Мыс Иерихон
Шрифт:
— Возможно, я в самом деле негодяй, но я не идиот. — Он обнял меня за плечи. — Обстановка сейчас и так достаточно напряженная. В дополнительных жизненных передрягах ты отнюдь не нуждаешься. Тебе необходимо успокоиться.
Я пыталась сопротивляться объятию, но потом сдалась и положила голову ему на грудь.
— Но я не могу успокоиться, пока существует «Авалон». — Я невесело засмеялась. — Ты это понимаешь? Меня преследует свадебный джаз-банд.
В три часа я вышла из дома, чтобы попасть к назначенному времени к своему дантисту. В саду
Я включила систему охранной сигнализации и никак не могла разобраться со своими ключами от дома.
С левой рукой на поддерживающей повязке дверь пришлось закрывать одной рукой.
Открылась садовая калитка, я вздрогнула и уронила ключи. Я подняла их, отчаянно пытаясь открыть дверь.
В калитке появился полицейский, охраняющий дом, с поразительно красивым букетом цветов.
— Надеюсь, вы не возражаете, — сказал он. — Их принес торговец цветами, и я позволил себе перехватить его.
Я стояла и тряслась.
— Ничего. Прекрасно.
Цветы были самые разные: красные львиные зевы, белые лилии, желтые розы. И все это в вазе, обернутой черным бархатным бантом. Я даже не могла смотреть прямо. Полицейский внес их в дом и поставил на стол. Я поблагодарила его и закрыла дверь на замок.
Львиные зевы выглядели зловеще. Глядя на лилии, я вспомнила о смерти. Все мое тело с ног до головы охватила дрожь. А что, если их послал Тоби в качестве предупреждения?
Я позвонила дантисту и отменила свой визит. Потом я перенесла пистолет Брайана в свою спальню и положила его на тумбочку, закуталась в свое стеганое одеяло, легла на кровать и стала прислушиваться. Я все еще была на кровати, когда Джесси повернул свой ключ в дверном замке. Было шесть тридцать вечера.
— Эван?
— Я здесь.
Он заглянул в дверь, и на его лицо упал свет моего ночника.
— Какие прекрасные цветы. Кто их прислал?
— Я не знаю.
— Сейчас посмотрю, — сказал он.
Это заставило меня встать с постели. Ой, как больно! Когда я достигла гостиной, он уже держал в руках конверт. Увидев меня, Джесси вопросительно поднял бровь, прося разрешения. Я согласно кивнула. Он вскрыл конверт и, скривив губы, прочел визитную карточку.
— Мы в безопасности, — сказал он и подал карточку мне.
«Скоро я буду чувствовать себя лучше. С любовью. Пи-Джей».
На следующее утро полицейский, охранявший мой дом, закончил дежурство. Я слышала, как он сел в машину и уехал.
Я прибралась в гостиной, застелила кровать и поставила на плиту еще один кофейник. И все время прислушивалась, для чего пришлось выключить и телевизор, и стереосистему. Никакого шума, который мог бы заглушить шаги приближающегося к дому человека.
Дыхание, например. Дыхание — это источник шума. «Так что задержи дыхание, Делани».
Ники пришла к ленчу и принесла мою почту. Щенка она держала
— У меня новость, которая поднимет тебе настроение. Мы собираемся оставить щенка у себя.
Она заулыбалась и нагнулась, чтобы почесать Олли за ушками.
— Ты настоящий друг, — сказала я.
— Я собираюсь заняться им по всей программе. Подать на него заявку на участие в выставках собак, связать ему небольшой плед и тэм. [14]Он очень понравился Теа. Спасибо, Эван.
Непривычно странная улыбка все еще играла на ее губах.
После того как она ушла, я стала просматривать почту. Это были нежеланные счета, требования их оплаты и, разумеется, уже порядком надоевшие предложения подписаться на новые кредитные карточки. Я разобрала конверты. Одна макулатура. И светлый желто-коричневый конверт. Он был адресован Роуэн Ларкин. Я тщательно прощупала его на предмет подозрительных проводов и вскрыла.
Это был экземпляр моего романа в бумажном переплете, в котором Тоби Прайс обнаружил какие-то противоречия. Книга была изуродована, иллюстрация на обложке — испоганена, а мое имя было соскоблено ножом. Большинство страниц вырвано, но те страницы, где было написано о ликвидации солдат Роуэн, сохранились. Страница, на которой описано, как их убили, была очерчена толстым красным фломастером. А стрелкой указывалось на самое страшное злодеяние. Крупными буквами было написано: «Ты сука!»
У двери послышалось движение, потом раздался стук. Я вскочила от страха.
Это был Марк. В руке он держал букет фиолетовых ирисов. За его солнцезащитными очками скрывалась загадочная улыбка. Когда я открыла дверь, улыбка исчезла.
— Что-нибудь случилось? — спросил он.
Я подала ему желтый конверт и свой роман, сжала руки в кулаки и приложила их к своему лбу. Марк повесил очки на ворот рубашки и с серьезным видом прочитал надписи на конверте.
— Почтовый штемпель Лос-Анджелеса.
Я колотила себя по лбу кулаками.
— Господи! Господи! Господи!
Марк отвел меня к дивану и усадил на него. Я слышала, как он позвонил в полицию. Потом он пришел и сел рядом.
Я сидела, зажав руки между колен.
— Дело не кончено. Мерфи сказал, что дело не кончено, и добивается того, чтобы я это поняла.
Марк обнял меня за плечи. Я почувствовала его силу и тепло, от которого у меня внезапно начался озноб. Взгляд его карих глаз был хладнокровен. Это было лицо бесстрастного игрока.
— Я буду охранять твой дом семь суток в неделю, — сказал он.
Пришло чувство облегчения, благодарности и влечения к нему, которое возникло, как возникает лихорадочное состояние. Это тоже пугало меня.
— Спасибо. Но мне нужно еще кое-что.
— Что же?
— Я хочу потренироваться в стрельбе по мишени.
Марк согласно кивнул и встал, взяв меня за руку.
— Пойдем.
Он отвез меня на стрельбище, которое находилось в горах у Вест-Камино-Сьело. Зарегистрировавшись, мы пошли на площадку, где Марк выложил пистолет Брайана, магазин и коробку с патронами калибра 9 мм.