На 127-й странице. Часть 3
Шрифт:
Обычно она приезжала вместе с девочками. Сейчас она была одна.
— А где …? — начал Патрик.
— А, — отмахнулась Люси. — Сами доберутся, не маленькие.
— Что пьешь? — она посмотрела на кружку, стоящую перед Патриком
— Шоколад.
— Жюль! — громко крикнула Люси. — Будь добр, сооруди мне такое же, как нашему охраннику.
Пока месье Керак готовил напиток для Люси, та молчала.
— Пожалуйста, мадам, — Повар поставил перед хозяйкой кружку, из которой поднимался пар.
— Спасибо, Жюль.
Она сделала глоток, немного поморщилась, так как шоколад оказался
— Тебе нравится Вивьен?
— Да, — ответил Патрик. Можно было бы и не спрашивать. В причитающийся ему день, Патрик приходил только к ней.
— А тебе нравится, чем она занимается? — продолжила допрос Люси.
Когда Патрику было что-то неприятно или больно, то он на мгновение словно каменел. Так было в тот момент, когда умер его первый наставник доктор Стаут, так было и тогда, когда учитель Лю сказал, что прогоняет его. Так произошло и сейчас. Если бы Люси вдруг вздумалось легонько толкнуть его, то он бы упал на пол словно каменное изваяние. А если бы хозяйка заведения использовала молоток, то, наверное, смогла бы разбить его на мелкие кусочки одним ударом. Но это состояние у Патрика длилось не долго. Он снова ожил и дал ответ на вопрос, на который давным-давно себе уже ответил.
— Нет, не нравится, — сказал он. — Но это — работа.
— Да, — согласилась Люси. — Это — работа. — И сделала глоток шоколада.
— Но работа бывает разной, — продолжила она. — Ты знаешь, что я забочусь о девочках. Я стараюсь, чтобы их работа не была… грязной. Но… это не всегда получается.
Шоколад уже немного остыл, и она сделал еще несколько глотков.
— То, чем сейчас занимается Вивьен, — сказала она. — Это грязная работа, и это мне не нравится.
— Но я ничего не могу поделать, — продолжила Люси. — Этот клиент — совладелец заведения, но…
— Но…, - сказала женщина после небольшой паузы. — Может быть еще хуже.
— Хуже? — переспросил Патрик.
Когда было не просто неприятно, не просто больно, то он уже не каменел, а приходил в ярость.
— У тебя нет середины! — ругался учитель Лю. — Иди, наполни бочки водой. Может быть, это научит тебя чему-то.
— Но они же полные! — как-то возмутился Патрик.
— Ну так вылей, дуралей! — рассмеялся учитель.
Люси видела, как разозлился ее охранник, но промолчала.
— Что мне надо сделать? — спросил Патрик. Он понимал, что воду в этот раз носить ему не придется.
— Будь наготове, — сказала Люси.
Сцена 49
В Сингапуре миссис Бертон отдыхала в отеле пару дней пока не получила сигнал. Она села на край кровати задрала подол пеньюара и стала массировать голень. Унять боль это никак не могло. Это был просто ритуал.
— Я тебя услышала. Я про тебя помню. Я тебя не забыла, — повторяла про себя пожилая миссис, растирая ногу.
Под икроножной мышцей на левой ноге у нее было синее пятно, от которого по коже, словно щупальца, тянулись тонкие нити. Когда-то они были короткие, не длиннее ногтя мизинца, но потом начали расти. Когда эти синие «лучики» достигли колена, появились сильные боли, и миссис Бертон обратилась к врачу. Потом к другому, потом еще к другому. Но они только разводили руками,
Миссис Бертон продала дом, оставшийся после мужа, все свои драгоценности и отправилась в путешествие по Востоку. Этих денег, если быть бережливой, по ее расчетам должно было хватить на год-два, а больше и не потребуется.
Устраивать спектакли она стала не сразу. Поскольку Восток для миссис Бертон начинался в Японии, то в Бостоне она села на поезд, идущий в Сан-Франциско. В нем она познакомилась с одной, дружной семьей. Отец, мать и сын, в возрасте, когда дети уже начинают считать себя взрослыми. Несмотря на то, что этому мальчику было не больше шести-семи лет его родители были далеко не молодыми. Миссис Бертон через осторожные расспросы выяснила, что это их первый ребенок. «И, наверное, последний,» — про себя подумала она.
Путешествие в поезде какое-то время отвлекло ее от дум о болезни. Но та сама напомнила о себе. В одну из ночей пришла боль и никакой перестук колес поезда не мог ее успокоить. Нужно было что-то посильнее чтобы забыть о болезни, чтобы успокоить боль. Миссис Бертон заметила, что мальчишка, сынок немолодых родителей, с которыми она познакомилась, совсем не похож на отца.
«Пусть помучается,» — решила про себя она. — «Почему только мне одной страдать?!»
Во время остановки на одной из станций, в ресторане она напросилась за один столик с этой семьей и всю трапезу восхищалась тем, как мальчик похож на своего отца.
— Какой у него носик! Вылитый папочка! — говорила миссис Бертон, переводя взгляд с остренького носика сыночка на похожий на картошку нос его родителя.
— Ах, какие бровки!? — продолжала умиляться интриганка, хотя тонкие и блеклые брови мальчика совсем не напоминали черные густые брови, нависшие над глазами его отца.
«Получится — хорошо, не получится — придумаю что-нибудь еще,» — подумала пожилая женщина и, притворившись, что поднимает упавшую вилку, погладила свою голень. Боль, всю ночь острыми толчками беспокоившая ее, сейчас лишь слабо напоминала о себе, словно тоже ждала развязки, затеянной своей хозяйкой, неурядицы.
Придумывать что-либо еще не пришлось. Весь день из купе, где ехала эта семья слышались возмущенные голоса и всхлипывание.
«Ах!» — воскликнула про себя миссис Бертон. — «Хоть бы одним глазком посмотреть, что там происходит?!»
Как ни странно, но за всеми этими мыслями боль в голени утихла. Пожилая женщина это заметила и задумалась.
«Просто отвлеклась?» — подумала она. — «А может быть все сложнее?»
«Мы же можем делиться радостью?» — думала миссис Бертон и вспоминала, как ее супруг, тогда еще и не супруг, подарил ей колечко и сделал предложение. В тот момент в ее душе вспыхнула яркая звездочка: и колечко было красивое, и манил своими будущими открытиями переход из девичества в замужние женщины. Когда она подняла глаза на своего будущего мужа, то увидела, что яркая звездочка из ее груди своими лучиками озарила и его. Он улыбался, а в его глазах тоже была радость.