Мятежный дом
Шрифт:
Он снова запрокинул голову, прищурившись в потолок.
— Хорошо бы добиться, чтоб нас казнили по-простому и без выдумок.
«Ты шел куда-то с крестом, Раймон? Так вот, мы уже пришли».
Оглядев просторный зал, партер, где размещалась коллегия из пятисот человек и галерею для зрителей, он усмехнулся. Все эти люди, важные дамы и господа, пришли сюда, чтобы судить его, боевую скотину. Одно это было победой.
Зал тихо гудел.
«То цирк, и праздника ждут…»
Рэй посмотрел вправо — туда, где сидел Дик.
Их
И не знал, стоит ли.
Он вспомнил, как они оказались на арене в первый раз — тогда Дик тоже был за невидимой стеной, его ограждали со всех сторон боль и предельная усталость, и Рэй не счел нужным пробиваться за эту стену. Все могло кончиться провалом, и ему казалось тогда — не стоит. Ложная надежда — еще хуже, чем никакой. Вот победим, выживем — тогда и поговорим.
Сейчас он не мог предложить надежды, но мог предложить поддержку. Ему казалось, что именно в этом Дик отчаянно нуждается.
Сам Дик, похоже, считал иначе.
Он улыбнулся при виде Рэя и вяло махнул ему рукой — а теперь сидел, упираясь локтями в барьер и склонив лоб на неплотно сжатые кулаки. Когда в зал вошли с одной стороны — Шнайдер, а с другой — леди Констанс, охраннику пришлось ткнуть юношу между лопаток, чтобы он встал.
Рэй поднялся сам. Трудно было отказать себе в удовольствии посмотреть на Шнайдера сверху вниз.
«Когда-то ты заменял мне Бога. А ведь ты всего лишь плоть и кровь, такая же, как и я».
Ноги все еще болели, но Рэй улыбнулся во весь рот.
На тайсё это не произвело никакого впечатления.
— Я, Рихард Шнайдер, от имени Дома Рива буду обвинять этих людей, — сказал он. — И я обвиняю их в захвате заложников, многочисленных убийствах, разрушении имущества Дома, этологический диверсии. Здесь, в этом зале, я не тайсё, но один из граждан Дома, говорящий от имени всех.
— Я Констанс Ван-Вальден Мак-Интайр из рода Риос-и-Риордан, государева пленница, выступаю в защиту этих людей. В этом зале я, по всей видимости, все равно Государева пленница, — леди Констанс улыбнулась, демонстрируя следящий браслет.
— Пусть обвиняемые назовут свои имена и объявят о своем подданстве, — проговорил абитр.
— Я Порше Раэмон, — сказал Рэй. — Я считаю себя гражданином дома Рива, что бы остальные об этом ни думали. Ибо я родился в Доме Рива, здесь, на Картаго, вырос и воспитывался здесь, я сражался за дом Рива против дома Кенан и против Империи. Правда, в свое время, не зная, что я могу считать себя гражданином, я принес присягу императору Брендану Риордану. Но это не меняет дела: не одного имперца вы признали гражданином, значит, и я могу считать себя таковым.
Усмехнувшись в ответ на гул из зала, он сел.
— Я Йонои Райан, которого знают здесь как Ричарда Суну, — проговорил Дик ровным голосом. — Первое имя я получил от кровных родителей, второе — от приемных. По рождению, если верить вашим законам, я ассоциат дома Рива. Наверное. Я не знаю, считается это или нет после того, как вы уничтожили Минато. Все равно я присягал Императору Брендану Риордану. Я гражданин Империи. Считать ли меня военнопленным, решайте сами. Мне как-то уже все равно.
С этими словами он сел и снова опустил голову на руки.
— Приступаем к опросу свидетелей с целью установить личности обвиняемых, — сказал невозмутимый арбитр. — Кто подтвердит, что… Порше Раэмон действительно тот, за кого себя выдает?
— Я, — раздался голос с галереи.
— Назовите себя.
— Северин Огата, глава дома Сога.
— Пройдите на место для свидетелей.
Огате подвели гравиплатформу и он спустился к барьеру.
— Кто-нибудь возражает против этого свидетеля?
Ни Шнайдер, ни леди Констанс не отозвались. Арбитр продолжил допрос.
— Как давно вы знаете Порше Раэмона?
–
— Больше десяти лет.
— Он тогда назывался Порше Раэмоном?
— Нет. Он носил номер тридцать четыре в моей роте.
— Как он получил имя?
— Попал в плен одновременно со мной в бою за Андраду. Мы защищали космопорт Пелей. Нас взяла Двенадцатая десантная манипула Синдэнгуми. Ее корабль назывался «Раймон Порше». Отсюда имя.
— Откуда вам знать, что этот морлок и ваш Тридцать Четвертый — одно и то же лицо?
— Другие морлоки из моей роты живыми в плен не попали.
— Боюсь, нам нужны более веские свидетельства.
— Тридцать Четвертый на моих глазах получил разрывной в грудь. У него должны были остаться шрамы.
Рэй ничем не выдал своего удивления, хотя оно было изрядным. Он прекрасно помнил туртана Огату, прежнего хозяина Динго, и прекрасно помнил, что того ранили первым. Плазменный заряд пришелся по ногам, их отожгло по самый пах, и с трудом верилось, что в таком состоянии туртан помнил, куда ранили Рэя. Неужели он лгал? И если лгал, то зачем? А с другой стороны — всяко бывает, нехорошо обвинять человека во лжи только потому, что тебе кажется… в конце концов, он мог и запомнить…
В любом случае, Рэй упустил момент, когда можно было поймать туртана Огату на слове. Арбитр приказал засвидетельствовать след ранения, силовые кандалы с тихим гудением зафиксировали Рэя неподвижно, чтобы охранник мог расстегнуть на нем тюремную робу — и тут леди Констанс подняла руку.
— Протестую, ваша честь.
Арбитр удивленно поднял брови — в вавилонских судах такое обращение к арбитру было не принято.
— Простите?
— Нет необходимости унижать моего подзащитного, раздевая его при всех. Вот запись осмотра, сделанного медиками сразу после помещения Раэмона Порше под стражу, — леди Констанс показала мнемопатрон. — Среди свежих следов истязания упоминаются и старые шрамы, в том числе залеченный крестообразный рубец в правом нижнем квадранте груди, начинающийся под правым соском и заканчивающийся на боку, над одиннадцатым ребром, двенадцатое и тринадцатое ребра хирургически удалены полностью.