На «Баунти» в Южные моря
Шрифт:
Все вожди действительно дали процессии беспрепятственно пройти по острову. Конечно, это еще не означало беспрекословного повиновения, но первый шаг был сделан, и Мате следовало бы им удовольствоваться. Ему, однако, не терпелось использовать свое превосходство, пока англичане не передумали, и он нашел хитрый способ спровоцировать новую войну, призванную навсегда сделать его и его потомков абсолютными монархами Таити. Мате повелел всем вождям прибыть в Паре, чтобы они еще раз приветствовали его сына; он отлично сознавал, что многие из них откажутся выполнить столь унизительное для них распоряжение.
Весь остров с великим интересом ждал этой церемонии, и она состоялась 13 февраля 1791 года на сооруженном для этого жертвеннике но соседству с гаванью Тоароа, где двумя годами раньше бросил якорь «Баунти» под командой Блая. Моррисон,
Моррисон, — несомненно такой же наблюдательный и способный любитель-этнограф, как Блай, — попросил одного из священников растолковать ему, что означает этот ритуал. Ему разъяснили, что «глаз — самая ценная жертва, так как это главная часть тела. А король сидел с открытым ртом для того, чтобы душа принесенного в жертву проникла в его собственную душу, удвоила его силы и разум». Многие современные этнографы-профессионалы считают эту очень распространенную символическую церемонию поедания глаз пережитком той поры, когда таитяне, подобно другим племенам Полинезии, были людоедами; возможно, так оно и есть.
«Затем, — продолжает Моррисон, — остальные вожди, соблюдая тот же обряд, преподнесли свои человеческие жертвы. У кого был с собой один труп, у кого — два, в зависимости от величины государства. После этого молодой король получил в дар стада свиней и множество провизии — плоды хлебного дерева, корни ямса и таро, бананы, кокосовые орехи и прочее. С берега к священному алтарю подтащили большие пироги, убранные материей, красными перьями и так далее. Все это было принято слугами и священнослужителями молодого короля… На алтарь возложили огромные свиные туши. Всего в этот день было принесено тридцать человеческих жертв, из них многие были убиты чуть не месяц назад».
Но количество даров, которые гости Ту нагромоздили у его ног, в конечном счете играло второстепенную роль; главное было — от кого дары. Коварный расчет Мате оправдался: в длинном ряду покорившихся отсутствовали вожди с Таиарапу, которые повседневно сталкивались с Мате и давно раскусили его. Родичи Ту немедленно заявили, что молодому королю нанесено оскорбление, и верные своему слову люди с «Баунти» принялись обсуждать, как лучше расправиться с жителями Таиарапу, которые не причинили им ни малейшего зла. Лишь четверо наотрез отказались участвовать в позорной затее Мате: гардемарины Стюарт и Хейвуд, оружейный мастер Коулмен и матрос Скиннер. Зато Браун, как никогда, рвался в бой, предвкушая славное кровопролитие.
Самый лучший план придумал Темарии, которому козни Мате были на руку. Он исходил из того, что у противника, к сожалению, почти столько же храбрых воинов и единственный способ одолеть врага без чрезмерных потерь — застать его врасплох. Крупное перемещение войск сразу станет известным на Таиарапу; значит, необходимо прибегнуть к хитрости. И Темарии предложил пригласить всех союзников в Папару будто бы на дружественный обед. В разгар пира, когда бдительность таиарапцев притупится, вооруженные отряды сделают ночной бросок и застигнут спящими жителей полуострова. Осуществить этот план было не просто, по он всем понравился.
