Мятеж
Шрифт:
Фон Чернин знал и покойного Константина, польского монарха. Ощущение было двойственным. Он безусловно остался русским, хоть в нем была и польская, и германская кровь – мать Бориса тоже была полькой. Он давно простил Михайловичей и своего родственника венценосного Александра, хотя понимал, что при ином раскладе событий мог бы править всей Россией. Увы... он сочетал в себе несочетаемое: любовь к семье, к жизни – и необходимость хоть как-то, но править в своем беспутном и анархичном государстве. Решения он принимал обычно под давлением большинства министров, по принципу «как бы чего не вышло» или «чтобы не было еще хуже». Много давал свободы, причем давал вынужденно, иногда мог узаконить то, что уже по факту случилось. Бежал от своего двора. Вместо того чтобы удалить от него подонков, проходимцев, мужеложцев, кокаинистов, бежал от него сам, искал утешения либо среди дам дипломатического корпуса, либо, и того хлеще, – в варшавских высших учебных заведениях. Фон Чернин был умным человеком и понимал, что так править государством нельзя.
А вот Бориса он не воспринимал как монарха вообще. Жестокий ребенок, развращенный двором, безнаказанностью, происходящими там ежедневно и ежечасно непотребствами, за которые в России немедленно сослали бы пожизненно без права появляться в столичных городах и тем более – при дворе. Масон, авантюрист и последний подонок Малимон, представлявшийся всем итальянским графом (потом выяснилось, что это не так), научил его «любви по-итальянски» – содомии! И за это его только удалили от двора и из Польши, хотя произошедшее непотребство нельзя было смыть ничем, кроме крови. Потом чуть подросший Борис собрал вокруг себя компанию из представителей польского дворянства, таких же распутных и жестоких молодых людей. С ним они нагло, вызывающе кутили по всей Варшаве, творили, что хотели. Потом произошла история с изнасилованием Черневской – отец изнасилованной дочери догадался бухнуться в ноги самому государю Александру, нарушая правило «сеньор моего сеньора не мой сеньор», после чего Александр Пятый написал раздраженное письмо своему дальнему родственнику, где повелел по сеньориальному праву прекратить творящиеся безобразия и привлечь виновных к ответу по всей строгости закона. Борис, конечно же, в этой истории вышел сухим из воды, отчего уверовал, что в жизни ему все дозволено, набрал новую команду бузотеров, а потом не остановился перед убийством отца и вооруженным мятежом.
Самое удивительное, что фон Чернин сейчас понял, чего ждет от него Борис. Он ждет, что Великобритания и Австро-Венгрия придут на помощь Речи Посполитой и вступят в вооруженное столкновение с Российской империей. Он и в самом деле этого ждал!
– Боюсь, у меня не слишком хорошие новости, Ваше Величество, – сказал граф. – Русским на то, чтобы окончательно взять Варшаву, потребуются сутки, не более. Оставленный вами там Мыслевский ведет переговоры с их командованием о сдаче города.
– Но я же не разрешал этого делать! – гневно воскликнул Борис.
– Тем не менее он это делает, экселенц.
– Тогда я прикажу повесить его на виду у русских на воротах Варшавской заставы!
Граф Чернин не стал говорить, что, согласно последним полученным снимкам, заставу уже заняли русские. Похоже, что правящий монарх Польши так и не понял – его приказы в Варшаве стоят не дороже бумаги, на которой они написаны. Крысы уже побежали с тонущего корабля... вероятно, русские не наступают дальше только потому, чтобы все, кто хочет бежать, успели это сделать. Да, это не восемьдесят первый...
– Боюсь, приказ не будет выполнен, Ваше Величество, – угрюмо произнес фон Чернин, – его некому выполнять.
– Найдутся! В этом вы ошибаетесь! В Польше еще остались рыцари! Вот тот же Мусницкий... Если надо, он пойдет и притащит этого предателя Мыслевского на веревке за машиной, правда ведь, Мусницкий?!
Граф фон Чернин внезапно понял еще кое-что. Горящие глаза, не находящие покоя руки, какая-то нахальная и быстрая речь. Все симптомы кокаиниста... есть такой рецепт, кокаин и спирт, его придумали как раз в Польше. Кокаин как стимулятор, спирт, наоборот, успокаивает. Так можно не спать, не есть, активно действовать три-четыре дня... русские в восьмидесятых с этим уже сталкивались... и раньше тоже бывало. Король – наркоман, видано ли! Можно даже по-другому это назвать. Политическая наркомания, вот самое точное определение.
