На 127-й странице. Часть 3
Шрифт:
— Мне надо отдохнуть, — сказал я.
Лейтенант проводил меня в выделенную мне каюту, где я сразу же растянулся на койке.
— Вильям, — попросил его я. — Не в службу, а в дружбу. Пусть кто-нибудь принесет мне воды.
Хантингтон кивнул и ушел.
Я снял матросские мягкие тапочки и снова поудобнее улегся. Моя голова пылала, словно солнце не просто ударило по ней, а поселилось там. Кроме того, меня потихоньку начинало знобить.
Воду в бутылке, такой же, как и те, что я только что расстрелял, принес сам Хантингтон. Еще из карманов своей длиннополой куртки
— На Цейлоне их много набрали, — пояснил он.
Я сделал глоток из бутылки.
— Знаете, я всегда мечтал о чем-то таком подобном, — сказал все еще стоящий рядом с моей койкой лейтенант. — Парусник, пираты, выстрелы…
— Парусник — моя лодчонка. Выстрелы тоже понятно, а кто пират? Я? — мы оба рассмеялись.
После этого Хантингтон, пожелав мне скорейшего выздоровления, ушел.
Я сделал еще глоток воды и свернулся калачиком на койке. Меня все сильнее знобило, хотя из открытого иллюминатора веяло горячим воздухом.
Сцена 8
— Ты меня, говорят, разыскивал? — спросил Бруно Эспозито, заходя в кабинет главного редактора «Нью-Йорк пост», Джозефа Эпштейна.
Тот сидел за столом, мрачный и задумчивый.
Бруно хотел пошутить на счет «жена не дала», но не стал. По лицу своего друга он понял, что тот страдает. Бруно и сам часто причинял другим людям страдание, поэтому такое выражение лица ему было знакомо.
— Опять от землетрясения прятался? — съязвил Джозеф.
— Ну сколько можно?! — возмутился Бруно. — Объяснял же, что это была задумка Гертруды.
— Но в этот раз она оказалась права, — усмехнулся Джозеф, и мрачность с его лица немного отступила.
— Да какое это землетрясение, — возмутился Бруно. — Пара старых печных труб грохнулось и все!
Природный катаклизм и правда легко обошелся для города Нью Йорка. Можно сказать, что это был легкий укол, напоминание, что такое возможно и может повториться в будущем.
— Наверное, что-то подобное было и в Сан-Франциско, — сказал Джозеф. — А мы с тобой купились.
— Положим, не мы, а ты, — поправил друга Бруно. Он устроился поудобнее в кресле и стал раскуривать сигару.
На лицо Джозефа вновь вернулась мрачность, и он какое-то время зло рассматривал довольную физиономию Бруно.
— Это Маккелан нас всех обманул, — наконец сказал он. — Это его какие-то фокусы, которые я пока понять не могу.
— Смотри, — продолжил Джозеф. — У них там на западном побережье происходит небольшая встряска земли. Маккелан оплачивает заметку в чужой газете, что их редакция разрушена, и они отзывают свою журналистку из гонки, на самом деле не отзывают и …
— И…? — тоже спросил Бруно.
— А вот дальше, непонятно, — признался его друг.
— Может быть, этот Маккелан знал, что мы поставим на Еву еще деньжат? — предположил Бруно.
— Вряд ли, — ответил Джозеф. — Слишком много «если». Если он тоже поставил на свою журналистку, если она будет первой… Кроме того, выигрыш размазывается на всех тех, кто сделал ставку, а таких уже сотни и будет больше. Так что дело не в ставках.
— А в чем тогда?
— Вот
Разговаривая, Джозеф увлекался. Его мрачность уходила, и он снова становился тем человеком, которым его привык видеть Бруно: бойцом, прожженным бизнесменом, журналистом, способным словно ищейка выискивать новости. Над таким и подшутить не грех.
— А что тогда, такой мрачный? Жена не дала? — спросил Бруно.
Обычно после этой старой шутки Джозеф посылал куда подальше шутника, но сейчас он этого делать не стал. Он перебросил на край стола листки.
— На, — сказал он. — Смотри.
Бруно пришлось, кряхтя, подняться из кресла, чтобы дотянуться до этих листков. Это была телеграмма от Евы.
— Бриндизи, — прочел он. — Это где такое?
— Это — город на южной оконечности Апеннинского полуострова, — ответил Джозеф.
— А теперь тоже самое и по-английски, — сказал Бруно.
— Не важно, — Джозеф не стал раскрывать все тайны географии для Бруно. — Важно то, что Ева уже отстает. «Метрополитен», как минимум, на пару дней опережает нас.
— Так нельзя, Джоз! — возмутился Бруно. — Мы потеряем деньги!
— Думаешь, я этого не понимаю?
— Надо что-то делать! — Бруно встал из кресла и загасил в пепельнице сигару. Потом он машинально сделал несколько шагов к книжному шкафу, где у Джозефа стояло пара бутылок виски, но передумал.
— Надо что-то делать, — повторил Бурно. Терять деньги он не любил. — Давай, напишем Еве, чтобы ускорилась.
— Ага, и побежала впереди парохода, — не упустил возможности подколоть друга Джозеф. — Лучше поступить по-другому.
— Как?
— Надо задержать журналистку из «Метрополитена», — сказал Джозеф. — Ты поддерживаешь связь со своим живчиком?
— В каждом крупном порту он должен проверять, есть ли для него телеграмма, — ответил Бруно. — У меня один парень следит за этим.
— Вот и напиши ему.
— Задерживаем вчистую?
— Нет, что ты! С ума сошел! — возмутился Джозеф. — Да это нам и не выгодно. Просто задержать на несколько дней. Сможет это сделать твой человек?
— Макс и не такое проворачивал, — усмехнулся Бруно. — Пойду дам команду.
Он покосился на шкаф со спиртным, но все же не стал задерживаться и направился на выход.
Сцена 9
Телеграмму с изменением задания Макс получил в Адене. Это его расстроило. Во-первых, по всему получалось, что придется остаться в этой дыре ожидать пока не появится его новая цель. Во-вторых…, во-вторых, Максу последнее время редко приходилось играть, как он называл это про себя, на светлой стороне. «Ничего личного, просто бизнес». Эту фразу в оправдание своих действий ему приходилось повторять чаще, чем хотелось бы. Следить и защищать Еву Полански во время путешествия Максу нравилось. Это была «светлая сторона». Даже жестко наказав карманника, который пытался обчистить каюту мисс Полански при переходе через Ла-Манш, он все равно чувствовал, что по-прежнему находится на «светлой стороне». И вот теперь ему вновь придется перейти в другую команду, на другую сторону поля.