Мысли о литературе

Творчество Акутагавы Рюноскэ (1892— 1927) — одно из наиболее сложных, противоречивых, но и чрезвычайно интересных явлений в японской литературе XX века. Акутагава всегда в поиске. Он отбрасывает все, что его не удовлетворяет, и устремляется к новой вершине, часто перечеркивая достигнутое, которое на новом этапе поиска представляется ему ложным. Суждения Акутагавы подчас неожиданны и парадоксальны. Ироничность его всеобъемлюща. Именно ироничность помогает ему вскрыть суть явления, помогает с саркастической улыбкой встретить горечь разочарования.

Читая новеллы Акутагавы, ловишь себя на мысли: как широки, как разнообразны интересы писателя, как глубоко волнует его судьба человека, его беды в обществе, основанном на лжи и обмане. Акутагава разворачивает перед нами мир, где свобода мысли, свобода творческой фантазии, наконец, свобода в самом прекрасном смысле этого слова скована буржуазным обществом.

Независимо от того, где находит Акутагава источник сюжета — в древней хронике, средневековой повести или современности, — произведения его всегда злободневны. Именно в этом жизненность новелл Акутагавы, именно это объясняет огромный интерес, с которым воспринимаются они сегодняшним читателем.

Акутагава — писатель-реалист. Реалист не только в понятии литературоведческом, но и реалист в жизни. Акутагаву не обманули рассуждения буржуазной пропаганды о демократизме капиталистического строя, о якобы присущей ему прогрессивности. Если действительно после крушения феодализма буржуазное общество Японии и достигло какого-то прогресса, то главным образом в области производства, но не духовной жизни. Именно псевдодемократию, ущербный, выхолощенный духовно прогресс и критикует Акутагава.

Акутагава видел, что, став на путь империалистического развития, японская буржуазия все откровеннее культивирует национализм и милитаризм. Три войны, которые прошли перед глазами Акутагавы, убедили его в этом. И нет ничего удивительного в том, что антивоенная тема заняла немалое место в его творчестве.

Акутагава принял Октябрьскую революцию. Это было естественно и неизбежно для человека, не только понимающего пороки буржуазного общества, но и остро реагирующего на них. Но принял он революцию скорее как гуманист, чем как последовательный социалист. И это тоже было естественно и неизбежно для человека, сделавшего лишь первые шаги в научном познании законов развития общества.

Акутагава Рюноскэ — родоначальник новой японской литературы. Именно его творчество способствовало тому, что японская литература влилась в общий поток мировой. Влияние, которое оказал Акутагава на японских писателей, огромно. Признают они это или нет, но вряд ли можно сомневаться, что так, как писали до Акутагавы, писать после Акутагавы уже было невозможно. И в первую очередь потому, что Акутагава слил национальное, традиционное и интернациональное в монолитный сплав, что и определило качественный скачок современной японской литературы. Вот почему правильно понять и оценить эстетические позиции Акутагавы — значит правильно понять и основные направления развития японской литературы двадцатого века.

Прочно оставаясь на национальной почве, Акутагава смог воспринять достижения мировой культуры, причем не эпигонски, ке эклектически, а творчески, глубоко осмыслив их. Особенно большое влияние оказала на Акутагаву русская литература. «Среди всей современной иностранной литературы, — писал он в предисловии к русскому изданию своих новелл, — нет такой, которая оказала бы на японских писателей и читательские слои большее влияние, чем русская. Даже молодежь, незнакомая с японской классикой, знает произведения Толстого, Достоевского, Тургенева, Чехова. Из одного этого ясно, насколько нам, японцам, близка Россия... Пишет это японец, который считает ваших Наташу и Соню своими сестрами». Можно ли после этого удивляться, что поэтика Чехова оказалась близка Акутагаве, а герой «Бататовой каши» «списан» с гоголевского Акакия Акакиевича.