Политическая наркомания...
– Всенепременно, Ваше Величество! – поклонился, не вставая со стула, Мусницкий. – Только прикажите.
– Вот видите, Чернин! Видите?!
– Этого недостаточно, Ваше Величество.
– А что вам еще надо? У меня – целая армия. Достаточно еще нескольких дней – и народ восстанет, вот попомните мое слово! И мы не только вернем захваченное оккупантами, но и пойдем дальше!
На самом деле польский народ не восставал, польский народ торговал с этими «оккупантами». Армейским, жандармским, полицейским частям и соединениям Российской империи требовался постой, требовалось пропитание, и за все это они готовы были платить деньги. Один из постоянно действующих приказов русской армии категорически запрещал реквизиции, провизия всегда покупалась и за постой тоже платили. У русских можно было разжиться бензином и соляркой, это было очень нужно, чтобы убрать уродившийся ныне богатый урожай – платили обычно спиртом. Наконец, при русских не было грабежей, не было разъезжающих по дорогам вооруженных людей, не было сборищ с оружием, с флагами – а потом с насилием и поджогами. Не было даже воров – после того, как нескольких, по закону военного времени, повесили.
– Ваше Величество, у русских на территории Польши сконцентрировано уже семь бригад первого эшелона, две – второго, это не считая казаков и частей специального назначения. Ваши силы исчерпываются пятью дивизиями, вы не имеете ВВС, чтобы бороться за господство в воздухе.
– Вы забываете про польский народ, пан граф! Любой поднимется на защиту неподлеглости, стоит только бросить клич!
То-то поднялись...
Фон Чернин беспомощно посмотрел на Мусницкого – он просто не знал, как дальше разговаривать. Мусницкий немедленно пришел на помощь:
– Вам угрожает опасность, Ваше Величество.
Борис уставился на него:
– Какая же?
– Русские готовят ваше убийство, Ваше Величество. Для этого они хотят забросить сюда группу подготовленных диверсантов.
– Диверсантов... ха! Диверсантов... Для чего тогда меня здесь так охраняют, скажите мне, Мусницкий?
– Ваше Величество, они могут просто навести ракету или авиабомбу. От этого не поможет никакая охрана.
Борис Первый посмотрел на Мусницкого, потом на фон Чернина, а потом сделал то, чего от него никак не ожидал никто. Он...
Заплакал.
– Я давно знаю, что они хотят отнять Польшу. Они не хотят признавать прав нашей семьи, для них мы никто. Понимаете, Мусницкий, никто! Они хотят убить нас, чтобы никого не осталось, чтобы больше не было ни одного претендента на трон, кроме них самих! Это варвары, Мусницкий, убийцы и варвары!
Фон Чернин вдруг понял, о чем идет речь. Вспомнил, кто перед ним сидит. И оттого стало жутко...
Этот «король» в женском халате, размазывающий слезы по плечу одного из своих придворных, бывшего старшего оперативного сотрудника МВД Котовского, – он ведь Романов. Господи, он ведь Романов! Он происходит из царского рода, по идее, если прервется линия Михайловичей, а в живых теперь только Николай Третий и его сестра... Господи, ни у того ни у другого даже детей пока нет! Ведь этот человек в женском халате может претендовать на русский трон!!!
Пресвятой Господь, помоги нам!
Министру стало жутко. От осознания он моментально прокрутил ситуацию дальше. Он знал, как действуют британцы – они могут вести игру десятилетиями. Борис Романов – их козырь! Они убили Александра Пятого – фон Чернин не сомневался, что именно убили. Теперь под прицелом Николай Третий. Если что-то случится и с ним – Борис может на равных спорить за трон с сестрой Николая. Уже давно на русском троне не было женщин, русские этого не поймут – женщину на троне. Да, есть еще претенденты, но они из таких же побочных ветвей, а Борис Романов может стать компромиссной фигурой для всех именно из-за своей слабости! Может быть, поэтому британцы настаивают на том, чтобы вызволить отсюда Бориса Романова во что бы то ни стало?! Может, они хотят... да почему «может» – хотят, однозначно хотят видеть своего ставленника на русском троне и станут делать для этого все.