«Н» – значит невиновен
Шрифт:
Я заперла машину и стала подниматься по лестнице, которая по причуде архитектора расширялась кверху. Глаза ничего не видели, пришлось достать фонарик-брелок. В коридоре третьего этажа свет падал только из-за стеклянной двери приемной Лонни. Днем третий этаж смотрелся совсем неплохо – яркий оранжевый ковер на полу, белые стены, темная скандинавская мебель. Декоративная зелень и рисунки пастелью на стенах великолепно дополняли картину. Мне отдали комнату, которую когда-то использовали под конференц-зал и столовую. Теперь здесь стоял письменный стол, вращающееся кресло, висела полка с досье, телефон с автоответчиком. Другое кресло при необходимости превращалось в кровать. Мой телефон на страницах адресной книги все еще находился в рубрике "Частные
Я собиралась потихоньку прошмыгнуть к себе, чтобы не побеспокоить Лонни, занятого с клиентом. Дверь в его офис была открыта, и, проходя мимо, я заглянула туда. Лонни действительно разговаривал с клиентом, но, заметив меня, сделал приглашающий жест: "Кинси, зайди на минутку. Мне бы хотелось, чтобы ты приняла участие в нашем разговоре".
Клиент Лонни сидел в глубоком кресле, спиной ко мне. Лонни поднялся, здороваясь со мной, вместе с ним встал и клиент. Нас представили друг другу. Не знаю, понятно ли я выражаюсь, но у этого человека была явно черная аура.
– Кеннет Войт, – представил его Лонни. – А это – Кинси Милхоун, частный детектив, о которой я вам только что говорил.
Мы протянули руки и пробормотали несколько заученных приветствий, приглядываясь друг к другу. Человеку было слегка за пятьдесят, у него были темные волосы и темные глаза. Лицо худощавое, неизменно мрачное из-за глубоких складок у переносицы, широкий лоб перечеркнут прядью волос. Он попытался улыбнуться, но попытка не удалась. От неимоверных усилий у него даже лоб покрылся испариной. Впрочем, возможно, он просто забыл снять пальто, когда пришел к Лонни, и сделал это лишь сейчас, перед тем как сесть в кресло. На нем была рубашка спортивного типа с короткими рукавами и расстегнутым воротником, тан что видны были колечки волос на груди. Руки также были обросшие до черноты. Узкие плечи, неразвитые мускулы... Должно быть, спортом он занимался только для того, чтобы снимать стрессы. Он достал из кармана платок и провел им по лбу.
– Я хотел бы, чтобы Кинси выслушала эту историю, – сказал Лонни, обращаясь к Войту. – Сегодня она еще успеет поработать с досье, а завтра утром начнет действовать.
– Значит, мне повезло, – снова попытался улыбнуться Войт.
Мужчины сели, а я забралась с ногами в кресло, которое стояло в углу, мысленно настраиваясь на неплохую прибыль: Лонни никогда не имел дел с проходимцами без гроша в кармане.
Лонни вкратце ввел меня в курс дела, затем добавил:
– Частный детектив, который занимался расследованием, скончался от сердечного приступа. Это Морли Шайн, ты знала его?
– Ну конечно! Морли умер? Когда же это случилось? – Я не верила своим ушам.
– Вчера вечером, около восьми часов. Я уезжал на уик-энд и узнал об этом только сегодня утром, когда мне позвонила Дороти, его жена.
Морли Шайна я знала Бог ведает сколько лет. Мы не были с ним близкими друзьями, но я всегда могла обратиться к нему за помощью в трудную минуту. Тот человек, который учил меня ремеслу частного детектива, и Морли Шайн были давними друзьями и партнерами. Потом их пути разошлись – каждый создал собственное агентство. Морли было за шестьдесят, он был высокий тучный мужчина, которому не мешало бы сбросить фунтов восемьдесят лишнего веса. Его круглое добродушное лицо всегда лучилось улыбкой. Курил он не переставая, так что пальцы уже пожелтели от табака. У него везде были свои люди – и в следственных изоляторах, и в тюрьмах, и повсюду в городе, и все были готовы дать ему любую информацию. Я сказала себе, что непременно расспрошу Лонни об обстоятельствах смерти Морли. Сейчас же мое внимание отдано было Кеннету Войту, который приготовился повторить всю эту историю с начала.
