Мышка-норушка. Прыжок в неизвестность.
Шрифт:
Когда добралась к дому бабушки и деда, обнаружила, что на двери моей комнаты висела табличка – «мышка-норушка». Бабушка сказала, дед целую неделю вырезал из цельного куска дерева и украшал резьбой. Выглядела она грубовато, да и поверхность местами оказалась шершавой, но мне нравилось. Нет, не прозвище – к нему я относилась спокойно. Дедов подарок! Необычный. Особенный. Только для меня!..
Я невольно посмотрела вверх. Кладовка с припасами располагалась как раз под моей комнатой. Правда, нас разъединяла ещё бабушкина комната, бывшая дедова, но это ничего. Табличка, которую с такой любовью вырезал дед, всё ещё висела на двери. И хотя, экономя ресурсы, я перебралась на первый этаж, её я ни при каких обстоятельствах в переработку не отправлю. Табличка останется на двери навсегда.
Легкая прохлада окутала плечи. Обхватив себя, поёжилась, потёрла руки и вздохнула. Нет, в кладовке не холодно. Это воспоминания… Та бесконечно долгая и холодная весна, в которую на моей двери появилась табличка с прозвищем, стала для деда последней.
И опять память вернула меня к смерти близких. Как же тяжело её принимать! Я видела, как трудно было папе смириться со смертью деда, как болезненно он переживал кончину бабушки. Родителей терять ох, как тяжело. Теперь знаю каково это.
Осознание, что теперь он главный в доме, папе далось не легко. Главный! Значит вся ответственность за маму, за меня лежит на нём. Теперь нет и его. И мамы нет. И вся ответственность за меня и наш дом на мне. Как это принять?
Я тряхнула головой, прогоняя тяжёлые воспоминания, и дала себе слово, что не буду думать о родителях. Не буду горевать. Воспользуюсь своим же правилом: не видела – значит, не было. Мне нужно выжить! А если буду скорбеть по невосполнимой утрате, то скорее умру от горя, чем от голода.
Глава 5
Последующие пять дней выдались длинными и тяжёлыми. Все имеющиеся продукты по несколько раз доставались из контейнеров и коробок, сортировались, складывались, делились сперва на месяцы, потом на недели и затем на дни. Мне, то казалось, что отложенного на день слишком много, то чересчур мало. В конце концов удалось найти идеальный вариант, и я принялась упаковывать порции в пакеты. Если съедать всю суточную норму, хватит до начала лета. О том, что будет дальше, я старалась не думать.
Пока занималась планированием жизни, лишённой обеспечения, размышлять о последних событиях было некогда. Нет, о потере родителей я не забыла. Но монотонная работа позволила переключить внимание. Сожаление и скорбь отошли на второй план, а их место заняли математические подсчёты.
За эти дни я ела очень мало, много двигалась, но притом чувствовала себя вполне сносно. Из сэкономленных продуктов получилось собрать пару дополнительных пакетов. Если смогу каждый день что-то откладывать, мне хватить на дольше.
Обрадовавшись такой перспективе, методом простых расчётов выяснила, что могу протянуть где-то до конца лета. А это значит, есть ещё время придумать, что делать после того, как продукты всё-таки закончатся. У меня в запасе почти десять месяцев. А это немало!
К вечеру, расставив все контейнеры по полкам, я наконец смогла распрямиться. Спина болела, ноги гудели, но спать не хотелось. Есть, как ни странно, тоже. Налила в чашку горячего чаю, прихватила «на всякий» соевый батончик и пошла в библиотеку.
Оглядев шкафы с художественной литературой, решила, что мне сейчас они вряд ли помогут. А вот дедовы записи и дневники вполне могут натолкнуть на след бункера.
– Где же ты? – листая очередную тетрадь, я старалась отогнать рой гнетущих мыслей, что все рассказы о доме–ковчеге мне приснились. – Ты где-то здесь, я знаю! Не может быть, что это просто детские воспоминания о сказке, которую дед рассказывал, чтобы напугать меня.
Но на исписанных страницах и вложенных между ними листочках пожелтевшей бумаги не было ни слова о столь желанном мной спасении. Вот чертежей и набросков было много. И больше всего какого-то странного механизма или сооружения, напоминавшего старый вентилятор, некогда хранившийся в кладовке и со слов бабушки принадлежавший ещё её маме. Это круглое «нечто» с лопастями и штифтом посередине, судя по всему, вращающееся, даже снилось мне потом по ночам, пугая скрипом, вжикающим чирканьем и назойливым гудением.
Два дня ушло на перелистывание и перечитывание дедовых записей, а они всё не заканчивались.
– Две полки чертежей, непонятных инструкций, графиков и таблиц. Руки так и чешутся отправить всё это на переработку, – бурча, я складывала и расставляла по местам изученные дневники.
На самом деле я не осмелилась бы избавиться от того, чему только что отвела роль «хлама». Если дед хранил записи, а потом папа тщательно оберегал и поддерживал здесь порядок, значит, всё это было очень ценно и важно для них обоих. Как знать, может, записи ещё понадобятся. Может они помогут мне выжить, если про меня, конечно, кто-нибудь вспомнит.
Приступая к исследованию третей полки, я уже не надеялась найти что-то полезное. Стопка технических чертежей, аккуратно сложенных в папки и подписанных непонятной аббревиатурой. Книги по механике, проектированию и электрике в два ряда. А по соседству необычно бесформенная стопка журналов, тетрадей и альбомов.
Я попыталась аккуратно достать. Не получилось. Торчащие во все стороны углы, задевали стоявшие рядом книги, цеплялись за стенки шкафа и не желали покидать полку.
– Вы не с той дамочкой связались! – ехидно процитировала я реплику героини одной из книг, некогда прочитанных мной.
Погрузив в шкаф обе руки, ухватила всю стопку разом и потянула на себя. Видимо, слишком резко. Бесформенная кипа превратилась в такую же лохматую кучу бумаги у моих ног.
– Да что ты будешь делать? – разочарованно отступая в сторону, я стряхнула устроившийся на моих ногах журнал.
Под ним показалась толстая то ли тетрадь, то ли книга с яркой зелёной обложкой, по которой бурыми потёками расползался растительный орнамент.
Собрав бумажное безобразие в приличного вида стопку и водрузив её на край стола, я уселась в кресло. Толстая пёстро-зелёная тетрадь в твёрдой обложке никак не увязывалась в моём понимании с дедом и его техническими книгами, по большей части одетыми в скучные чёрные, серые и коричневые обложки, реже синие и тёмно-зелёные, но всегда однотонные или с незначительным техническим рисунком, выведенным схематически белыми линиями.