Мысли о литературе

Акутагава Рюноскэ

Но существуют ли в действительности такие произведения? Их начали создавать ранние немецкие натуралисты. В более позднее же время из писателей, писавших такие произведения, можно назвать лишь Жюля Ренара. Насколько мне известно, «Жизнь семьи Филиппа» Ренара, на первый взгляд, кажется иногда незавершенной. Все это произведения, которые способны завершить лишь «наблюдательные глаза» и «чувствительное сердце». Приведу еще один пример из Сезанна: он оставил нам, потомкам, множество незавершенных картин. Так же как Микеланджело оставил незавершенные скульптуры. Но возникает некоторое сомнение — действительно ли не завершены картины Сезанна, которые привыкли считать незавершенными. Вспомним, что Роден считал незавершенные скульптуры Микеланджело завершенными!.. Однако произведения Ренара, скульптуры Микеланджело несомненно, так же как некоторые картины Сезанна, не могут быть названы незавершенными. К несчастью, мне из-за недостатка знаний не известно, как оценивается Ренар французами. Но, видимо, не получила достаточного признания оригинальность его творческой манеры.

Способны ли писать подобные произведения одни лишь иностранцы? Если говорить о японцах, я думаю, можно назвать рассказы Наоя Сига, написанные им после «Костра».

Я

сказал, что такого рода произведения «лишены вульгарной занимательности». Вульгарной занимательностью я называю интерес к происшествию как таковому. Сегодня я стоял на улице и наблюдал ссору шофера и рикши. Более того, я испытывал определенный интерес. Но каким был этот интерес? Я много думал об этом, и мне не представляется, что он сколько-нибудь отличался от интереса, с каким я смотрю ссору на сцене театра. Разница лишь в том, что ссора, которую я вижу на сцене, ничем мне не угрожает, а ссора на улице может оказаться для меня опасной. Я не собираюсь перечеркивать литературу, вызывающую такого рода интерес. Но я уверен, что существует и другой, более высокий интерес. Если попытаться ответить на вопрос, что представляет собой этот интерес (в первую очередь я хотел бы ответить на него Дзюнъитиро Танидзаки), то в качестве прекрасного примера можно привести несколько начальных страниц «Жирафа [3] », вызывающих подобный интерес. Произведение, лишенное «повествования», почти полностью лишено вульгарной занимательности. (Вопрос лишь в том, как толковать слово «вульгарный».) Изображенный Ренаром Филипп — Филипп, прошедший через глаза и сердце поэта, — вызывает наш интерес главным образом потому, что он близкий нам обыкновенный человек. Видимо, назвать это вульгарной занимательностью было бы несправедливо. (Мне, естественно, не хотелось бы делать упор в своих рассуждениях на словах «обыкновенный человек». Я хочу сделать упор на словах «прошедший через глаза и сердце поэта обыкновенный человек».) Я знаю множество людей, любящих литературу именно из-за такой занимательности. Мы не устаем восхищаться жирафом в зоопарке — это совершенно естественно. Но в то же время мы питаем привязанность и к кошке, живущей в нашем доме.

3

Рассказ Дзюнъитиро Танидзаки.

Если вслед за неким критиком назвать Сезанна разрушителем живописи, то в этом случае Ренар также разрушитель «повествования». И так же как пропитанный ароматом кадильницы Жид, так же как источающий запахи улицы Филипп, он идет по пустынной дороге, полной ловушек и опасностей. Я испытываю интерес к работе таких писателей, к работе писателей, появившихся после Анатоля Франса и Барреса [4] , какие произведения имею я в виду, называя их произведениями, лишенными «повествования», почему, далее, я испытываю интерес к таким произведениям? — это можно понять из того, что я написал выше.

4

Морис Баррес (1862—1923) — французский писатель.