Когда таитянину надо выбирать между двумя благами, он выбирает оба, поэтому заговорщики решили сначала съесть всю провизию, которую получил в дар Ту. Пир длился две недели. Англичанам эта заминка пришлась кстати, они воспользовались случаем, чтобы снова спустить на воду шхуну и сделать ее флагманским кораблем лодочного флота его таитянского величества Ту. Опасаясь, что моряки могут
Двадцать второго марта заговорщики наконец собрались отправиться в Папару, чтобы там продолжить пир. Темарии по личному опыту знал, что во время путешествия по морю появляется страшный аппетит, и, когда 24 марта прибыли дорогие гости, им в качестве увертюры перед банкетом подали сытный завтрак. Только англичане возлегли на циновки, чтобы вкусно покушать, как примчался запыхавшийся гонец с новостью, которая произвела впечатление разорвавшейся бомбы. Накануне в бухте Матаваи бросил якорь английский военный корабль «Пандора», и, когда Коулмен, Стюарт, Хейвуд и Скиннер поднялись на борт, их тотчас арестовали. Еще более потрясло сепаратистов известие, что в Папару идут две шлюпки, а лоцманом и проводником на шлюпках — их услужливый друг Хитихити. В одну минуту самоуверенные завоеватели превратились в жалкую шайку преследуемых преступников. Долго они пребывали в полной растерянности, наконец решили выйти на шхуне в море куда глаза глядит. Замешательство было настолько велико, что четверо лоялистов, включая Моррисона, присоединились к перепуганным насмерть пятерым мятежникам. Один лишь Бирн повел себя сравнительно разумно: несмотря на плохое зрение, он решил идти в Матаваи, чтобы сдаться добровольно. В итоге, когда набитые вооруженными людьми шлюпки «Пандоры» пришли в Папару, их встретили только Темарии и ни в чем не повинный — в этом случае— головорез Браун с брига «Густав III». Шхуна не успела скрыться за горизонтом, и обе шлюпки, одной из которых командовал лейтенант Хейворд, тотчас бросились в погоню за ней. Убедившись, однако, что быстроходную шхуну не догнать, отряд с «Пандоры» возвратился в Матаваи, захватив с собой Брауна.
Три дня скитались беглецы без смысла и без цели, наконец увидели, что провиант на исходе, и, совершенно убитые, не придумали ничего лучшего, как вернуться в Папару. Темарии вовсе не хотелось потерять столь мощную наемную армию в миг, когда он больше всего в ней нуждался. Поэтому он принялся умолять англичан, чтобы они скрылись в горах, пообещал дать им проводника, снабдить припасами. Большинство мятежников охотно приняли его помощь, и опять к ним почему-то присоединились несколько лоялистов. Впрочем, столь же безрассудно поступил мятежник Эллисон: он остался на шхуне с лоялистами Моррисоном и Норманом, которые наконец-то решились идти в Матаваи и добровольно сдаться командиру «Пандоры».
Для Темарии это значило бы остаться без шхуны, чего он не мог допустить. И вождь захватил всю тройку в плен. Через два дня — вернее, через две ночи — вдруг появился Браун и вызвался, как и подобало истинному другу, помочь им ускользнуть от своих сторожей. Побег удался, хотя и не без труда. Сперва на пироге, затем пешком они двигались вдоль западного побережья, и никто из жителей области Атехуру, которая сильно пострадала от войны, не воспользовался случаем, чтобы по заслугам отомстить им. На полпути в Матаваи они, опять-таки с помощью подозрительно услужливого Брауна, нашли одну из шлюпок «Пандоры», разбудили дежурного офицера и назвались ему. II как же были удивлены и возмущены лоялисты Моррисон и Норман, когда их бывший товарищ Хейворд, прибыв на шлюпку, недолго думая велел связать их и так отправил на корабль. Еще более унизительным был прием на «Пандоре»: капитан Эдвардс, не вдаваясь в объяснения, приказал заковать всех троих в кандалы и отвести вниз, где во временной тюрьме уже сидели их товарищи по несчастью: Коулмен, Стюарт, Хейвуд, Скиннер и Бирн. Естественно, Норман и Коулмен, которых Блай обещал оправдать, поскольку их задержали силой на «Баунти», были вправе возмущаться таким обращением. И ведь Блай сдержал обещание, в своих докладах адмиралтейству он сообщил, что четверо из спутников Крисчена ни в чем не повинны. Капитан Эдвардс отлично это знал, но ему были даны определенные инструкции, причем не делалось никаких различий между мятежниками и немятежниками по той простой хотя и жестокой причине, что в таких случаях все считались виновными, пока суд не разберется и не вынесет своего решения.