Мысли о литературе

Акутагава Рюноскэ

Пролетарская литература — что представляет собой пролетарская литература? Во-первых, это, конечно, литература, цветы которой распускаются внутри пролетарской культуры. Этого в сегодняшней Японии нет. Затем, это литература, борющаяся за интересы пролетариата. Это в Японии есть. (Если бы нашим соседом была Швейцария, пролетарская литература получила бы еще большее развитие.) В-третьих, это литература, которая, даже если она и не зиждется на принципах коммунизма или анархизма, имеет в своей основе пролетарскую душу. Второе и третье определения пролетарской литературы вполне согласуются. И если создавать новую молодую литературу, ею должна быть литература, рожденная пролетарской душой... Ввести в произведение коммунистические или анархистские идеи совсем нетрудно. Но лишь пролетарская душа придает поистине поэтическую величественность, сверкающую в произведении подобно алмазу. Умерший молодым Филипп [17] имел пролетарскую душу...

17

Герой «Жизни семьи Филиппа» Ж.Ренара.

ГРУППА НЕОСЕНСУАЛИСТОВ [18]

Сейчас, возможно, уже слишком поздно критически анализировать положительное и отрицательное в деятельности группы неосенсуалистов. Но я, прочитав произведения писателей этой группы, прочитав критические статьи об их произведениях, почувствовал непреодолимое желание написать о ней.

Если говорить о поэзии, то она во все времена развивается в интересах группы неосенсуалистов. В этом смысле абсолютно верно утверждение Сайсэй Муроо [19] , что Басё [20] был самым великим поэтом эпохи Гэнроку, к которому приложимо определение «нео». Басе всегда стремился к тому, чтобы стать «нео» в литературе. Поскольку проза и драма тоже содержат элементы поэзии, то есть являются поэзией в широком смысле, они тоже должны приветствовать появление группы неосенсуалистов. Я помню, что в какой-то степени к группе неосенсуалистов примыкал Хакусю Китахара [21] . (Символом поэтов того времени были слова: «Свобода чувств».) Я помню, что и Дзюнъитиро Танидзаки принадлежал к группе неосенсуалистов.

18

Литературная группа, появившаяся в Японии в 1921 году. С 1924 года она стала выпускать собственный журнал «Бунгэй дзидай» («Литературная эпоха»). Основные фигуры этой группы — Риити Екомицу, Ясунари Кавабата и др. испытывали влияние западноевропейских дадаистов и экспрессионистов.

19

Сайсэй Муроо (1889—1962) — японский поэт и прозаик.

20

Басё (1644 — 1694) — великий японский поэт.

21

Хакусю Китахара (1885—1942) — японский поэт.

Я, естественно, испытываю интерес к сегодняшним писателям группы неосенсуалистов. Эти писатели, во всяком случае те из них, кто участвует в полемиках, опубликовали теоретические работы значительно более «нео», чем мои размышления о группе неосенсуалистоа. К сожалению, я недостаточно знаком с ними. Мне известны, да и то, пожалуй, не особенно хорошо, лишь произведения писателей группы неосенсуалистов. Когда мы выпустили первые свои повести и новеллы, нас назвали «группой неорационалистов [22] ». (Мы, конечно, сами так себя не именовали.) Но если посмотреть произведения писателей группы неосенсуалистов, то нужно сказать, что они в некотором смысле гораздо более «неорационалисты», чем были мы. Что означает «в некотором смысле»? Это свет рационализма, освещающий их так называемую сенсуальность. Однажды мы с Сайсэй Муроо смотрели на луну над горой Усуи, и вдруг, услышав его слова, что гора Мёги «напоминает имбирь», я неожиданно для себя обнаружил, насколько эта гора действительно напоминает имбирный корень. Подобная так называемая сенсуальность не освещена светом рационализма. Что же представляет собой их так называемая сенсуальность? Риити Ёкомицу, чтобы объяснить мне, что представляет собой взлет их так называемой сенсуальности, привел мне фразу, принадлежащую Такэо Фудзисава [23] : «Лошадь бежала, как рыжая мысль». Я не могу сказать, что мне подобный взлет совершенно непонятен. Но эта строка явственно родилась путем рационалистических ассоциаций. Таким образом, они и свою так называемую сенсуальность не могут не освещать светом рационализма. В этом, видимо, и состоит особенность этой группы, Если же цель так называемой сенсуальности — новое само по себе, то я должен считать более чем новым восприятие горы Мёги как имбирного корня. Восприятие, существовавшее еще с далеких времен Эдо [24] .

22

Такое наименование получили писатели, группировавшиеся вокруг журнала «Синситё», — Акутагава, Кикути, Кумэ.

23

Такэо Фудзисава (род. в 1904 г.) — японский писатель.

24

Период Эдо — 1603—1868 гг.

Группа неосенсуалистов, безусловно, должна была возникнуть. И возникновение ее было совсем не легким, как возникновение всего нового (в литературе). Мне трудно испытывать восхищение писателями группы неосенсуалистов, или, правильнее сказать, их так называемой неосенсуальностью, — я уже говорил об этом. Но все же критики слишком уж суровы к их произведениям. Так или иначе, писатели группы неосенсуалистов пытаются двигаться в новом направлении. Это следует признать безусловно. Высмеивать их усилия — это не просто наносить удар по писателям, именующим себя сегодня группой неосенсуалистов. Это означает наносить удар по их дальнейшему росту, по той цели, которую поставят перед собой писатели группы неосенсуалистов, пришедшие вслед за ними. А это, естественно, не будет способствовать свободному развитию японской литературы, ее прогрессу...

