Мыслитель действует
Шрифт:
Все ясно! Тот, кто сидит на парте рядом с Лилибет, легко может спереть ее кошелек! И к парте Мартины я в тот день, когда исчезли «молочные деньги», подходил во время десятиминутной перемены, чтобы взять точилку. А Мартины как раз не было на месте. Мне ничего не стоило бы заодно с точилкой прихватить и деньги из голубой коробочки.
(Слава богу, никто не заметил, что я брал тогда у Мартины точилку!) И во время всей этой возни в раздевалке, когда у Ивана пропала цепочка, я как раз находился в том углу, где лежали его джинсы. Стоило мне только руку протянуть (и этого никто бы не заметил, это железно, потому что все были вовлечены в общую свалку) ,
И на дне рождения у Сюзи я тоже был. Я стоял рядом с ней, когда она демонстрировала всем свои сберкнижки. И потом я еще трижды заглядывал в эту комнату, потому что там на большом блюде лежали бутерброды с семгой, а они были исключительно вкусные.
И денег у меня всегда очень мало. Честно говоря, у меня их вообще почти нет. А ведь тот, у кого нет своих денег, легко может впасть в соблазн присвоить себе чужие. Так все считают. Поэтому Мартина сразу же заподозрила в воровстве Бергера Ферди. Поэтому же Ханак Михи шепнул мне, что, по его мнению, крадет у нас Седлак Роберт! Помимо Седлака Роберта и Бергера Ферди, в классе только у одного еще человека никогда нет денег. И этот человек – я!
Таким образом, все, решительно все сходится на том, что вором должен быть я. Интересно, пришло ли такое рассуждение в голову кому-нибудь, кроме меня? Есть ли в классе кто-нибудь, кто меня настолько не любит, чтобы так подумать? Глупости! Чтобы прийти к такому выводу, вовсе не надо ко мне плохо относиться. Я же к себе хорошо отношусь, и все же мне пришли эти мысли в голову.
5 ГЛАВА,
в которой математик переходит от слов к делу, что приводит к неожиданным результатам, не вызвавшим и тени сомнения у большинства учеников 3-го «Д», но ввергнувшим его жалкое меньшинствов глубочайшую растерянность и отчаяние
Мирная, дружественная, не омраченная никакими происшествиями атмосфера продолжалась в 3-м «Д» больше недели, точнее, до 1-го декабря. Но вот 1-го декабря, во время большой перемены, за несколько секунд до звонка Ханзи Дональ вдруг завопила:
– Ой! Не может быть! Нет, не верю!
И Ханзи принялась ползать на четвереньках, все ниже склоняясь над полом из-за своей близорукости. Всем стало ясно, что Ханзи что-то ищет. И всем, естественно, тут же захотелось узнать, что же именно Ханзи Дональ ищет так одержимо. Но разобрать, что сквозь слезы бормочет Ханзи, все еще продолжая ползать по полу, удалось лишь после того, как отзвонил звонок.
– Где мои миленькие золотенькие часики? Где мои новенькие часики с автоматическим заводом, с браслетиком из чистого золота? Куда они делись?! – И тут Ханзи вдруг застучала кулаками по полу и закричала не своим голосом: – Убью того, кто увел мои часы! Клянусь, убью! Пусть он прощается с жизнью, тот, кто их увел! Пусть!..
Какие еще угрозы выкрикивала Ханзи, понять уже было нельзя, потому что громкие и долгие всхлипывания поглощали слова, до ребят доносились лишь отдельные слоги.
– Неужто опять начинается, черт возьми! – пробормотал Мыслитель и, нагнувшись, принялся, как и все остальные, искать на полу золотые часы Дональ. И думал он при этом то же, что и остальные: искать тут нечего – золотые часы, да еще с золотым браслетом, сразу увидишь.
