Мысль
Шрифт:
Никак не могу вспомнить лицо Эмилии. Оно расплывается, будто за оконным стеклом под струями дождя, и вместо него я вижу лицо совсем юной девушки с голубой жилкой на мраморном виске. Кто это? Эмилия в молодости? Какой же она была тогда хорошенькой и нежной, наивная доброта светилась в глазах, губы были пухлыми и алыми. В углу рта чернела маленькая родинка... Родинка!.. Родинка?..
Какой же я идиот! Прожить с человеком столько лет - и все время путать ее с иной женщиной.
Да, я всю жизнь путаю их. Эмилия не раз говорила мне: "Ты совсем не знаешь меня, ты принимаешь меня за другую". Я пытался отшутиться: "За идеал".
Но та девушка - это не просто мой идеал, некий эталон
Девушка с голубой жилкой на виске - моя невеста в прежней жизни, более короткой и потому более счастливой. В ней еще не успело накопиться взаимного раздражения, спрессованного в памяти, как порох в бочке.
Я перенесся в какое-то иное время, и приходится приложить усилия, чтобы вернуться в настоящее.
И я понимаю, что не случайно путаю прошлое и настоящее. В этой путанице, в нагромождении нелепостей, несчастий, во множественности образов, накладывающихся один на другой, есть какая-то закономерность. От нее зависят мои жизни и смерти, мои скитания и мои возрождения, и ее мне надо выявить во что бы ни стало. Иначе мукам не будет конца.
Тогда-то я впервые по-настоящему задумался о себе, о своих смертях. И оформилось в бедной моей голове великое Подозрение. Дал я себе клятву проверить его, пусть хоть через сто своих смертей перешагну.
Лихачом я никогда не был, знал цену лихачеству: много ума и смелости не нужно, чтобы на акселератор жать, но с той поры моя жизнь приобрела только один смысл - проверить Подозрение. Ради этого готов я был на что угодно превышал скорость, исколесил десятки тысяч километров дорог и бездорожья, забирался в такие уголки, где и туристы не бывали. Как услышу, что где-то нечто диковинное обнаружилось, следы пришельцев ищут, гигантскую впадину нашли или раскопали древний храм, я туда пробиваюсь.
Конечно, пробовал я - и не раз - найти место, где бывал не то что двадцать или сто лет назад, а еще в прежней жизни.
Знакомые и друзья считали меня тронутым, моим чудачествам перестали поражаться. И никто не удивился, когда во время экспедиции в высокогорную страну я вместе с машиной сорвался на крутом повороте и рухнул в пропасть.
...Теперь я уже не шофер, а молодой ученый. Правда, все же автолюбитель. Наверное, привычка к рулю у меня вроде атавизма. Есть и другие привычки оттуда же. А способности иногда появляются такие, что и сам их пугаюсь. Эти способности позволили мне почти одновременно окончить два факультета университета и успешно работать в нескольких областях науки: физике твердого тела, астрономии и кибернетике.
Родителей я не помню - они умерли, когда мне было несколько лет от роду, на девушек я не обращал внимания, хотя они всячески старались завоевать мое сердце. Впрочем, я был недурен собой - высокий, широкоплечий, рыжеватые волосы слегка кудрявились. Глаза, правда, подкачали: правый был темнее левого, и казалось, что я слегка косой. Это и создавало, как утверждали знакомые, особенный, искоса и внезапно пронзительный "мой взгляд". Говорили, что я смотрю не на человека а сквозь него. И в этом была немалая доля правды, ибо всеми моими помыслами владела одна страсть - подтвердить или опровергнуть Подозрение, доставшееся мне еще в прежней жизни и как заноза засевшее в памяти.
Оно проснулось, когда мне было двенадцать лет. Я учился тогда в математической школе. С некоторых пор мне стало казаться, что задачи, которые нам задавали, я уже решал когда-то давно. Я истязал себя, пробуя решать все более сложные уравнения, и, чем успешнее решал их, тем больше росло беспокойство. Затем стало казаться, что и многие жизненные ситуации мне уже встречались.
