Мыло
Шрифт:
– Ну что, дождались? – хрипло спросил Игорь.
Глава 8
– Миша, Михаил! Слышь, пошли до ручья, глянем, что с моей коровой Маруськой эта чума небесная сотворила! – Бабушка Поля стояла возле калитки, опёршись рукой о суковатую палку. Покрытое морщинами худое лицо было печально.
– Сейчас, баба Поля, дом только прикрою! – Мишка, высокий крепкий паренёк лет 17, не мог отказать старухе, как-никак его подружка Даша, приходилась ей внучкой. Мишка уже неделю как хозяйничал в доме один. Родители его уехали в гости к родственникам, оставив на попечение Мишке огород, который нужно было ежедневно поливать, да зловредную козу, которую утром нужно было выпускать пастись, а вечером доить. За паскудность Мишка дал ей имя – Чупакабра. Родителям это прозвище неожиданно понравилось, привыкли и соседи и с тех пор некто не звал её иначе. Даша, узнав, имя козы пришла в полный восторг. Чупакабра была самостоятельная: – шлялась, где ей заблагорассудится, но никак не там, куда её выгоняли на выпас.
– Коза то где твоя, цела хоть? – спросила баба Поля.
– Шляется, что с ней будет? На лугу ей пастись в лом, ей как собаке лучше по дворам шастать, да по помойкам!
– О-хо-хо! А мою коровушку, супостат этот, закружил, закружил, – на кусочки разодрал, вдребезги! Видел ли, что творилось то?
– Видел, бабка Поля, я как раз в огороде огурцы в парниках поливал.
– Что творит, что творит! Спасу нет! Ты пакетик, целлофановый, с собой захвати, может мяса от кормилицы моей, соберём какого. Пошли через твой огород, ближе будет.
Мишка, как и другие, был ошеломлён событиями, произошедшими за день. Но от того, что они увидели на лугу возле ручья, становилось дурно. Всюду валялись окровавленные куски мяса, обрывки шкур, вывороченные внутренности, змеями клубились разноцветные кишки, брызги крови и дерьма на зелёной траве… Оторванные коровьи головы, с вывалившимися набок языками и вытекшими глазами, роящиеся вокруг мухи, тошнотворный запах, висящий над лугом. Мишку чуть не вырвало, баба Поля ошарашенно застыла на месте. Облезлая собака, жадно грызущая невдалеке коровьи рёбра, подняла замазанную красным морду, злобно оскалилась, обнажив жёлтые клыки. Поодаль несколько таких же бездомных зверюг грызлись между собой, словно мертвечины, разбросанной повсюду, им не хватало.
– Пошли бабушка отсюда, – сглатывая комок в горле, сказал Мишка, – здесь нам ловить нечего.
Тень на миг закрыла их. Вверху, бесшумно пронёсся чёрный диск, устремившийся к центру города.
– Опять аспид окаянный, рушить всё будет! – с осуждением в голосе проговорила баба Люба. – Бежим милок скорее, притаимся, где не то.
Опираясь на палку, бабушка проворно засеменила прочь, Мишка, то и дело оглядываясь, поспешил за нею. В огороде под деревом, они укрылись, наблюдая за мечущимся по небу диском. Тарелка уже дважды успела ударить по городу, в тех местах поднимались в небо густые облака пыли. Вот и сейчас она опять зависла над центром, сверкая голубыми молниями. Шипение, удар лучом, клубы пыли, устремившиеся ввысь, приглушённые крики людей, тонувшие в грохоте рушившихся строений, – а диск уже крушил в другом месте. Так продолжалось несколько раз, наконец видимо решив, что хватит, диск свечой ушёл вверх и пропал в небе. Холм, с центральными улицами медленно исчезал в мутном облаке пыли, вдалеке слышался вой сирены. По дороге через пойму, на бешеной скорости пронеслась легковушка. Она с размаху влетела в гору, мимо чадящих развалин бензоколонки, и растворилась в белёсой пелене. Невдалеке пронзительно закричал ребёнок, на лугу, откуда они только что сбежали, хором завыли собаки. Мишке вдруг сделалось жутко, он зябко передёрнул плечами, глянул на бабу Полю. Та угрюмо стояла, опершись на свою суковатую палку, и беззвучно шевелила губами.
– Я пойду баб Поль, делов много у меня, ладно?
Бабушка сурово посмотрела на Мишку и молча тяжело ступая, направилась к своему дому.
– Привет Даше от меня! – вдогонку крикнул бабушке Мишка, но та даже не обернулась. Мишка вздохнул. Возле дома его дожидалась коза. Увидев Мишку, она перестала жевать и тонко, противным голосом, заблеяла.
– У, коза ебл…я! Что рано припёрлась, страшно стало, обоссалась вся?
Коза в ответ завопила ещё пронзительней.
– То-то! Ну ладно, – смилостивился Мишка, – пошли Чупакабра домой, подою заразу этакую!