Охарактеризовать в короткой статье творчество такого крупного, многогранного, противоречивого писателя, каким был Акутагава, естественно, невозможно. Нам хотелось бы коснуться лишь некоторых, но с нашей точки зрения принципиально важных для правильного понимания литературы Акутагавы аспектов его творчества.

Об Акутагаве в японской критической литературе сложилось немало легенд. Одна, наиболее стойкая, — Акутагава поборник чистого искусства, писатель, стоявший в стороне от жизни. При этом игнорируется не только весь творческий опыт писателя, но и его собственные высказывания. «Существует вульгарная точка зрения, — писал Акутагава, — что литература не связана с политикой. Это неверно. Скорее можно сказать, что особенность литературы состоит как раз в том, что она существует благодаря возможности быть связанной с политикой». Но родившись, легенда об Акутагаве как стороннике искусства для искусства продолжает существовать. Одним из основных доводов в подтверждение такой точки зрения выдвигается использование Акутагавой старинных сюжетов как доказательство его приверженности старине в противовес живой, насыщенной событиями современной жизни. Подобное утверждение неверно. Достаточно вспомнить, например, новеллу Акутагавы «Три сокровища», на первый взгляд представляющую собой переложение бытующей во многих странах мира сказки о сапогах-скороходах, плаще-невидимке и мече-кладенце. Но внимательно прочитав новеллу, видишь, что не ради воскрешения сказочного сюжета взялся Акутагава за перо. Он написал скорее «антисказку». Пафос его новеллы прямо противоположен тому, который можно найти в сказке: любовь выше всех благ, земных и небесных, но часто побеждает она лишь в мире сказки. А жить и бороться нужно в реальном мире. Именно к этому зовет Акутагава устами принца: «Перед нами сквозь туман проглядывает необъятный мир. И мы все вместе уходим из мира роз и фонтанов в этот мир. В необъятный мир. Он безобразен, он прекрасен, этот мир — мир огромной сказки. Мы не знаем, что ждет нас в нем — горе или радость. Но мы знаем одно — нужно идти в этот мир смело, как храбрые солдаты».

Заимствованный сюжет — лишь первый толчок для творческой мысли Акутагавы. Движение заимствованного сюжета в новеллах Акутагавы происходит не на событийном, а на духовном уровне. Это имеет принципиальное значение потому, что такое понимание заставляет по-новому понять весь пафос творчества писателя. Произведение, внешне не связанное с современностью, неожиданно предстает как остро социальное. Таким образом, проблема принципа использования Акутагавой заимствованных сюжетов чрезвычайно важна для правильного понимания его творчества. Совсем не случайно свою основную литературоведческую работу «Литературное, исключительно литературное» Акутагава начинает статьей о том, как должны соотноситься в произведении фабула и идея. Вот почему хотелось бы остановиться на этом чуть подробнее. Возьмем для примера переведенную на русский язык новеллу «В чаще» (по ней сделан получивший мировую известность фильм «Расемон»). Сюжет ее заимствован из «Кондзяку-моногатари» («Повести о временах давних»). Там эта повесть называется так: «О том, как мужчина, направлявшийся с женой в провинцию Тамба, был связан в горах Оэяма». Повесть небольшая, перевода ее на русский язык не существует, и мы приведем ее полностью, что позволит точнее сопоставить ее с известной читателю новеллой «В чаще»:

Новелла «В чаще» сюжетно почти полностью совпадает с повестью из «Кондзяку-моногатари». Акутагава практически не внес никаких изменений в движение заимствованного сюжета. Сюжет заимствованной повести не находит в новелле Акутагавы событийного развития. Он статичен. Автор как бы говорит читателю: вот вам факт, вот что произошло. Теперь попытаемся обнажить сущность этого факта, обнажить те пружины, которые вызвали такое, а не иное движение сюжета. Акутагава раскрывает самые сокровенные уголки человеческой души, именно в этом цель писателя, а совсем не в том, чтобы пересказать занимательный сюжет.