Мыс Рытый
Шрифт:
Но пик его словесных оборотов, вершина его остроумия, фраза, которая стала фразой всего нашего путешествия, это когда Палыч № 2 за ужином, покручивая рюмку в руках, вдруг спросил:
— А чего вы там ели?
— Сублиматы.
— Так они же — … Их жрать не возможно.
— Возможно. К тому же, они практически ничего не весят. Развел водой — получилась полноценная порция пищи.
Палыч № 2 вопросительно посмотрел на говорящего, потом перевел взгляд на свою рюмку и произнес:
— А водка сублимированная есть?
Мы долго хохотали и обсуждали, как бы действительно такой прозрачный порошочек изобрести. Тогда, и это — безусловно, наркотики бы исчезли с лица планеты! Сублимированная водка — вот над чем нужно задуматься ученым! И катанки тогда — тоже не будет! И тару не надо! И металл на пробки не тратится! И перевозить легче и в большем количестве. А уж в походах!.. Да,
Три дня и две ночи мы провели на Чивыркуе. Никаких происшествий, никаких событий, ничего — лень и полный отдыхэйшн! Единственное, что нас всех беспокоило, так это здоровье нашего спасателя Николая Алексеевича. Старик, казалось, совсем сдал. Он практически не выходил из каюты. Он постоянно спал. Выйдет, покушает мало-мало и вновь спать. На вопрос, «как ты Алексеич?» Он по привычке отвечал: «Нормально-нормально, всё нормально». И не поднимался с кровати. «Перенапрягся, видимо, мужик, — думали мы. — Как бы сердечко не отказало!» Переживали.
А в остальном — ничего особенного. Беседы, размышления на вечерней палубе… Кто-то книжку читал под названием «Одиннадцать», кто-то чинил движок корабля, кто-то валялся в теплых ваннах — безделье, одно слово! Кайф… И жара!
Однако и такие деньки есть часть нашей жизни, и они бесполезно не проходят.
Лично я очень многое узнал про Эльбрус, благодаря ЕЕ и АВ, которые неоднократно спускались по склонам этой горы, прежде, поднявшись на неё пешком и с лыжами на спине. Но больше, конечно, «напитывал меня информацией» про Эльбрус Евгений Ефимович. Выяснилось, что он первый человек, который по северному склону Эльбруса съехал на горных лыжах. Андрей Валентинович там тоже не мало чего «вытворял», но Любимов, то есть, ЕЕ — это легенда Эльбруса, особенно с точки зрения спуска на горных лыжах по его склонам. Северный склон вообще считается там самым опасным. В среднем по двадцать человек в год гибнет на Эльбрусе, большинство именно на северном склоне… А они по нему на лыжах! А ещё он рассказал, какой прекрасный борщ готовят там его друзья!.. Судя по всему, не мне одному сублиматы в глотку не лезут.
Вечерами, надев теплую куртку, прихватив сигареты и пиво, я взбирался на капитанский мостик, поудобней устраивался на спасательных кругах, выложенных Евгением Ефимовичем виде кресла, смотрел на прекрасное закатное небо и гонял свои необузданные мысли.
Небо на Чивыркуе перед закатом — картины Сальвадора Дали — не меньше! «Буйство красок» — так бы про это небо написал хороший писатель (я так не умею). У меня всё проще. Я даже про Рытый жути нагнать не могу, хотя — «имею право». А чего там прогонять? Мы готовились, мы чего-то опасались, даже немного очковали… Если это касается только меня, то позволю себе усомниться. Ещё весной я предлагал взять на всякий случай обвязки и шнур, чтобы, если пойдет неожиданно бурная вода, успеть «прилипнуть» к скалам. И ЕЕ и АВ — я знаю — обвязки с собой привезли. Но было принято решение взять в поход спасателя. По началу даже двух запрашивали. Хотя все знали, что и сами сможем организовать себе всё без помощи других, но спасателя взяли. Разве это не показатель того, что ни я один серьезно относился к сакральному ущелью? Все немножко очковали. А теперь, когда всё позади?.. Вот я сижу на корабле, любуюсь небесами, а за «моей спиной» ещё один необычный поступок, как сказал Палыч: «Вы в очередной раз попали в историю Байкала». И что? Изменился мир? Нет. Люди, шарахающиеся по берегу или поющие на соседнем корабле, даже не подозревают, что рядом с ними «крутые» парни, которые пару дней назад развеяли легенду. Людям — плевать! Каждый сам — с усам. А то, что мы опять залезли и кого-то опередили, будет только раздражать этих Неуспевших. «Зачем тебе это надо было?» — часто спрашивают меня знакомые, когда речь заходит о проходе вокруг Байкала. Я не знаю, что ответить. Наверное, мне нужно было, чтобы меня именно об этом и спрашивали. А что ещё? Я ничего не открыл, я ничего никому (кроме себя) не доказал. Есть, правда, люди, которые, начитавшись моих предложений, потом берут ненадежную лодку, и с сыном на этой скорлупке рискованно проходят вокруг Озера. И сегодня, пока я сижу здесь и лениво мечтаю на теплом железе, этот человек штурмует Хубсугул на своей лодчонке. Зовут его Виктор Мочкалян. И, может быть, он знает смысл всех этих преодолений? Надо будет его спросить.
