На «Баунти» в Южные моря
Шрифт:
Блай просто подвесил на палке две половинки скорлупы кокосового ореха; гирями служили две пистолетные пули, случайно оказавшиеся на дне баркаса. Тщательные расчеты и повторные опыты показали, что вес пули как раз отвечает одной порции галет. (Позднейшие исследования подтвердили, что такая пуля весила ровно одну двадцать пятую фунта, то есть восемнадцать граммов). В день они получали три такие крохотные порции и больше ничего, ибо Блай разумно решил держать свинину в запасе на самый крайний случай. Он свою норму крошил и размачивал в воде и каждый кусочек долго жевал, прежде чем проглотить. Другие окунали галеты в морскую воду — простой и верный способ сделать их съедобнее, усвоенный ими еще на Таити.
На следующий день находчивый Блай предложил нарастить борт досками и брезентом
В первые же дни своего отважного плавания англичане привязали к корме леску, но клева не было. Очевидно, главная причина их неудачи — не тот крючок и не та наживка, ведь обычно в этих водах косяками ходят корифены, тунцы и бониты.
Четырнадцатого и пятнадцатого мая, когда баркас проходил севернее Новых Гебрид, на горизонте вдруг появились высокие скалистые острова. Блай окрестил их островами Бенкса в честь своего друга и покровителя сэра Джозефа, но, памятуя неприятные приключения на Тофуа и у Фиджи, не решился подойти к берегу, как ни хотелось размять ноги и раздобыть съестного. Тогда команда принялась уговаривать его раздать свинину, чтобы хоть один раз наесться и восстановить иссякающие силы. Блай ожесточил свое сердце и ответил категорическим отказом, а чтобы как-то ободрить людей, он время от времени выдавал им по чайной ложечке рома— безошибочное средство для поднятия духа.
Но тут опять начались ливни, и англичане совсем приуныли. 20 мая Блай ослабевшей рукой записал в судовом журнале: «На рассвете несколько человек выглядели скорее мертвыми, чем живыми. У всех ужасный вид, и все с отчаянием смотрят на меня. Голод делает свое, но от жажды никто не страдает, пить не хочется, организм получает влагу через кожу. Из-за сырости спать почти не приходится, просыпаешься от судорог и боли в костях». Как обычно, Блай всячески старался подбодрить своих людей, но вряд ли его слова, как ни справедливы они были, звучали в такой миг убедительно. «Я пытался втолковать им, что так даже лучше., чем если бы стояла хорошая погода». На следующий день у него уже не было сил изыскивать какие-либо доводы, он просто записал: «Мы страдаем невыносимо. Нас поливает дождем и морской водой так, что глаза ничего не видят. Спать — мука, как бы ни клонило ко сну. Мне кажется, я вовсе не сплю. Мы страшно зябнем, приближение ночи всех заставляет дрожать».
Тем не менее 22 мая все были живы. Богобоязненный Блай объясняет ото так: «Если люди когда-либо познавали могущество и снисходительность божественного провидения, так это мы, ибо я берусь утверждать, что наше нынешнее положение заставило бы дрогнуть самого храброго моряка. Мы должны идти по ветру, а волны обгоняют и захлестывают нас. Приходится непрестанно быть начеку, малейшая ошибка рулевого всех нас погубит». Еще через сутки людям Блая казалось, что все кончено. Напрягая последние силы, Блай вывел в журнале волнующие слова: «Сегодня мы бедствуем еще больше, чем вчера. Ночь была ужасная. Волны с огромной силой обрушивались на нас, в страхе и тревоге мы вычерпывали воду. На рассвете все были в тяжелом состоянии, и я боюсь, что еще одна такая ночь повлечет за собой гибель многих из нас…»
Под вечер океан наконец угомонился, а на следующий день, к невыразимой радости мореплавателей, выглянуло солнце. Все поспешили развесить одежду для сушки, и когда Блай в придачу к обычной порции галет и воды выдал по унции свинины на человека, это было подлинным праздником. Но Блай был не из тех, кто легко впадает в ложный
В тот же день они увидели морских птиц, которые подлетели к баркасу и долго кружили над ним. Это были крачки, они настолько глупы и ленивы, что охотно садятся на суда и не взлетают, пока их не сгонят. Люди Блая познакомились с ними еще на «Баунти»; теперь они нетерпеливо ждали, когда птицы приблизятся вплотную. Это случилось лишь на следующий день. Одному моряку удалось поймать крачку. Все пошло в ход — и кожа, и внутренности, и ноги. Добычу тщательно разделили на восемнадцать частей и распределили по справедливости: один указывал на порцию и спрашивал «кому?», другой, отвернувшись, называл чью-нибудь фамилию. Нужно ли говорить, что они жадно проглотили эту малоаппетитную пищу! Под вечер поймали олушу, которая побольше крачки и чуть ли не еще ленивее. Кровь отдали троим наиболее ослабевшим, потом разрезали птицу на маленькие кусочки. На следующий день поймали двух крачек. При дележе обнаружили, что их желудки содержат непереваренных летучих рыбок и куски спрута; изголодавшиеся люди и этим не пренебрегли.
По-прежнему было солнечно и жарко, и вскоре они стали снова мечтать о дожде — сильном, затяжном дожде! При таком истощении, как и предсказывал Блай, людям было гораздо тяжелее переносить тропический зной, чем ливни. Начиная с 26 мая плавание превратилось в отчаянную гонку со смертью. К счастью, до Большого Барьерного рифа оставалось уже совсем немного.
В три часа утра 28 мая (ровно через месяц после бунта) сидевший на руле Фраер вдруг услышал глухой рокот. Поднявшись, он увидел в нескольких сотнях метров яростные буруны. Блай тотчас велел изменить курс; это оказалось нетрудно, так как ветер был юго-восточный, то есть дул параллельно рифу. Ревностный Блай приказал также грести, хотя люди настолько ослабли, что вряд ли от этого был какой-нибудь толк. Баркас вышел из опасной зоны и лег в дрейф до утра.
Теперь все зависело от того, сколько времени понадобится, чтобы найти просвет в рифе и островок, где бы можно было отдохнуть и восстановить силы. До Блая один лишь капитан Кук побывал в коварных водах между Большим Барьерным рифом и восточным побережьем Австралии, и немногие проходы, которые он обнаружил, находились южнее того места, где сейчас качался на волнах баркас. А тут еще ветер переменился на восточный и грозил выбросить их на риф.
Но этот риск казался им пустяковым перед угрозой мучительной смерти от голода, жажды и зноя, и, как только рассвело, Блай велел идти к рифу. На счастье англичан, в одной морской миле к северу они заметили проход, а затем с радостью увидели круглый островок в тихих водах за рифом. Баркас на всех парусах проскочил проход и пошел к острову. До него было всего около двадцати миль, однако тут Блай заметил другой, более крупный остров, к которому и причалил.
Очень кстати остров оказался ненаселенным, но день уже близился к концу, и до темноты они успели только собрать несколько устриц. Зато утром им сразу же посчастливилось найти столько устриц, что они наелись досыта. А так как Блай захватил увеличительное стекло, они развели костер и сварили полный котел устриц, к которым еще добавили галет. Остаток дня все собирали устриц на ужин. Остров был назван «Ресторейшн» (Восстановление), причем Блай подразумевал не только восстановление сил своего отряда, но и важное событие в истории Англин, реставрацию короля Карла II, которая произошла в тот самый день, 29 мая, ста двадцатью девятью годами раньше.