так же: платили на дорогах, их и пропускали, так дошли до Варшавы.
Кстати, злотые здесь почему-то не принимали.
Старший конвоя достал бумажник, пересчитал деньги. Свои собственные, потом как-то отчитается. У него было около двухсот австрийских крон разными купюрами и крон пять мелочью. Три машины это... сто двадцать крон, правильно. Только бы не потребовали еще...
Помимо микрофона с громкоговорителем, у этой машины было что-то вроде щели, предназначенной специально для таких случаев, щель эта при необходимости герметично перекрывалась.
– Возьмите. Видите, возьмите. За три машины, австрийские кроны.
Ополченец принял и пересчитал деньги, одну даже посмотрел на свет при помощи фонарика, чтобы увидеть водяные знаки.
– Все правильно. Поезжайте, пан, счастливого пути.
Уму непостижимо!
Вопреки ожиданию, кортеж не пошел сразу в центр города, свернул на одну из тихих улочек жилого пригорода, зеленого, расположенного по розе ветров – чтобы «лисьи хвосты» от металлургического комбината не висели над ним. Здесь, в одном из домов, жил тот, кто был им нужен.