Мюнхен
Шрифт:
Четыре месяца прошло с того дня, как его откомандировали из Форин-офис [1] в номер десять, но всякий раз он испытывал одно и то же ощущение – как если бы попал в некий вышедший из моды клуб для джентльменов. Устланный черной и белой плиткой коридор, красно-оранжевые стены, бронзовый светильник, мерно тикающие прадедовские часы, чугунная подставка с единственным зонтом.
Где-то в недрах здания звонил телефон. Швейцар поздоровался с Легатом и вернулся к своему кожаному стулу и выпуску «Ивнинг стандард».
1
Форин-офис –
В широком проходе, ведущем к задним комнатам, Легат помедлил и посмотрел на себя в зеркало. Поправил галстук и пригладил обеими руками волосы, выровнял осанку, повернулся. Перед ним располагался зал заседаний кабинета министров, его обшитая панелями дверь была закрыта. Слева находился кабинет сэра Хораса Уилсона, тоже запертый. Направо уходил коридор, ведущий в помещение для личных секретарей премьер-министра. В старинном георгианском доме царила атмосфера невозмутимого спокойствия.
Мисс Уотсон, делившая с Хью самый маленький кабинет, склонялась над столом совершенно так же, как в ту минуту, когда он выходил. Из-за бруствера папок виднелась только ее седая макушка. Карьеру она начинала секретарем-машинисткой в бытность премьер-министром Ллойд-Джорджа. Поговаривали, что у него имелась привычка гоняться за девушками с Даунинг-стрит вокруг стола заседаний правительства. Хью с трудом удавалось представить, чтобы кто-то мог гоняться за мисс Уотсон. В ее обязанности входило готовить ответы на запросы из парламента. Она выглянула из-за своей бумажной баррикады и посмотрела на Легата.
– Клеверли вас искал.
– Он у ПМ?
– Нет, у себя. Премьер в зале заседаний вместе с Большой тройкой.
Легат издал звук, бывший чем-то средним между вздохом и стоном. На полпути по коридору он просунул голову в кабинет Сайерса.
– Итак, Сесил, насколько крепко я влип?
Сайерс крутанулся в кресле. Это был коротышка семью годами старше Легата, склонный к постоянной, безудержной и зачастую раздражающей веселости. Он носил галстук одного с Хью колледжа.
– Боюсь, для романтического обеда вы выбрали несколько неподходящий день, старина. – Голос его излучал сочувствие. – Надеюсь, она не сильно обиделась.
Однажды в приступе слабости Легат обмолвился Сайерсу о домашних проблемах. И не переставал об этом жалеть.
– Ничуть. Стоим на ровном киле. Как дела в Берлине?
– Их можно свести к одной из тирад герра Гитлера. – Сайерс изобразил удар кулаком по подлокотнику кресла. – Ich werde die Tschechen zerschlagen!
– О боже! «Я сокрушу чехов!»
По коридору прокатился командирский голос:
– А, Легат, вот вы где!
– Удачи, – одними губами произнес Сайерс.
Легат шагнул назад, развернулся и почти уткнулся в длинную усатую физиономию Осмунда Сомерса Клеверли, по совершенно непонятной причине известного всем как Оскар. Главный личный секретарь премьер-министра поманил его пальцем. Легат последовал за начальником в кабинет.
– Вынужден сказать, что разочарован в вас, Легат, и более чем немного удивлен. – Клеверли был старше большинства из сослуживцев и до войны являлся кадровым офицером. – Обед в «Рице» в разгар международного кризиса? Возможно, в Форин-офис так принято, но не у нас.
– Виноват, сэр. Больше такого не повторится.
– У вас имеется объяснение?
– Сегодня годовщина моей свадьбы. Я не смог дозвониться до жены и поэтому не отменил заказ
Несколько секунд Клеверли пристально смотрел на него. Он не скрывал своего подозрительного отношения к этим блестящим молодым людям из казначейства или Министерства иностранных дел, никогда не носившим мундира.
– Бывают времена, когда семья должна отойти для мужчины на второй план. Сейчас как раз такое время. – Главный личный секретарь сел за стол и включил лампу.
Эта часть здания выходила окнами на север, на сад Даунинг-стрит. Разросшиеся без стрижки деревья закрывали дом от плац-парада конной гвардии и обрекали первый этаж на жизнь в постоянном полумраке.
– Сайерс ввел вас в курс дела?
– Да, сэр, – ответил молодой человек. – Насколько я понял, переговоры прерваны.
– Гитлер заявил о намерении начать мобилизацию завтра в два пополудни. Боюсь, это предвещает большую заваруху. Сэр Хорас должен вернуться и попасть к премьеру на доклад к пяти. В восемь премьер обратится к нации по радио. Вы должны наладить взаимодействие с Би-би-си. Они собираются установить свой аппарат в зале заседаний.
– Да, сэр.
– На сегодня же намечено общее собрание кабинета, вероятно сразу после трансляции, а поэтому инженерам Би-би-си придется свернуться незамедлительно. Затем премьер намерен встретиться с верховными комиссарами доминионов. Главы штабов должны прибыть с минуты на минуту – проводите их к премьеру, как только приедут. Ведите записи о встрече, чтобы премьер мог коротко сообщить про нее кабинету.
– Да, сэр.
– Парламент снова созывается, как вам известно. Шеф собирается выступить перед палатой общин о кризисе завтра ближе к вечеру. Разложите все относящиеся к делу записки и телеграммы за последние две недели в хронологическом порядке.
– Да, сэр.
– Боюсь, не исключено, что вам придется остаться на ночь. – Под усами Клеверли промелькнул призрак усмешки. Он напомнил Легату мускулистого христианина, инструктора по физкультуре из младших классов частной школы. – Сожалею насчет вашей годовщины, но тут уж ничего не поделаешь. Уверен, ваша жена поймет. Спать можете в комнате дежурного клерка на третьем этаже.
– Это все?
– Все. Пока.
Клеверли нацепил очки и погрузился в изучение какого-то документа.
Вернувшись в свой кабинет, Легат тяжело опустился за стол. Открыл ящик, взял флакон с чернилами и погрузил в него перо. Он не привык к выволочкам. Чертов Клеверли! Рука его слегка дрогнула, и перо звякнуло о стеклянный край флакона. Мисс Уотсон вздохнула, но головы не подняла.
Хью потянулся к проволочному лотку слева от стола и взял папку с телеграммами, недавно поступившими из Форин-офис. Но не успел он развязать розовую тесемку, как в дверях появился сержант Рен, служивший на Даунинг-стрит посыльным. Как всегда, Рен запыхался – на войне он лишился ноги.
– Начальник Имперского генерального штаба прибыл, сэр.
Легат пошел по коридору вслед за хромающим сержантом. Вдалеке под бронзовым светильником стоял виконт Горт, широко расставив ноги, обутые в начищенные до блеска коричневые сапоги, и читал телеграмму. Важная особа – аристократ, герой войны, кавалер Креста Виктории, он словно не замечал клерков, секретарей и машинисток, которые обнаружили ни с того ни с сего настоятельную потребность выйти в коридор и поглазеть на гостя. Главная дверь распахнулась в каскаде вспышек фотокамер, и вошел маршал авиации Ньюолл. Секундой спустя на пороге обрисовалась внушительная фигура первого морского лорда адмирала Бэкхауза.