ТИКАМАЦУ МОНДЗАЭМОН [5]

После долгого перерыва я вместе с Дзюнъитиро Танидзаки и Харуо Сато [6] побывал в театре кукол. Куклы прекраснее актеров. Особенно они красивы, когда неподвижны. Но кукловоды в черном немного неприятны. Фигуры, напоминающие их, можно увидеть на картинах Гойи, на заднем плане. Такое чувство, что и тебя гонят куда-то эти черные фигуры — твоя горестная судьба...

Но я хочу рассказать не о куклах, а о Тикамацу Мондзаэмоне. Я стал думать о нем, когда смотрел на Дзихэя Кохару [7] . Тикамацу, в противовес реалисту Сайкаку [8] , называют идеалистом. Мировоззрение Тикамацу мне неизвестно. Возможно, Тикамацу, обращаясь к небу, сетовал на наше несовершенство. Возможно, он с опаской ждал наступления завтрашнего дня, видя, каков день сегодняшний. Сейчас дать точный ответ на это никто, безусловно, не в состоянии. Единственное, что я могу утверждать, посмотрев его драму, — Тикамацу не идеалист. Идеалист... как можно называть его идеалистом? Действительно, Сайкаку реалист в литературе. В своем мировоззрении он тоже реалист. (Во всяком случае, судя по его произведениям.) Правда, реалист в литературе совсем не обязательно должен быть реалистом и в своем мировоззрении. Автор «Мадам Бовари» был романтиком и в своем мировоззрении, и в литературе. Если романтизмом называть стремление к мечте, то и Тикамацу можно назвать романтиком. Но в то же время в определенном аспекте — он могучий реалист... Его реалистическая драма проникает в самые сокровенные тайники человеческой души. В ней есть, конечно, и лирические стихи, характерные для эпохи Гэнроку [9] ...

5

Тикамацу Мондзаэмон (1653—1724) — великий японский драматург. Первый в Японии создал драму, в которой конфликт из области внешних событий перенесен в область духовной жизни героев. В русском переводе вышло два сборника его пьес.

6

Харуо Сато (1892 — 1964) — известный японский писатель.

7

Герой драмы Тикамацу «Самоубийство влюбленных на острове Небесных Сетей».

8

Ихара Сайкаку (1642—1693) — выдающийся японский писатель. Блестящий представитель литературы третьего сословия в Японии. В русском переводе вышел сборник его новелл.

9

Эпоха Гэнроку (1688—1707) — эпоха расцвета культуры третьего сословия.

Тикамацу

часто называют японским Шекспиром. В нем гораздо больше шекспировского, чем это принято считать. Во-первых, он, так же как Шекспир, почти всех превосходит по интеллекту. (Вспомните интеллект драматурга латинян Мольера.) Во-вторых, его драмы сплошь усыпаны блестящими строками. И, наконец, даже в самую напряженную драматическую канву вкраплены комедийные сцены. Глядя на нищего монаха в сцене у жаровни [10] , я много раз вспоминал пир из великого «Макбета».

10

Сцена из драмы «Самоубийство влюбленных на острове Небесных Сетей».

После исследований Тёгю Такаямы бытовая драма Тикамацу стала считаться значительно выше его исторических драм. Но и в своих исторических драмах Тикамацу не романтик. Этим он тоже сродни Шекспиру. Шекспир навсегда остановил свои часы в Риме. Тикамацу еще больше, чем Шекспир, игнорировал эпоху. Более того — даже век богов [11] он превратил в мир эпохи Гэнроку. И его персонажи также, как это ни парадоксально, в психологической обрисовке часто совершенно реалистичны. Например, в исторической драме «Нихон фурисодэ хадзимэ» ссора братьев Котана и Сотана (герои пьесы. — В.Г.) вполне мыслима как сцена бытовой драмы. А душевное состояние жены Котана, душевное состояние самого Котана после убийства отца вполне мыслимы и в нынешний век. Более того, любовь Сусаноо-но-микото [12] , я не боюсь этого сказать, и в исторические времена сохранилась в неизменном виде.

