Н 7
Шрифт:
— Да, — кивнул я, — буду очень благодарен. И этот пусть идет подобру-поздорову.
Менты опять переглянулись, и капитан сказал:
— Только ради тебя, Нерушимый! Идите отдыхайте, разберемся.
И мы ушли. Бармен повесил на дверь табличку «Спецобслуживание» и повернул ключ в замке. Развернулся к нашим и объявил:
— Конфликт решен!
— Еще всем пива, — распорядился я. — Гуляем!
— Ура! — грянул хор голосов. — За Нерушимого!
— У него днюха была девятого, — вспомнил Погосян. — С днем рождения, брат!
Я собрался вернуться за столик к парням, но мое место заняла Маша, взявшая в оборот окаменевшего Клыка. Микроб, стоявший у окна и наблюдавший за несостоявшимися разборками, дернул меня за футболку и шепнул, кивая на Машу:
— Делаем ставки, разговорит она нашего Буратино или нет.
Бармен принялся разливать пиво, блондинки, объединившиеся с белорусами — его разносить. Запертую дверь то и дело пытались открыть и вломиться в бар, на улице собиралась толпа болел. Весть о том, что Нерушимый вернулся, разнеслась по городу, как огонь по степи.
Вот она, обратная сторона славы: ходи и оглядывайся. Я уселся возле Димидко и сказал:
— Похоже, придется проводить встречу с болельщиками и журналистами.
— Этим Тирликас занимается. Кстати, где он? Ты его позвал?
— Конечно. Может, позже придет.
Себе я заказал безалкогольное пиво и подумал о том, что почему-то мне важно, чтобы Тирликас был с нами. И я уверен, что он собирался сюда, но что-то ему помешало. В душе поселилась тревога.
— Тут есть пожарный выход? — поинтересовался Гребко, косясь на болелы за дверью, которых с каждой минутой становилось все больше.
А вот Погосяна болелы не напрягали, он вклинился между мной и Санычем и воскликнул:
— Чувствую себя рок-звездой! Круто!
— Есть ход через подвал, — сказал бармен, поставив на стойку очередную кружку пива.
Я написал Тирликасу, что без него праздник не праздник, и мы его ждем. Он ответил через пять минут: «Иду».
Но явился через полчаса, бармен провел его через черный ход. Выглядел Тирликас, как обычно, но я шестым чувством чуял: что-то не так. Только как спросишь, когда полный зал, дело-то только нас касается. Наверняка задержка связана с его бээровскими делами. Придется ждать, пока все разойдутся.
Ошарашенный новостями, я только сейчас вспомнил о сувенирах из Англии и принялся раздавать магниты, один лишний с Биг Беном достался бармену, который чуть не умер от счастья.
Потом пошли гулять по рукам газеты, одна, где я на первой странице перекидываю мяч через перекладину, бармен приколол на стену поверх качков, в углу славы «Титана».
— Скоро надо будет увеличивать площадь заведения, — говорил наблюдающий за ним Матвеич. — Ни посетители уже не влезают, ни газетные вырезки.
Я поделился впечатлениями:
— В Шотландии я был в музее славы «Рейнджерс», там все их награды и куча памятных вещей. Нам бы тоже надо собирать такой музей.
Просидели мы так до девяти вечера, после чего Димидко велел сворачиваться и вызывать такси. Хоть идти до квартиры было всего ничего, болелы нас растащат на трофеи, если прознают, что тут есть черный ход и подкараулят нас там.
Я уехал первым в такси вместе с Тирликасом, пока болелы ничего не заподозрили. Сразу же, чтобы не забыть, вытащил бутылку шотландского виски 'Гленфиддик2.
— Это вам. Знаю, вы оцените.
Он изучил этикетку и протянул:
— М-м-м, да. Спасибо.
Машина остановилась возле моего дома. Лев Витаутович попросил таксиста подождать, вылез, встал рядом со мной и прошептал:
— Кто-то меня пасет. Сперва заметил слежку по пути до автомобиля. Потом два подозрительных типа отирались возле моей машины.
Вот так номер! Теперь ясно, почему он задержался.
— Кто это и что им надо, вы, конечно, не знаете, — резюмировал я.
Он мотнул головой.
— Пытался подкараулить, но они заметили. Одно ясно: когда человек идет к тебе с добром, он не скрывается. Проследи, есть ли хвост за тобой. Надо выяснить, это за всеми «титанами» слежка, или дело не в футболе.
— Хорошо, — кивнул я, пожимая его шершавую руку.
Только машина тронулась, как подъехали динамовские ветераны с Димидко, помахали Витаутовичу и остались со мной дожидаться остальных. Молодняк прибыл спустя две минуты.
Едва высунувшись из машины, Погосян затараторил:
— Вовремя вы свалили. Болелы выкупили, что мы расходимся, и окружили дом. Тебя требовали, нас в заложники взять хотели. Еле ноги унесли.
Следом вылезли Микроб и Клыков. Интересно, удалось ли Маше Романа растормошить?
— Рома ее номер взял! — доложил Микроб, и Клык опять вспыхнул.
— Ну а че, одобряю. — Погосян руками изобразил грудь, колыхнул корпусом.
— Убью, — спокойно сказал Клыков, и Погосян прекратил паясничать, отошел на безопасное расстояние.
— Я бы вдул!
Клыков не стал за ним гоняться, пожал плечами и сказал:
— Попробуй. Даринке, вон, до сих пор вдуваешь.
Мика сразу потух и надолго замолчал.
— Кстати, а почему Рины не было? У нее что-то случилось? — спросил я уже в подъезде.
— Да странная она какая-то стала, — пожал плечами Погосян. — Молчаливая, грустная.
— Она все больше с парапланеристами тусуется, — дополнил Микроб. — Вроде даже парень у нее появился, видел пару раз.
Клык был на своей волне и сказал: