Мыс Рытый
Шрифт:
К закату мы добрались до подходящей бухты, на северной оконечности Ольхона со стороны Большого Моря, и бросили якорь… И сети.
Долгожданное душевное спокойствие — теперь вдоль берега мы по-любому, всяко-разно, как угодно додолбим на нашем кораблике, не смотря ни на что, до МРС! Тут осталось-то!.. Предпоследняя ночевка. А воздух-то какой?! Родные скалы!
— Но утром мы обязательно должны взойти на остров!
— Нет возражений, Владимир Павлович! Естественно! Иначе, зачем мы сюда причаливали?
— Вот именно!
За время странствий мы не поймали, даже, не видели ни одного клеща. (В прошлом году, кстати, тоже.) Для полноты картины, на Ольхоне, где обязаны пастись несметные стада крупнорогатого домашнего скота,
С высоты острова воды Байкала смотрятся абсолютно ни так, как с корабля. Но и степь ольхонская — совершенно иной ландшафт, чем тот, который окружал нас всё время приключений. Естественно, мои московские друзья (а пошли только они — остальные на корабле, кто «освежался», кто продолжал болеть) сразу схватились за фотоаппараты. Казалось бы, чего снимать в степи? Много чего: цветочки, изгибы тропинок, небольшие рощицы, одиноко стоящие деревца, дальнюю, разбитую временем кошару. Для любопытного человека много чего интересного даже в степи. Евгений Ефимович не очень любит, как мне кажется, когда их группу называют «москвичами», «моими московскими друзьями», и тому подобными штампами. Он как-то сказал, незаметно намекая на то, что вычитал в моей книжке, когда я их команду назвал в самом начале повествования «деловыми москвичами»: «Для всех, куда бы мы ни приехали, поначалу про нас говорят: „клятые москали“. Но это же — ни так». Конечно, ни так. А вот «Москвичи»… А как ещё назвать группу людей, приехавшую из какого-то города? Поименно перечислять — язык устанет и бумага кончится. А посему — москвич, значит, москвич. Ну, не «запорожец» же ведь? Хотя, если человек прибыл из Запорожья… Для меня вы более чем приятели — я с вами из одного котелка хлебал и прошел места, куда нога человеческая очень редко ступала. Мы из одной команды. Короче, вы снимайте тут свои цветочки, а я пошел к кошаре — посмотрю, что интересного в этом развалившемся доме. (Развалившиеся дома в пустынных и безлюдных местах всегда привлекают) Это интересней, чем рассуждать, почему москвичам кажется, что их не очень-то любят в других регионах.
С дверного проёма старинного, загаженного изнутри зимовья-кошары, с окнами, заделанными кирпичом (кто-то же его сюда тащил?), и забитыми тряпками, (на одном окне вместо тряпки картина, написанная маслом, но масло потрескалось и картину не возможно разглядеть), я оторвал кованный дверной крючок вместе с кованным гвоздем. Решил, что дома в коридоре прибью — красиво будет. А здесь, для красоты, над дверями зимовья прибит череп какого-то рогатого скота. Крыши у дома нет, печь вывезли, зато есть груды пустых бутылок, железные, ржавые сетки и спинки кроватей, и это прекрасное, выбеленное временем и ветром, тотемное украшение над дверным проемом. Местные жители считают, что так надо! Это вам не Швейцария!
— Вот бы перенести всё это в Швейцарию! — помечтал ЕЕ. — Совсем бы всё по-другому было.
— Не дай Бог, Швейцарию переместить сюда! — охладил я его. — А то тоже, всё изменится.
— Ох, как бы удивились Швейцарцы? — засмеялся АВ.
— А как бы одурели Ольхонцы?! — вспомнил я шутку из КВН.
Все согласились с этим, весело продолжая развивать тему, что лучше у «них», чем лучше у «нас».
В городе в небо, как не взгляни, всё стрижи носятся — эдакие, юркие буковки «Э» А здесь… Мы стояли с ЕЕ на вершине живописного утеса, похожего на балкон, на северной оконечности Ольхона со стороны Большого Моря и любовались расстилающимися до горизонтов просторами. Внизу носились стрижи — городские, «обычные» стрижи. Наблюдать их сверху не менее занятно, чем, когда делать нечего, дома с балкона на них смотреть. Ещё внизу, на морской глади качались маленькими рассыпанными бусинками табунчики уток, и носились от утеса к утесу неугомонные чайки. Все выращивают птенцов!