Когда тридцать человек, натыкаясь друг на друга, одновременно шарят по полу, в классе, естественно, поднимается невообразимая возня: опрокидываются стулья, с парт падают книги, тетради и ручки. В конце концов Михи Ханак наступил на руку ползущей по полу Мартине, и Мартина стала орать как резаная, а длиннорукий Туз пик локтем сбил очки с сидевшего за ним Вольфганга Крана, и тот завопил:
– Ой, куда делись мои очки? Без них я ничего не вижу! Пожалуйста, ребята, поищите мои очки! Осторожно, смотрите не наступите на них! Они здесь где-нибудь валяются.
– Надо найти мои часы, это важнее, – всхлипывала Ханзи Дональ. – Ищите мои часы, все ищите! А ты не лезь со своими дурацкими очками!
И вдруг среди всего этого дикого разброда раздался возмущенный голос математика:
– Что здесь происходит? Это класс или скотный двор? Вы что, все с ума посходили?
И чтобы придать весу своим словам, он схватил большой деревянный циркуль и трижды стукнул им по учительскому столику, да так, что все, что на нем стояло, задрожало.
– Гляди-ка, – сказал, ни к кому специально не обращаясь, Мыслитель, который как раз шарил под отоплением – а вдруг часы туда закатились, – гляди-ка, оказывается, он может войти в класс, даже если никто перед ним не распахивает дверь!
– Немедленно все по местам! – рявкнул математик. – Кто через ноль запятая ноль секунд не будет сидеть на своем месте, получит на воскресенье дополнительное задание! Двадцать четыре примера!
Математик был из числа тех учителей, которых уважали. В нормальных обстоятельствах ни один ученик из 3-го «Д» не решился бы его ослушаться. Но сейчас обстоятельства не были нормальными. Можно сказать, что они были ужасно ненормальными. Настолько, что даже Дальмар Ферди, который всегда распахивал математику дверь и расшаркивался перед ним, одним словом, который, по мнению класса, к нему подлизывался, не сел на свое место. Вместо того чтобы сесть на место, Ферди опрокинул корзинку с мусором прямо на пол и ворошил всю эту кучу апельсиновых корок, карандашных стружек и скомканных бумажек в поисках часов Ханзи. Единственная уступка, которую в эту минуту 3-й «Д» мог сделать столь уважаемому лицу, как математик, заключалась в том, что ребята все же не пропустили его слов мимо ушей и хором прокричали:
– У Ханзи Дональ пропали часы! Мы их ищем.
Математик был учителем недобрым, но умным. Он прекрасно чувствовал, когда есть смысл кричать, а когда нет, потому что класс все равно не услышит. А так как он любил хвалиться, что еще не было ученика, который «ослушался бы его грозного голоса», так как он дорожил этой репутацией и не хотел ее потерять, он не стал больше кричать, чтобы не давать повода какому-нибудь злопыхателю сказать о нем: «Он больше не внушает уважения, он уже не справляется с классом!..» Поэтому математик, сделав над собой усилие, тут же заговорил нормальным мягким голосом и, расхаживая между согнутыми спинами ищущих учеников 3-го «Д», подробнее выяснил обстоятельства дела. Так он узнал, что Дональ Ханзи пришла утром в школу с новыми золотыми часами на руке и что на предыдущем уроке она сняла их, потому что их тесный золотой браслет сдавил ей запястье.
– У меня прервалось кровообращение, – всхлипывала Ханзи. – Пальцы побелели, и по ним бегали мурашки.
Ханзи положила часы на парту, в желобок для ручки. Во время перемены Мартина, и Купер Томас, и Ферди Дальмар, и Сюзи Кратохвил их разглядывали.
– Я стопроцентно уверена, – все всхлипывала Ханзи, – что и потом они еще там лежали.
– В какой же момент они исчезли?– спросил математик.
– Я пошла к мусорной корзине, чтобы выкинуть апельсиновые корки, а когда вернулась к парте, часов уже не было!