Мятежница
Шрифт:
— В Артане есть особое наказание для женщин, которые пренебрегли своей защитой. — Кафтан был сброшен на шкуры, за ним последовала туника. Кейн остался лишь в штанах и шагнул к большому сундуку в углу, а я вся обратилась в слух. — Смысл в нем такой, чтобы лишить виновницу одного из чувств. На время. А ее мужчина помогает с этим справиться.
Лишить одного из чувств?!
Кейн тем временем достал из сундука широкую полоску кожи и направился ко мне.
— Чаще всего используют сок аркита, и тогда женщина не может разговаривать.
— Какое варварство!
— Зато
Я вложила в свой взгляд все, что думаю о таких воспитательных методах, но Кейн уже оказался рядом и бесцеремонно развернул меня к себе спиной. От близости Логхарда плеснуло жаром.
— Но когда его нет, — хрипло прошептал он, — непокорную лишают возможности видеть. Стой спокойно, фрейлина.
Я все-таки вздрогнула, когда полоска легла мне на лицо, закрывая глаза и погружая во тьму.
Глава 18
Бессознательно потянулась к ленте, чтобы стянуть ее, но натолкнулась на холодный голос Кейна:
— Это твое наказание, фрейлина. Не заставляй меня тебя связывать.
Такого я точно не могла допустить, поэтому медленно опустила руки.
Темнота вокруг была неуютной и пугающей, словно меня лишили самого дорогого, самого важного. Во рту пересохло, а сердце не желало замедлять свой бег. Все остальные чувства резко обострились: звуки, запахи стали отчетливее. Собственное дыхание оглушало, прикосновения Кейна обжигали и заставляли вздрагивать, когда сильные пальцы касались моих волос или затылка.
Артанец крепко завязал ленту и отступил. На шаг, потому что я продолжала чувствовать его за своей спиной.
— И что дальше? — севшим голосом спросила я. — Мне так стоять всю ночь?
Представила, как завтра буду засыпать на ходу, мысленно застонала, и тут же себя одернула. Неудобно, но не смертельно, к тому же, я выбрала это сама.
— Нет, — спокойно ответил Кейн. Слишком спокойно, и это настораживало сильнее окружающей меня темноты. — Будешь делать то, что прикажу.
Сердце ухнуло вниз, а меня бросило в жар, когда его ладони скользнули по моим плечам, стягивая накидку.
— Хотите, чтобы прислуживая вам, я случайно наступила в костер? — заметила ядовито, стараясь скрыть волнение.
— Я не позволю тебе пораниться, Амелия. — В спокойствие плеснула жесткость.
Удивительно, но лишенная зрения я могла различить мельчайшие перемены в настроении Кейна. Голос выдавал его чувства, в отличие от ледяной маски, которую он привык носить.
Потрясенная этим открытием, дернулась, когда артанец положил ладони мне на талию, увлекая в неизвестность. Тем неожиданней прозвучало:
— Ты, наверное, голодна.
— Издеваетесь? Как мне, по-вашему, есть?
Идти в темноте было странно, поэтому я ступала с осторожностью, опасаясь обо что-нибудь споткнуться.
— Нет. — Теперь в голосе Кейна проскользнула насмешка. — Я позабочусь об этом.
Он нажал мне на плечи, отчего мои ноги подкосились и я, замахав руками, полетела вниз… Полетела бы, если бы
Судя по шагам, артанец отошел. Затаив дыхание, я прислушивалась ко всем шорохам: шелест ткани, звон стали, всплеск воды. Хотелось стянуть ленту и посмотреть, что он делает, наблюдает за мной или нет. Проклятая неизвестность!
— Что вы делаете? — поинтересовалась я. К счастью, разговаривать мне не запретили.
— Узнаешь.
Я сжала губы и насторожилась, когда Кейн вернулся.
Он уселся рядом так, что наши бедра соприкоснулись, окутал терпким ароматом трав. Сейчас его близость ощущалась куда острее, чем когда я могла видеть. От этих ощущений покалывало в ладонях, по телу пробегали волны дрожи. Когда страх мешается с предвкушением, и не знаешь, что сильнее.
Когда моего подбородка коснулись горячие пальцы, неосознанно отпрянула, но Кейн удержал. Я почувствовала прикосновение металла к губам, в нос ударил яркий ягодный аромат.
— Пей, — приказал артанец и надавил на подбородок, заставляя меня запрокинуть голову.
Мне ничего не оставалось, как сделать глоток крепкого вина, которое отозвалось сладостью на языке и согрело горло. Я, наверное, выпила половину кубка, прежде чем Кейн забрал его. Голова уже слегка кружилась, когда обоняния коснулся запах хлеба и сыра.
— Я могу есть сама, — отвернулась, когда поняла, что задумал артанец.
— Не можешь. Потому что я так хочу. Бери.
Губ настойчиво коснулся кусочек хлеба, в который я с остервенением вгрызлась.
— Осторожно, — сказал Кейн, — ты же не хочешь откусить мне пальцы.
— Если бы могла, я бы отгрызла вам руку! — прожевав, заявила я и услышала тихий смех.
Вслед за хлебом был сыр, а затем вяленое мясо. Иногда мои губы касались пальцев Кейна, и тогда я вздрагивала и отстранялась. Потому что эти случайные прикосновения заставляли меня вспоминать о ночи в Каменном лесу и (о боги!) о ласках артанца. Это меня и злило. То, что я не могу сдержать охватывающее тело томление и обуздать собственные фантазии. Именно это было унизительно. Страшно унизительно.
Поэтому последний кусочек не полез в горло. На глаза навернулись слезы, которые, к счастью, впитались в ленту. Зато щеки горели, словно я прижала к ним раскаленные угли.
— Не хочу… больше, — прошептала я и крепко сжала зубы. Голос дрогнул, выдавая мои чувства, но мне было все равно.
Нравится надо мной издеваться, пусть издевается!
Сказал: наказание — выдержу! Я сильная, и со всем справлюсь… Но почему же так больно?
Я оказалась сидящей на коленях Кейна раньше, чем успела это осознать. Все внутри перевернулось, воспротивилось этому, но мне не позволили отстраниться, крепко прижали к сильной и горячей груди. Бессилие, гнев, собственные чувства, душившие меня, прорвались слезами. Такими горькими, что казалось, если не выплесну их, просто отравлюсь.