С другой стороны, осознание того, что ты что-то сделал нестандартное, необычное, да ещё и впервые, как-то тебя «раздувает» в собственных глазах и сознании. Но это же Гордыня — один из самых больших пороков человека. Получается, что если есть только желание это сделать, а цели за этим желанием не стоит — это грех. Вот мужики — мои сегодняшние компаньоны — совсем другое дело. У них план побывать на истоках десяти самых крупных рек Земли. Они скоро отправятся в Южную Америку, и там будут ползать по горам, пытаясь дойти до истока Амазонки. Здесь их цель была Лена. В прошлом году они дошли до истока Енисея. И так будут дальше, пока не выполнят свою цель. Может быть, потом задумаются: «Для чего?». А пока, они делают свое дело и делают его целенаправленно. Алексеич — понятно, он на работе. А я? Мне исток Лены был мало интересен — я шел только из-за Рытого. Ну вот — прошел. Могу спать спокойно? В принципе, могу — имею право. Ещё могу книжку про это написать — что и делаю. А смысл? Будут спрашивать: «Зачем тебе это надо было?», что отвечать? Тем писательских не хватает? Да, сколько угодно! Хороший писатель, глядя в окно, напишет шедевр. Но так то — писатель. А я? Сижу тут и хнычу, что такой молодец — прошел. Да — прошел. Теперь имею право похвалить свою толстую тушку за это. Могу написать про неё так:
«Моя тушка хоть и неказистая, но она уже доказала, что способна своего хозяина вытаскивать в трудные минуты из нехороших ситуаций. Много раз. Так что, жаловаться на то, как я скроен, мне — грех. То же самое — и о „персональном компьютере“, прибитом к ней сверху, можно сказать».
— Во, брат — тебя уже и на «компьютер» занесло! Гордыня! Ты ещё скажи, что шел на Рытый, чтобы преодолеть самого себя, свои страхи, свои сомнения. Ну, может быть, шел, чтобы была возможность понять, что ты ещё на что-то годишься в свои сорок три. Напиши об этом как-нибудь завуалировано! Короче, иди-ка спать! Ты уже нажрался, как свинья, и несешь чё попало! Иди, проспись, утром на солнышке все забудешь. Тебе ещё раз через Байкал на этом тарантасе болтаться — этого бойся, и молись, чтобы дизель не заглох! Всё, давай — иди! Спокойной ночи.
— Подожди! Видишь, какой корабль пристает.
Рядом с нашим кораблем пришвартовался корабль «А. Бурмейстер».
— И что?
— А ничего. Вспомнилось.
— Что вспомнилось?
— Пятнадцать лет назад, здесь же на Чивыркуе, мы с Володей застряли на том берегу, не зная, как выбраться. Впереди нас «ждали» либо болота, либо Баргузинский перевал. Мы сидели в домике лесника и гадали, как бы переправиться на Святой Нос, чтобы и полуостров посмотреть и как-то путь себе облегчить. Вдруг, подходит «Ярославец». С него по трапу сходит солидного вида мужчина, а к нему со всех концов небольшого населенного пункта — бывшего жилого поселка Чивыркуйского рыбзавода — мчаться люди и собаки. Причем, собаки — колли. Мы поняли, что это Бурмейстер — легенда Байкала, о нём нам много чего порассказывали на разных берегах разные люди. Мы подошли к нему, попросили перевести нас на Святой Нос, а он без лишних слов сказал: «Залезайте». Мы шмыгнули на корабль и через час-полтора были уже на Носу. Болота — побоку! Перевел — пошел в… Нам повезло! А человек нам пожал на прощание руку, когда мы сходили с трапа, и пожелал удачи и быть осторожными. Я видел его при жизни, а вот теперь он — корабль. Ну, разве это ничего не значит, когда ты пятнадцать лет назад здесь первопроходишь и встречаешь Бурмейстера, теперь — опять, и именно здесь же, даже если Бурмейстер теперь ходит по Байкалу в железном обличие? Как это назвать? Совпадение? А вот нет! Пойду, пожму руку его сыну, поблагодарю за отца!
— Иди-иди, и книжку ему ещё прихвати! Он там с «форинтами» — нужен ты ему со своей благодарностью и воспоминаниями. К тому же — ты пьян. Сходи, покажи свою кислую рожу. Дыхни на него. Выступить опять решил? — дескать, здрасти — это я! Младший Бурмейстер сам считается легендой Байкала, а тут ты ещё припрешься. Две «легенды» на одном корабле — ни многовато ли? Иди спать лучше. Утром, если решишь, — поздороваешься и познакомишься.
— Да, наверное, ты прав. Ревностно относятся к Байкалу те, кто хоть раз на Байкале побывал. А что уж говорить о «легендах»?
— Вот именно! Ты сам этому тоже подвержен — вспомни табличку с именами на истоке Лены. Как тебе хотелось, чтобы и твоё имя там было?!
— Это совсем другое дело!
— Ничего другого! Иди — спи! Достал ты уже!..
— …………………….!
Вредно безделье первопроходцам — они сами с собой начинают бухие спорить.
Утром мы рано отчалили, пошли на Ушканьи острова фотографировать нерпу. Мне оставалось только взглядом попрощаться с кораблем-Бурмейстером и мысленно поблагодарить его за помощь в прошлом, пожелав ему, как человеку — Царствия Небесного, а как кораблю — семь футов под килем.