Войт какое-то время сидел
– Мою бывшую жену убили шесть лет назад. Ее звали Изабелла Барни. Вы помните эту историю?
Эти имя и фамилия ничего мне не говорили.
– Нет, не помню, – сказала я уверенно.
– Убийца сумел выкрутить часть дверного глазка со стороны улицы. Затем он постучал в дверь, и, когда она включила на крыльце свет и припала к глазку, он выстрелил через отверстие из револьвера 38-го калибра. Смерть была мгновенной.
Внезапно я вспомнила.
– Так это была она? Да-да, теперь припоминаю. Не может быть, чтобы прошло уже шесть лет. – Я чуть было не ляпнула, что обвиняемым на процессе был муж этой несчастной, но успела прикусить язык. Это был явно не Кеннет Войт, но тогда кто же?
Я переглянулась с Лонни. Он каким-то образом понял, что именно меня интересовало.
– Обвиняемого звали Дэвид Барни. Кстати, к твоему сведению, на суде его оправдали.
Войт заерзал в кресле, услышав эту фамилию.
– Мерзавец, – процедил он.
– Продолжай, Кен, – сказал Лонни. – Извини, я тебя перебил. Расскажи заодно все, что предшествовало этой драме.
Войт опять стал собираться с мыслями.
– Мы жили с ней вместе четыре года... для обоих это был второй брак. У нас тогда появилась дочь, мы назвали ее Шелби. Она сейчас учится в интернате. Когда Изу убили, ей было всего четыре года. Ну конечно, у нас с Изой были проблемы... у кого их нет. Потом она увлеклась этим Барни. Они поженились через месяц после нашего с ней развода. Ему нужны были только ее деньги, больше ничего. Об этом все знали, все, кроме нее. Глупенькая, она ничего не хотела слушать. Поймите меня правильно – я действительно ее любил, но такой она была, всякий мог обвести ее вокруг пальца. Иза была талантливой, но совершенно не знала себе цену и готова была идти за всяким, кто наговорит ей комплиментов. Вы наверняка знакомы с таким типом женщин: ими можно управлять как угодно. Она была талантливым художником, и у меня сердце сжималось, когда я видел, на кого она растрачивает свою жизнь...
Я вдруг поняла, что уже не воспринимаю его рассуждения о женских характерах, вместо этого слышу неприкрытую озлобленность. Вероятно, от частого повторения рассказ о бывшей жене потерял первоначальный смысл и уже не вызывал сочувствия. Речь шла не о ней, а скорее о нем самом, его ощущениях. Я обратила внимание на гору папок на столе Лонни. Кое-где на обложках виднелись надписи – ВОЙТ/БАРНИ. Кроме того, немало досье, вероятно, относящихся к делу, стояли в коробках у стены. Скорее всего, все, что рассказывает Войт, там и находится, а лирические отступления можно и пропустить. То, что он говорил, было, вероятно, правдой, однако доверия он не вызывал никакого. Встречаются такие типы. Самые обычные вещи в их изложении звучат донельзя фальшиво. Он топтался на одном месте своего рассказа, хотя речь его лилась непрерывно, не оставляя пауз, в которые можно было бы вклиниться. Как только Лонни это выдерживает? Кстати, я заметила, что в какой-то момент он тоже отключился, завертел в руках свою ручку, не обращая внимания на собеседника. Я перевела взгляд на Кеннета Войта.
– Так как же этому парню удалось вывернуться? – Я все-таки нашла щелку в монолите его речи.
Лонни в этот момент тоже очнулся.
– Обвинителем на процессе был Динк Джордан, – вмешался он в разговор. – Боже, какая там была скукотища! Он, конечно, знает свое дело, но подать себя совершенно не умеет. Вероятно, он думал, что выиграет дело, полагаясь только на имеющиеся факты. – Лонни засопел от недовольства. – Так вот, теперь мы снова пытаемся выдвинуть против этого подонка обвинение в умышленном убийстве. Ненавижу его! Просто ненавижу. Когда его оправдали на процессе, я предлагал Кену где-нибудь подстеречь его и исколошматить. Честное слово. Но Кена разве уговоришь? И мы опять начали накапливать материалы, чтобы пустить их в дело, но Кен просил подождать.