Я влюбился в старшеклассницу, стройную худенькую девушку с тонкой пульсирующей жилкой на мраморном виске. Ее забавляло мое преклонение, она сама приглашала меня на прогулки, покровительственно обнимала меня, ее волосы пахли травами и щекотали мою кожу. Однажды она сказала: "Я научу тебя целоваться, парень, а ну-ка, подставляй губы". И когда ее губы коснулись моих и меня опалило жаркое волнение, я вспомнил, что это со мной уже случалось в иных жизнях. И хотя варианты были различные, ощущение оставалось почти одним и тем же. Заработало окошко памяти, и я с полной ясностью вспомнил, как жил и умирал прежде...
Создали мы в институте новый вычислительный центр. К тому времени машины уже объединяли в информационные системы. На одной из таких систем, названной "Эмма" и состоящей из двадцати вычислительных машин, поручили работать мне. Выполняли мы заказы ученых, конструкторов, предприятий. Подружился я с конструктором автомобилей, помогал ему испытывать новые модели, существующие пока только в чертежах и расчетах. Вводили мы такой "автомобиль" в память вычислительной системы, и он там "оживал", словно настоящий, испытывался по всем параметрам. Проверяли мы, как будут себя чувствовать люди в различных критических условиях. Вводили данные об организме человека, о его возможностях и резервах, о допустимых перегрузках.
Затем директор института поручил мне на той же системе машин выполнять новый заказ - на этот раз группы медиков: создать кибернетического диагноста широкого профиля. Поскольку в памяти системы уже были данные о возможностях человеческого организма, наша задача несколько упрощалась. Мы ввели дополнительные сведения из медицинских учебников. Затем по просьбе одного из ведущих врачей я перестроил программу так, чтобы она по нашей команде могла отождествлять себя с организмом человека в различных состояниях - идеально здоровым и больным.
Вначале сведений в памяти машины было сравнительно немного - курс мединститута плюс несколько сотен историй болезней. Но по мере того как с "Эммой" работали разные врачи, вводя недостающие медицинские сведения по своим специальностям, она становилась универсальнейшим и точнейшим диагностом. В то же время она училась все более и более отождествлять себя с человеческим организмом.
Однажды закончили мы очередное испытание и дали "Эмме" команду стереть из памяти ход испытаний, подготовиться к другой операции. "Эмма" выполнила команду не сразу. Я насторожился, задействовал проверочный код и убедился, что система неисправна. Стали мы с операторами искать причину сбоя. Проверили машину за машиной - все они оказались в полном порядке. Я решил временно выключить всю систему и "прозвонить" индикаторами соединение блоков памяти. И тут на табло основных индикаторов заметил я непорядок. Индикаторы, которые должны были погаснуть, периодически вспыхивали, будто светлячок чертил огненное кольцо. Это в сложной системе из тысяч блоков, какой являлась "Эмма", остался от одной из прежних операций неподконтрольный нам отряд свободных электронов, совершающий бесконечный цикл. Метался он, как в мышеловке, возбуждал ячейки памяти, вызывал индукцию в соседних ячейках. Вот этот зациклившийся импульс и оказался виновником сбоя.
Стал я проверять и ту часть "Эммы", где хранились сведения по медицине. Обнаружил и там зациклившиеся импульсы.
Несколько месяцев ушло у меня на проверку схемы, но я не обнаружил ошибки.
Возможно, дело в чрезмерном усложнении программы?
Мне не терпелось проверить догадку. Я задействовал часть системы, которая умела отождествлять себя с человеческим Организмом, и сообщил ей, что ее палец прикоснулся к предмету, разогретому до восьмидесяти градусов. Немедленно последовал ответ: "_Ожог. Больно_".