Этим же вечером, когда солнце упало за горизонт, и воспалённую от зноя землю начали незаметно обволакивать липкие сумерки, у жителей злосчастного городка появилось неопределимое желание выйти из жилищ на улицу. Желание было настолько сильно, что люди, побросав все свои дела, подобно роботам, вставали и шли к выходу. Даже те, кто уже не мог подняться от болезни или от старости, либо от увечья, – пытались выползти и тоскливо кричали, когда это им не удавалось. Никто не обращал внимания на их вопли, люди, оказавшись cнаружи, словно механические марионетки неподвижно замирали, устремив пустой взгляд в небо. Там, посреди угасающего небосвода, чёрным пятном неподвижно висел диск. От него веером исходили зеленовато-жёлтые лучи, и в небе, как на огромном экране, дрожа, постепенно проявлялось неясное изображение. Оно становилось всё чётче, будто кто-то наводил резкость и вот, когда все, кто смог, оказались на улицах, небесный экран был настроен. Люди увидели на нём дома большого города, и множество тёмных дисков в небе. Город горел, вверх поднимались чёрные столбы дыма. Внизу меж домов были видны маленькие фигурки людей, похожих на муравьёв. Помутнение разом вдруг схлынуло со всех, глаза осветились разумом, но никто по-прежнему не мог ни пошевелиться, ни сказать, что-либо. Молча стояли и
Картинка, мигнув, погасла, тут же появилась другая. Пылающая Останкинская башня, рядом зависнувший громадный диск, бьющий по ней смертоносным лучом. Горящий кремль, чёрные диски в небе над столицей, струящиеся внизу толпы бегущих людей. Изображения сменялись на небесном экране, но везде была паника и разрушение. Потом всё померкло, лучи, исходящие из диска, погасли, а сам он медленно растаял в тёмном небе. Ступор спал с людей, но они всё так же молча стояли, боясь пошевелиться. И каждый вдруг ясно осознал, что это всё, конец, что прежняя жизнь рухнула невозвратно, а дальше грядёт нечто страшное, и все их прежние беды – ничто, по сравнению с грядущим.
* * *
Под утро город и его окрестности заволокло густым туманом. Мишка медленно ехал по дороге через пойму в сторону центра, на стареньком отцовском мотоцикле с коляской. "Иж-Юпитер" был древний, но в хорошем состоянии и заводился с полпинка. Включённый свет фары слабо пробивался сквозь серую пелену, тусклым пятном освещая дорогу. Мутная мгла заволакивала всё вокруг, хлопья тумана обдавали холодной взвесью Мишкино лицо, мокрой влагой ложились на брезент, укрывающий коляску. Ехать приходилось, осторожно опасаясь, что навстречу из тумана вылетит машина, с каким ни будь ошалевшим водителем. Мишка то и дело останавливался на обочине, сбавлял обороты, напряжённо вслушиваясь. Негромко урчал мотор, всё пока было спокойно, Мишка продолжал движение дальше. За ручьём дорога пошла в гору. Двигатель мотоцикла загудел натужно, Мишка понял, что он въезжает на холм. Слева от дороги мутная мгла осветилась желтоватыми всполохами, запахло гарью, мотоцикл, пронёс его мимо догорающей заправочной станции. Наконец преодолев подъём, он въехал на центральную улицу. Мишка свернул на обочину, заглушил мотор, очередной раз, прислушался. Впереди, скрываясь в начинавшей чуть светлеть серой завесе тумана, неясно слышались голоса людей. Где-то вдали правее визгливо закричала женщина, послышалось захлёбывающее верещание ребёнка. Там же хлопнул выстрел, зазвенело разбитое стекло, кто-то истошно завопил. Всё разом стихло на мгновение; замолкла женщина, затих плачущий ребёнок, утих гул голосов впереди. … Потом голоса послышались снова, опять закричал ребёнок, в голос завыла женщина. Совсем далеко, в конце улицы, где находился единственный в городке супермаркет, затрещали хлопки выстрелов. Мишка вытер влажное от сырости лицо, повёл плечами, стараясь освободиться от внутреннего напряжения. Похоже, то о чём он предполагал, начинало сбываться, а значит надо поторапливаться, а то будет поздно. Он завёл мотоцикл, тот взревел пугающе громко, выбрасывая из выхлопушки облако синего дыма. С удвоенной осторожностью Мишка поехал по улице дальше, готовый в любой момент, поддав газу, умчаться прочь. По обеим сторонам дороги по ходу движения проявлялись смутные очертания домов, раскоряченных деревьев. Они призраками появлялись спереди и растворялись во мгле сзади. Туман казалось, и не думал рассеиваться, делался напротив всё гуще и плотнее. Возле продуктового магазина он увидел первых людей. Из распахнутых настежь дверей вынырнули двое мужиков с мешками на плечах, через проёмы выхлестнутых витрин вылетали какие-то картонные коробки. Несколько женщин снаружи, хрустя осколками стёкол под ногами, хватали эти коробки и торопливо тащили их куда-то прочь, исчезая в темноте. Увидев Мишку, они на миг замерли, один из мужиков сбросив с плеч мешок, угрожающе направился к нему. Мишка поддал газу и быстро унёсся прочь, вверх по дороге. Метров через сто он, чуть не сшиб старушку, еле успев вывернуть в сторону. Бабуся, пятясь задом, тащила волоком мешок. Мешок был тяжёл, сил бабке явно не хватало, но она всё равно из последней мочи упрямо волокла его через дорогу.
– Бабка, бешённая, куда прёшь, чуть под колёса не угодила! – в сердцах крикнул ей Мишка. Та, не выпуская из рук хвост мешка, с опаской снизу посмотрела на него, из-под сбившегося на глаза платка.
– Все под богом, все под богом – зашамкала она под нос.
– Может помочь тебе, старая?
Бабка ещё сильнее вцепилась крючковатыми иссохшими руками в свою добычу.
– Езжай мил человек, езжай куда ехал! Я сама уж как-нибудь.
Конец ознакомительного фрагмента.