Легкий ветерок, небольшими участками, то здесь то там, морщил зеркало Озера, а серебряная дорожка солнца убегала на противоположный берег, далеко-далеко, маня за собой романтиков. «И почему люди не летают, как птицы?!» — липло на ум. Всё было вокруг спокойно, благодатно, красиво и надежно, как сам Байкал, — всё было хорошо!
Из-за пригорка на дорогу, ведущую к нам, вышел Андрей Валентинович. Он медленно брел, опираясь на палочку, и улыбался нам, когда поднимал голову в нашу сторону.
— Во, странствующий рыцарь, — произнес Евгений Ефимович.
— Да, очень, похож, — согласился я.
— А так и есть! — чуть повысив голос, чтобы звучало убедительней, сказал ЕЕ. — Он, действительно — РЫЦАРЬ.
— Вы имеете в виду его титул? — я краем уха на корабле прослышал, что АВ каким-то образом был посвящен в рыцари, но что и как, толком я не знал. Интересно было бы узнать. Поэтому я добавил: — Ему английская королева меч на плечо положила?
— Нет, не английская. Он, так сказать, немецкий рыцарь, из Габсбургов.
— О как! И за какие заслуги? — вопрос был не очень корректный, но я его уже ляпнул.
— В силу профессии, — коротко ответил Евгений Ефимович.
Выждав паузу и не услышав больше пояснений, я не стал уточнять, что это за «сила профессии», однако поинтересовался:
— И есть какая-то грамота, диплом или документ, подтверждающий это?
— Конечно, есть. И грамота и орден.
— Орден даже?! Солидно. Красивый.
— Красивый.
— Это очень приятно, наверное?
— Конечно, приятно. Ещё как!
Андрей Валентинович, уже поднимался на наш утес-балкон.
Не знаю, слышал он разговор или нет, но он, как обычно, улыбался.
— Сэр, идите, посмотрите, какая у нас красота. Да осторожней — тут высоко! — не удержался я, чтобы не вставить слово «сэр».
Андрей Валентинович, не смотря на наши предупреждения об осторожности, завороженный раскинувшимися красотами, ходил по самому краю обрыва, перелезая с камня на камень в поисках лучшего ракурса, и «жег пленку», забыв про опасность. А чего им — рыцарям — бояться высоты? Они уже давно на высоте, а падать им — не позволено ни при каких обстоятельствах. Даже, с утеса! Статус, титул и положение в высшем обществе всегда поддержат рыцаря на высоте!
А, впрочем, чепуха всё это. Лучше, посмотрите вокруг.
Через минуту, мы втроем молча сидели на камнях над обрывом, и смотрели с раздумьями в море. Больше нечего было сказать — всё сказано, слушайте тишину! И пусть кричат стрижи, и пусть гогочут чайки, и пусть бусинки уток качаются на волнах, пусть ветер морщинит серебряную дорожку солнца — всё вместе это не отвлекает нас слушать вечность!
Через какое-то время к нам присоединился Владимир Павлович, и теперь мы уже вчетвером, пока позволяет время, пошли бродить по острову, рассуждая о смысле бытия, о красоте природы и не рациональном использовании её, и неэффективной охране. Опять вспомнили, как все организовано в Швейцарии и других странах Европы, где гораздо меньшие просторы, но охрана природы поставлена на куда более качественный уровень. Мы могли бы еще долго «жаловаться» друг другу о подобных проблемах, если бы, случайно махнув палкой, не спугнули большой выводок куропаток. С бешеным шумом они сорвались из травы в метре от нас. Так и заикой можно остаться! Евгений Ефимович тут же вспомнил, как однажды на Кавказе, поздно вечером его напугал вот такой же выводок. Перед этим он видел следы барса, а ещё раньше ходили слухи, что появился барс, и что он может напасть на человека или наделать других бед. ЕЕ сознался, что подобный выводок в вечерней мгле очень похож первую секунду на барса, а уж потом хочется побыстрее добежать до дома, чтобы самому «не наделать бед».
И уже на закусочку, на обратном пути мы наткнулись на «Ведьмин круг». Иногда грибы почему-то растут точно по окружности. Здесь, на Ольхоне мы наткнулись на такой полукруг из крупных, размером с теннисные мячики, дождевиков. «Я лишь однажды видел полный круг!» — сказал Андрей Валентинович. Почему они так растут — предположений ни у кого не было. А для меня это вообще было новостью.
Через час мы были на «Фрегате», и отчаливали от этого места, чтобы причалить на последнюю ночевку поближе к «Ольхонским воротам», в бухте, про которую капитан нашего корабля Александр Андреевич сказал так: «Неповторимое место. Там есть, где рыбу закоптить. Не пожалеете. Да и отдохнете напоследок».