На алтарь любви

Маршалл Паола

— Да, сударыня. Пакетбот отходит ранним утром, так что мы отправимся на рассвете.

Ну, что же, слезами горю не поможешь, решила Кэтрин, с грустью подумав, что это изречение, похоже, будет ее боевым девизом.

— Ваши вещи уложены, сударыня? — резко поинтересовался Том. — Надеюсь, у вас достаточно нарядов — и на каждый день, и выходных? И вот еще что, сударыня. Ни один из верных последователей покойного лорда-протектора не возьмет себе в жены особу по имени Клеон. Право же, оно больше подходит ветреной актрисе. Ваше настоящее имя — Кэтрин, и я буду

называть вас именно так, хорошо? Или вы предпочитаете Кэт?

Уязвленная его приказным тоном, Кэтрин ехидно отозвалась:

— Сойдет и Кэтрин. Как написал несравненный Уилл Шекспир: «Хоть розу назови иначе, но не изменишь аромат».

Том отвесил ей изящный поклон, который сделал бы честь любому придворному любезнику.

— Отныне вас зовут Кэтрин. А я — Том, и изволь обращаться ко мне с должным почтением, женушка.

Он широко улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами, и Кэтрин впервые заметила, как меняет улыбка его лицо.

Как ни странно, Том не возражал, когда после ужина она отвела его в комнату Роба. Кэтрин опасалась, что он начнет вольничать с ней, может, попытается намекнуть насчет исполнения супружеского долга, однако Том насмешливо поклонился ей и пожелал спокойной ночи.

— Не забывайте, дражайшая моя половина, что впереди у нас несколько дней путешествия, и мне бы хотелось, чтобы Грэм увидел вас отдохнувшей и свежей, как маргаритка весной — или, вернее, как фиалки, на которые так похожи ваши глазки.

— Учтите, мистер Тренчард, меня не проймешь даже лестью, — ехидно промурлыкала Кэтрин.

В ответ он ухмыльнулся:

— Том, женушка, только Том. Любая другая женщина была бы счастлива услышать такой комплимент от мужа, с которым живет уже пять лет.

— Да, но вы уже пуританин и проповедник, так что вам не пристало марать язык словами, которые ведут к искушению.

— Даже пуританину и проповеднику не запрещается любить свою супругу. Идите и плодитесь, как сказал Господь. А как бы мы исполняли его завет, не будь на свете любви?

— Даже дьявол может говорить словами Священного Писания, лишь бы добиться своего, — лукаво возразила Кэтрин. — Доброй ночи, муженек. Сладких тебе снов.

— Мне бы спалось куда слаще, не будь я в одиночестве, — печально провозгласил Том ей вслед и тихо рассмеялся, когда Кэтрин изо всей силы хлопнула дверью.

Чья-то рука легла ей на плечо, и Кэтрин резко отшатнулась от борта. Оказалось, Том. Его ничуть не мучила морская болезнь — кажется, он стал еще бодрее и жизнерадостнее, зато Джорди пошатывался позади него. Лицо слуги приобрело зеленоватый оттенок. Корабль накренился на борт, и Джорди проворно нагнулся над бортом, составив Кэтрин компанию.

— А ну-ка вниз, вы оба, — скомандовал Том, едва сдерживая смех. — В трюме вам станет лучше.

— Нет-нет, хозяин, — простонал Джорди, и Кэтрин слабо поддакнула.

— Делай, что тебе говорят, — приказал он Джорди, дождался, когда тошнота чуть отпустит Кэтрин, и, легко подхватив ее на руки, опустил на палубу возле ведущего в трюм трапа.

Внизу оказалось еще хуже, чем на свежем воздухе. Противно пахло дегтем и чем-то еще более отвратительным, но качка действительно почти не ощущалась. Том, уложив ее на узенькое ложе, которое он назвал койкой, и поставил неподалеку большой медный таз.

— Это на случай, если тебе опять станет нехорошо.

— По-моему, хуже уже не может быть, — нетвердо проговорила Кэтрин, однако спустя мгновение ударившая в борт пакетбота волна заставила ее рвануться к тазу. С нежностью, которой она никак не ожидала, Том поддержал ее голову и, когда дурнота миновала, помог ей снова лечь и натянул на нее грязное одеяло.

Кэтрин готова была сгореть от стыда за свою беспомощность, однако Том проворно ополоснул таз и вернулся с мокрой салфеткой, которой осторожно обтер покрытое каплями пота лицо Кэтрин.

Ей стало лучше, и он, должно быть, заметил это, поскольку сказал почти ласково:

— Ты сможешь сесть?

У Кэтрин не было сил ответить ему — она просто кивнула и попыталась приподняться. Неизвестно откуда Том моментально достал подушку и ловко подсунул ее под раскалывающуюся голову девушки.

— Эй, Джорди! — зычно позвал он слугу. — Принеси мой дорожный мешок — то есть если сумеешь удержаться на ногах.

Джорди воспринял это «если» как настоящее оскорбление.

— Ясное дело, смогу. Я уже в порядке. Откровенное вранье позабавило Кэтрин, и она тихо рассмеялась. Том одобрительно взглянул на нее, принимая мешок из рук Джорди, который приблизился к ним, пошатываясь. Развязав мешок, Том извлек оттуда оловянную тарелочку, два лимона и нож. Кэтрин, недоумевая, смотрела на него, а он разрезал лимоны и вручил по половинке ей и Джорди. Джорди принялся сосать кислый фрукт, и Кэтрин последовала его примеру.

— Отлично, — похвалил их Том. Разрезав второй лимон, он и сам начал энергично высасывать сок. — А теперь — немного горячительного. — Из его бездонного мешка появились фляжка и жестяная кружечка, и сначала Кэтрин, потом Джорди, а затем и сам Тренчард отведали то, что Том назвал «возлиянием всем морским богам, отправляемым внутрь, а не за борт».

Лимонный сок взбодрил Кэтрин, а спиртное сделало ее чуть разговорчивее, и она сообщила Тому, что «ей уже почти хорошо».

Он приобнял девушку за плечи, пользуясь тем, что она была слишком слаба, чтобы сопротивляться, и вручил ей последнее угощение — омерзительно жесткое и безвкусное печенье, которое он назвал корабельной галетой.

— Съешь, и ты окончательно придешь в себя. Голова у Кэтрин кружилась — должно быть, от выпитого на пустой желудок спиртного. Она послушно прожевала печенье, впрочем, не скрывая, что делает это без большого удовольствия.

— Вот и умница! — Том обнял ее еще крепче. В знак благодарности она с облегчением откинулась на его сильную, теплую руку. Том нежно поцеловал ее в щеку и бережно уложил на койку, снова накрыв одеялом.

— Попытайся уснуть, — посоветовал он ей, — а я пойду размять ноги. — Он поманил слугу: — И ты, Джорди, со мной.