КЛАССИКА

Сомнительно, чтобы «избранное меньшинство» было меньшинством, способным видеть высшую красоту. Скорее, это меньшинство, способное прикоснуться к чувствам писателя, выраженным в его произведении. Следовательно, художественное произведение или писатель, создавший художественное произведение, не могут иметь читателей, кроме «избранного меньшинства». Но это нисколько не противоречит тому, чтобы иметь «неизбранное большинство читателей». Я часто встречался с множеством людей, хваливших «Повесть о Гэндзи [25] ». Но читали «Повесть» (не говоря уж о том, чтобы понимали ее, наслаждались ею) среди писателей, с которыми я общаюсь, всего два человека — Дзюнъитиро Танидзаки [26] и Тосио Акаси. Таким образом, классическим можно назвать произведение, которое среди пятидесяти миллионов человек [27] мало кем читается.

25

«Повесть о Гэндзи» (XI в.) — первый роман в истории мировой литературы.

26

Дзюнъитиро Танидзаки глубоко изучал повесть о Гэндзи. Существует его перевод «Повести» на современный японский язык.

27

Население Японии по переписи 1925 года — 59,8 млн. человек.

Но все же «Манъёсю» читает гораздо большее число людей, чем «Повесть о Гэндзи». И это не потому, что «Манъёсю» превосходит «Повесть о Гэндзи». И даже не потому, что между ними лежит пропасть: одно — прозаическое, другое — поэтическое произведение. Просто произведения, включенные в «Манъёсю», каждое в отдельности, несравненно короче «Повести о Гэндзи». Во все времена, и на Востоке и на Западе, множество читателей привлекли лишь классические произведения не особенно длинные. Если же они были длинными, то должны были представлять собой собрание коротких произведений. Еще По, утверждая свои принципы поэзии, основывался именно на этом факте.

И Бирс [28] , утверждая свои принципы прозы, также основывался именно на этом факте. Мы, люди Востока, руководствуясь в этом вопросе не столько рассудком, сколько чувством, оказались их предтечами. Но, к сожалению, никто из нас не построил, подобно им, логически завершенного здания, базирующегося на этом факте. Если бы мы попытались построить его, то, видимо, даже такой роман, как «Повесть о Гэндзи», обеспечили бы нужным прекрасным материалом, который уж во всяком случае создал бы ему популярность. (Однако, знакомясь с теорией стиха По, можно обнаружить различие между Востоком и Западом. По считает наиболее подходящей длину стиха примерно в сто строк. Наше трехстишие хайку, состоящее из семнадцати слогов, он бы безусловно исключил из числа стихотворений, назвав его «эпиграммой».)

28

Амброз Бирс (1842—1914) — американский писатель и журналист.

Заветная мечта всех поэтов, заявляют они об этом или нет, — остаться в веках. Нет, неверно утверждать, что это «заветная мечта всех поэтов». Правильнее сказать — «заветная мечта всех поэтов, опубликовавших свои произведения». Есть, конечно, люди, уверенные, что они поэты, хотя не опубликовали ни строки (это поэты, наиболее мирно живущие в своей поэтической жизни). Если же называть поэтами только людей, создавших поэтические произведения в стихах или прозе, в зависимости от своего характера и обстоятельств, то проблемой всех этих поэтов будет, скорее всего, не «что написано», а «что не написано». Для жизни поэтов, живущих на гонорар, это, естественно, не очень приятно. Но если им это неприятно, пусть вспомнят, что поэт эпохи феодализма Рокудзюэн Исикава [29] был также и хозяином гостиницы. И мы, если бы не были литературными поденщиками, тоже, возможно, нашли бы себе какое-нибудь ремесло. Может быть, благодаря этому расширился бы наш опыт и знания. Иногда я с некоторой завистью думаю о старых временах, когда невозможно было прожить литературным трудом. Ведь именно та эпоха оставила в веках классику. Было бы, конечно, неверно утверждать, что написанное ради существования не может стать классикой. (Если посмотреть на позы, которые принимают некоторые писатели, то самая приятная из них: «Пишу ради существования».) Не следует только забывать слова Анатоля Франса, что нужно быть легким, чтобы улететь в будущее. Таким образом, классикой можно назвать лишь произведения, которые всеми читаются, с начала и до конца.

29

Рокудзюэн Исикава (1753 — 1830) — японский поэт и ученый.

БЕСЕДЫ О ЛИТЕРАТУРЕ

Наши произведения печатают ежемесячные журналы и газеты. Так было в прошлом, ничего не изменилось и сейчас. И я снова задумался над этим, когда смотрел на открытку с изображением собора Нотр-Дам, которую прислал мне приятель из Европы. Дело в том, что живопись в какой-то мере оказалась под господством архитектуры. Огромные фрески Микеланджело появились благодаря романской архитектуре. Небольшие картины Ван Эйка породила готическая архитектура. Видимо, и литературные произведения ощущают господство ежемесячных журналов и газет, которые их печатают. Действительно, нынешние романы несут в себе газетный дух. Если посмотреть на нынешние рассказы глазами будущего, то и в них, по всей вероятности, между строк можно будет увидеть журнал. Может быть, это просто моя фантазия. Но то, что из наших произведений всплывают газеты и журналы, — это фантазия более чем реальная, она напоминает экспрессионистский фильм.

Посчитаем количество романов, повестей и рассказов, печатающихся в газетах и журналах, — в год их более тысячи. Но подумаем над их жизнью — она коротка. Ни один из видов литературы не может лучше отобразить жизнь эпохи, чем роман. И вместе с тем по мере изменения характера жизни больше всех остальных видов литературы теряет свою силу опять-таки роман. Для того чтобы узнать вчерашнюю жизнь, нужно читать вчерашний роман. Но это «для того, чтобы узнать». А не для того, чтобы ощутить жизнь в романе, заставляющем трепетать наши сердца.