Шрифт:
Алексей Лебедев
Н'ХЕМ-ТО-ТЕР
или Четвертый сон Павла Верина
Я проснулся счастливым. Открыл глаза и первым делом оглядел свои труды. Полюбовался орохвасом, парочкой чгуттаков и прочими забавными созданиями. Незаконченным оставался лишь н'хем-то-тер. Накануне мне никак не удавались его глаза. Но я чувствовал, что сегодня мне это удастся. Напевая, я умылся, оделся и перекусил. Время было творить.
Мое вдохновение разрушил звонок в дверь. Сначала я даже не понял, что это такое, - гости у меня бывают редко. И кто бы это
На пороге стоял лысоватый немолодой человек в сером плаще. Круглое лицо его практически не отражало эмоций, но каким-то шестым чувством я уловил внутреннее напряжение. Ему не хотелось иметь дело со мной, но было НАДО.
– Верин Павел Евсеевич?
– Да.
– Полковник ФСБ Макаров, - он показал удостоверение.
Мне стало нехорошо. Я отступил, пропуская его в комнату. Полковник прошел и медленно осмотрелся вокруг.
– И вы здесь живете?
– как бы сомневаясь, спросил он тихо.
– Да.
– Понятно. Я должен задать вам несколько вопросов.
– А в чем, собственно, дело?
– вымолвил я.
Он промолчал, игнорируя мой вопрос. Взгляд его был прикован к моей последней картине.
– Это кто? Инопланетянин?
– Нет, н'хем-то-тер, - возразил я.
– Правда? На каком это языке?
– Ни на каком. Я его придумал.
– Зачем?
– он испытующе посмотрел мне в глаза.
– Да низачем! Я художник, а это мое творчество... Почему вообще я должен как-то оправдываться? У нас что, опять борьба с абстракционизмом?
– Нет пока, - хмыкнул Макаров.
– Итак, вы утверждаете, что все ЭТО, - он обвел рукой мою студию, как бы не находя слов для наименования, - вы придумали и нарисовали без всякого смысла и цели, от нечего делать?
Я понял, что он мне не верит. Идиотская ситуация. Кажется, что-то подобное было у Маяковского: "Разговор с фининспектором о поэзии". А тут - разговор ФСБэшником о живописи. Чудно!
– Где вы собираетесь выставляться?
– Я пока не думал об этом.
– Однако у вас есть какие-то друзья или знакомые, которые обещали вам это устроить?
– Никого у меня нет!
– Так уж и никого... Может быть, покупатели? Сколько картин вы уже продали и кому?
– Никому я ничего не продавал.
– А на что же вы живете?
– Я работал... раньше. У меня остались сбережения.
– В каком банке?
– Ни в каком.
– Значит, наличными. Доллары?
– Рубли.
– Сколько?
Я замялся. Честно говоря, я не помнил. Просто, когда нужно было что-нибудь купить, я доставал эти бумажки через дырку в матрасе. Так я в конце концов и сказал Макарову. Похоже, на него это произвело сильное впечатление.
– Так что же вы все-таки хотели сказать вашими картинами? Это какой-то социальный протест? Или что-то сексуальное?
– Нет! Просто картины. Да что вы мне шьете? Бред какой-то.
– Согласен. Бред, - Макаров еще раз осмотрелся вокруг.
– Вы никогда не испытывали желания показаться психологу? Я могу вам устроить консультацию у очень хорошего специалиста.
– Вы что, в психушку меня хотите упрятать?
– Ну, что вы! Теперь это трудно, хлопотно. Психов развелось - полстраны. В Думе заседают, и никто им слова не скажи...
От таких политических заявлений мне стало неуютно.
– Ладно, - вздохнул полковник.
– Я еще загляну к вам на днях. А пока послушайтесь моего совета: никуда не уезжайте, картины не выносите, посторонних людей не пускайте. Если что звоните по этому телефону... Кстати, телефон у вас работает?
– Работает. Может быть, наконец, вы все-таки намекнете мне, в чем дело? Мне что, угрожает опасность?
– Возможно. И не только вам. Нам стало известно... скажем так, из нетрадиционных источников, что на вас делают ставку некие силы... угрожающие национальной безопасности.
– Но я ничего об этом не знаю!
– Возможно. А возможно, знаете, но не понимаете. Поэтому мы и стараемся держать ситуацию под контролем. И вы, как русский человек, хотя и абстракционист, должны сотрудничать с нами - в интересах Великой России. Подумайте об этом. Всего хорошего!
Он ушел. Некоторое время я стоял у дверей словно в ступоре. Потом сделал шаг, как вдруг голова закружилась и...
Я проснулся. И испытал облегчение: это был всего лишь сон. Не надо было вчера смотреть передачу "Совершенно секретно" одно расстройство! Ладно, проехали. Первым делом я оглядел свои труды. Полюбовался орохвасом, парочкой чгуттаков и прочими забавными созданиями. Незаконченным оставался лишь н'хем-то-тер. Накануне мне никак не удавались его глаза. Но я чувствовал, что сегодня мне это удастся. Напевая, я умылся, оделся и перекусил. Время было творить.
Мое вдохновение разрушил звонок в дверь. Сначала я даже не понял, что это такое, - гости у меня бывают редко. И кто бы это мог быть? Я никого не ждал. Неужели мой сон был вещим?
На пороге стоял молодой (пожалуй, даже моложе меня) человек с рыжей бородой, в потрепанной зеленой куртке и джинсах. Похоже, он был счастлив. Такое странное выражение лица я видел только у сектантов, которые как-то пытались всучить мне "Бхагават-гиту" в подземном переходе.
– Это вы!
– радостно сказал он.
– Наконец-то!
– В чем дело?
– В вас. Во мне. Во всех нас. Разве вы не видите мою ауру?
– Честно говоря, нет.
– Извините. Конечно, ведь у вас другой дар. Вы избраны рисовать. Но неужели вы не дадите мне увидеть ЭТО?!
В его голосе было столько искренней мольбы, что я просто не мог отказать. Он прошел в комнату и буквально рухнул на колени.
– Господи, как хорошо!
– повторял он.
– Как прекрасно!
Я следил за ним в смешанных чувствах. Мне, конечно, льстила такая высокая оценка моего творчества, однако личность критика вызывала вопросы и сомнения.