11

«Век богов» — так называют доисторическое время в истории Японии.

12

Бог ветра в японской мифологии.

Исторические драмы Тикамацу, естественно, насыщены фантазией значительно больше, чем его бытовые драмы. Но именно благодаря этому они обладают «прелестью», которой лишены бытовые драмы..

СТИХОТВОРНАЯ ФОРМА

Сказочная принцесса многие годы тихо спала в своем замке. Форма японского стиха, исключая танка и хайку [13] , была подобна этой сказочной принцессе. Тёка «Манъёсю [14] » — из них состоят и сайбара, и «Сказание о доме Таира», и ёкёку, и дзёрури [15] . В них спит множество стихотворных форм. Я уже писал, что ёкёку сами по себе близки по форме современному стиху. В них есть ритм, характерный для нашего современного языка. Так называемые современные народные пьесы, во всяком случае большая их часть, написаны в форме додоицу [16] . Только увидеть эту спящую принцессу — и то бесконечно интересно. Не говоря уж о том, чтобы пробудить ее.

13

Танка — пятистишие, состоящее из 31 слога (5—7—5—7—7). Хайку — трехстишие — 17 слогов (5—7—5).

14

Тёка — дословно «длинная песня», одна из форм японского стиха. «Манъёсю» — японская поэтическая антология VIII в.

15

Сайбара — древние вокальные произведения, создававшиеся на основе народных песен. «Сказание о доме Таира» — одно из произведений японского героического эпоса. Ёкёку — пьесы театра Но. Дзёрури — драматическая поэма.

16

Додоицу — народная песня, имеющая размер в 26 слогов (7—7—7—5).

Сегодняшние стихи, если употреблять старую терминологию, стихи нового стиля, идут, пожалуй, именно по этому пути. Для того чтобы отобразить сегодняшние чувства, вчерашняя форма стиха, видимо, не подходит. Я не утверждаю при этом, что нужно неизменно следовать старой поэтической форме. Просто я чувствую, что в этой поэтической форме есть нечто жизнеспособное. И я хочу подчеркнуть: нужно сознательно стараться ухватить это нечто.

Мы все появились на свет в переходное время. И на противоречия нагромождаем противоречия. Свет — во всяком случае в Японии — идет с Запада больше, чем с Востока. Но он идет и из прошлого... Естественно, далеко не любой в состоянии пробудить спящую принцессу...

В старых японских стихах содержится нечто свежее. Нечто, вызывающее ответный отклик, — я, естественно, улавливаю это «нечто», но воссоздать это «нечто» не в состоянии. Хотя, повторяю, не уступаю другим в способности почувствовать его. Может быть, с точки зрения литературы это сущий пустяк. Только я, как это ни странно, всем своим сердцем устремлен к этому «нечто», к этой туманной свежести.

ПРОЛЕТАРСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Мы не можем преодолеть границы своего времени. Мы не можем преодолеть границы своего класса...

Средние классы породили немало революционеров, это верно. В теории и практике они выразили свои идеи. Но оказалась ли способной их душа преодолеть границы средних классов? Лютер выступил против римско-католической церкви. И он сам видел дьявола, препятствующего его делу. Его идеи были новыми. Но его душа не могла не видеть ада римско-католической церкви. Это не только в религии. То же самое, когда речь идет о социальной системе.

В наших душах выбито классовое клеймо. Мы связаны далеко не одной классовой принадлежностью. Мы связаны и географически — местом рождения, начиная от Японии и кончая родным городом или деревней. А если вспомнить еще о наследственности, среде, то сами поразимся, насколько сложными образованиями мы являемся... Мы растения, живущие под разным небом, на разной земле. И наши произведения — плоды этих растений, живущих в самых разных условиях. Если посмотреть на нас глазами бога, то можно увидеть, что в каждом нашем произведении заключена вся наша жизнь.