Мятежный лорд
Шрифт:
– Что они говорили вам? Что говорила та девушка из Ливорно? – поинтересовался Трелони. Интерес был нездоровым, он это понимал, но ничего не мог с собой поделать.
– В Ливорно? Явно она указывала на Шелли. А приведения в палаццо вещали о многом. Долгая история. Уверен, они намекали на скорый уход Аллегры и мой. Графиня не любит, когда я говорю о собственной смерти. Она слишком молода, чтобы воспринимать подобные вещи беспристрастно…
Обратно в Пизу Байрон обычно возвращался по дороге, которая шла вдоль моря. В наступившей темноте оставалось лишь положиться на чутье лошадей, резво несущих всадников по направлению
– Сыграем в бильярд, когда приедем? – предложил Байрон.
– Почему нет. Сыграем, – выкрикнул Трелони, перекрикивая шум волн.
Джордж улыбнулся. Чего бы не готовила ему судьба, в данный момент, ненадолго, он почувствовал себя счастливым…
1820 год, Равенна
Практически сразу после неудавшейся попытки Алджернона выследить карбонариев возле дома Байрона, он получил прекрасную возможность познакомиться со знаменитым соотечественником лично. Сначала Алджи заметил высокого, начинавшего полнеть мужчину с удивительным лицом. Мужчина стоял в углу комнаты и опирался на трость. Его лицо походило на те античные скульптуры, которые Алджи встречались по всей Италии, чуть не в каждом доме, словно бы они являлись не древней редкостью, а обычной вазой или подсвечником.
– Кто тот человек, похожий на Аполлона? – спросил Алджернон хозяина дома. – Какое потрясающее лицо!
Хозяин, непонятно кому симпатизировавший английский граф, ответил:
– Вы не знакомы? Джордж Байрон собственной персоной. Заманил его к себе чудом! Он ненавидит англичан, немцев, австрияков… Обожает итальянцев… На него любят прийти посмотреть. Рад был его приходу, искренне рад…
Дальше Алджернон не слушал. Перед ним стоял тот, кого он так усиленно искал, с кем он так упорно ждал знакомства. Человек с лицом Аполлона? С отсутствующим взглядом, стоявший в странной позе – чуть неуклюже опираясь на трость? Тот самый поэт, попирающий устоявшиеся нормы морали? Он же следил за ним, здесь в Равенне несколько месяцев – и вот, пожалуйста, Байрон стоит перед ним…
– Вы нас можете представить друг другу? – Алджи не верил в свою удачу.
– Почему нет, – ответил хозяин, – но имейте в виду: лорд Байрон не имеет ни малейшей склонности следовать светским манерам, и знакомится лишь с теми, с кем хочет знакомиться сам. Причем, он не любит англичан, я вам уже упоминал об этом.
Алджернон склонил голову в знак согласия с высказанными условиями. Его подвели к Байрону. Тот не шелохнулся, не повернул головы в сторону незнакомца. Весь его облик говорил об одном: полном пренебрежении к окружающим.
– Позвольте представить, лорд Байрон, – Алджернон почувствовал непреодолимое желание уйти: будто сейчас его разоблачат, выведут на чистую воду, и никакие ухищрения не помогут скрыть правду.
– Давно вы прибыли из Англии? – голос прозвучал холодно, но вежливо. – На чьей тут стороне? – Байрон ухмыльнулся и протянул руку для приветствия. – Лично я поддерживаю стремление итальянцев стать независимыми от европейских племен. Итальянцы слишком разрознены, в их рядах нет единства. Но они правы в своем стремлении к независимости.
Алджи растерялся – он не ожидал подобной откровенности.
– Вы откровенно выражаете свое мнение, сэр. Это внушает уважение к вашей позиции. Я не вполне с ней согласен… – он замолчал, не уверенный в том, что следует сказать дальше.
– Не смущайтесь! – Байрон махнул перчаткой, которую снял с левой руки. – Здесь большинство не понимает и не принимает моей позиции. Я не скрываю ее. Мои письма в Англию вскрывают? Скорее всего, это так. Уверен, что это так, – трость взлетела в воздух и сделала странный, замысловатый кульбит. – Мне все равно, мой дорогой друг.
– Неужто, неужто сбежав с родины, вы так запросто готовы расстаться с той страной, которая вас приютила? – слова, вопреки воле Алджи, сами слетели с его губ. Тут ему стало страшно. Глаза Байрона, казалось, видели душу собеседника насквозь.
– Полагаете, мне есть, что терять? – Байрон замолчал. – Отчасти вы правы. Я был бы рад видеть мою судьбу в ином свете. К сожалению, судьба моя предопределена. Тут уж ничего не изменишь.
В тот вечер Алджернон понял, насколько ошибался в отношении Джорджа Байрона. Мнение, высказываемое по отношению к нему в Англии, рассыпалось в прах. Распутник? Лжец? Предатель? Человек, не ведающий норм морали? О, более он так о Байроне не думал.
– Как вы смогли определиться? Почему вы не пытаетесь скрывать своих убеждений? Разве тут так все очевидно? – спросил Алджернон.
– Именно здесь, очевидно. Ищите странное и загадочное в простом. Моя жизнь находится под угрозой. Представьте, муж женщины, которую я люблю, поклялся расправиться со мной. Я не расстаюсь с оружием, но спокойно езжу ночами привычными дорогами. Представьте, не беспокоюсь нисколько. Я стреляю превосходно. Какая же проблема действительно волнует меня? – Байрон смотрел прямо Алджи в глаза. Тот слегка смутился и отвел взгляд в сторону:
– Не знаю. Ответьте, что вас волнует. Мне небезынтересно услышать.
– Почта. Меня волнуют почтовые отправления. На континенте, доложу я вам, почта работает отвратительно. Мои рукописи доходят с большой задержкой до издателя. К тому же, издатель не проявляет ко мне никакого уважения. Получив рукопись, он не считает своим долгом чиркнуть хоть строчку. Понимаете, моя жизнь предопределена, а вот судьба моих рукописей – в руках издателей, которые не считают нужным написать мне пару слов. А ведь я для них пишу куда больше…
Глава 3. Пиза, август 1822 года
Разрешение сжечь тела Уильямса и Шелли пришло к середине августа.
– Мы справимся с этим делом? – спросил Трелони Джорджа, передав новости. – Нам нужен кто-то в помощь?
– Нет. Поедем втроем. Вы ведь с нами, Ли?
Хант побледнел. Он с трудом представлял себе предстоящую процедуру. К горлу подкатила тошнота, но Ли сдержался и медленно ответил:
– Конечно, я поеду с вами. Когда вы намереваетесь ехать?