На берегах Дуная

Маркин Илья Иванович

Теперь и Рыбаков увидел опасность. Лицо его потемнело, на обветренных скулах забегали крупные желваки.

— Врасплох застать решили, — сквозь зубы проговорил он, — внезапно по тылам ударить. Чорта с два! Мы давно ваши уловки изучили…

Рыбаков сорвал шлем с головы и повернулся к офицерам.

— Артиллерист, весь огонь по танкам! — яростно закричал он, оглядываясь по сторонам. — А где сапер?

— Здесь, товарищ подполковник, — отозвался стоявший рядом с ним майор инженерных войск.

— Мины, мины ставьте между полем и кукурузой?

— Есть ставить мины, — ответил майор и одним махом выпрыгнул из бронетранспортера.

— Авиатор, вызывай штурмовиков! —

крикнул Рыбаков.

— Вызываю, — ответил летчик, — через двадцать минут придут.

— Да ты что, голубок, — скосил на него покрасневшие глаза Рыбаков. — Сейчас же давай, не позже пяти минут!

— Не успеют, — угрюмо ответил летчик, — раньше нужно было вызывать.

— Ох, у вас всегда так, — безнадежно махнул рукой подполковник и схватил шлемофон. — Карпов, Карпов! Прикройся справа, прикройся справа! Разверни правые машины на север!

К зарослям кукурузы медленно поползли шесть тридцатьчетверок. Они на мгновение останавливались и снаряд за снарядом посылали навстречу стальной громаде. Оставалось меньше километра от нее до кукурузного поля. Фашистские танки шли, как на учении, безукоризненно ровным строем. Почти два километра занимала их живая огнедышащая стена. Впереди нее, позади, между машин рвались снаряды. Наша артиллерия била частыми, почти беспрерывными залпами. На поле уже полыхало несколько фашистских танков, но остальные катились вперед.

Между лесом и кукурузой суетливо перебегали крохотные фигурки. Они падали в снег, через мгновение вскакивали, отбегали в сторону и снова падали. Это саперы поспешно устанавливали мины.

До фашистских танков оставалось метров шестьсот. Танки с ходу били из пушек, направляя огонь на шесть одиноких тридцатьчетверок. Приземистые советские машины окутались дымом. Крайняя справа приостановилась и через секунду запылала. Вторая медленно попятилась назад и замерла на месте. Взрыв сорвал с нее башню и отбросил в сторону. Остальные четыре машины, ползая по кукурузнику, неумолчно продолжали стрелять. Фашистские танки почти вплотную подошли к ним. Трудно было представить, о чем сейчас думали те, кто сидел в советских машинах. По четырем советским танкам било не менее шестидесяти фашистских танков. Вспыхнули еще две тридцатьчетверки. Теперь перед лавой противника остались всего две одинокие машины. Еще одно мгновение — и они будут смяты, раздавлены и втоптаны в землю, но в это время у самой рощи фашистские танки наползли на то место, где только что бегали саперы. Разом вспыхнули на земле семь взрывов, и семь «тигров» застыли на месте. В центре блеснули еще три взрыва и остановились еще три танка. Остановились и остальные танки противника. Наша артиллерия и две тридцатьчетверки били по ним в упор.

— Комбат второго эшелона, — крикнул Рыбаков, — вперед батальон, в атаку!

На западе показались черные точки. Они, все время увеличиваясь, приближались к равнине.

— Авиатор, истребителей, истребителей! — одновременно закричали и Рыбаков, и полковник-артиллерист, и Аксенов.

Дым, взрывы, рев сотен моторов, пальба. Все больше и больше полыхало на поле дымных костров. Нельзя было понять — чьи горят танки.

Батальон второго эшелона развернулся, и танки устремились вперед.

К полю боя приближались фашистские бомбардировщики. Они шли тройками, развертываясь в круг.

— Да где же истребители? — отчаянно вскрикнул Рыбаков и, обернувшись на восток, облегченно вздохнул: на синеве неба серебристо искрились быстроходные машины. Они шестерками, восьмерками, четверками шли на разных высотах, быстро приближаясь к дымному полю боя.

— Восемнадцать… двадцать… двадцать пять… тридцать шесть… —

вслух подсчитывал кто-то.

Фашистские бомбардировщики заходили с юга. От головного отделились капельки бомб и, увеличиваясь, полетели вниз. Откуда-то сверху на него наскочил серебристый истребитель, и «юнкерс», не успев выйти из пике, задымил и врезался в землю. Строй фашистских самолетов рассыпался. По всему небу ревели моторы, блестящими метеорами гонялись друг за другом самолеты, чуть слышно трещали пулеметные очереди. Один за другим, распуская длинные хвосты дыма, упали девять самолетов. Из-за высоты с ревом выскочили советские штурмовики. Они промелькнули над равниной и скрылись за высотой.

— По танкам бью, по танкам! — кричал летчик Рыбакову.

— Давай, давай по танкам, — радостно отвечал Рыбаков, — и по огневым позициям артиллерии! Глуши их, глуши, а мои орелики отсюда нажмут!

Бой теперь заметно перемещался к западу.

Бронетранспортер Рыбакова рванулся вперед. На поле чернел вспаханный снег. Вдали в лощине показалось село Вереб. К нему удалялся грохот.

— Побежали, побежали фрицы! — радостно выкрикивал Рыбаков.

Все село полыхало. На высотах за селом и южнее виднелись цепи наступающей пехоты.

— Наши, — крикнул Аксенов, — наши перешли в наступление на всем фронте! Смотри, и слева и справа — везде наступают!

К югу из тылов бригады Рыбакова выдвигались колонны танков и мотопехоты.

— Комкор второй эшелон вводит, — показал на них Рыбаков, — ну, держись теперь, фашисты, не видать вам Будапешта, как своих ушей.

Первые танки уже ворвались в село Вереб. Рыбаков развернул два батальона и направил их к югу, на село Пазманд.

За танками бежали рассыпанные по полю стрелковые роты. Они догоняли танки и, едва боевая машина приостанавливалась на мгновение, вскакивали на броню. Полем, обливаясь потом, бежали пулеметчики. За их полусогнутыми фигурами подскакивали на катках тупорылые пулеметы. Не отставая от пулеметчиков, артиллеристы прямо целиною катили пушки. Позади по всей равнине из тылов, из-за высот, из балок неслись на полной скорости полуторки, тягачи, переваливались от стороны в сторону гусеничные тракторы. Машины, тягачи и тракторы догоняли пушки, цепляли их и устремлялись за танками и пехотой. А из тылов уже бежали связисты, саперы, штабы, солдаты подразделений обслуживания. Все катилось туда к окраинам села, к оврагам и балкам, откуда гремело «ура», бурной радостью взметывались крики, в коротких схватках добивались последние остатки вражеских войск.

Бронетранспортер Рыбакова ворвался в узенькую улочку села. Танкисты устало вылезали из машин и, шатаясь, как пьяные, садились в снег, прислонялись к заборам и стенам домов. Повсюду сновали санитары, медицинские сестры, врачи. Грозное «ура» и рев моторов доносились уже с южной окраины села. Туда торопились пушки, автомашины, бронетранспортеры.

В центре села вокруг темных строений грудилась толпа пехотинцев, танкистов, артиллеристов.

— Что здесь? — крикнул Рыбаков и тут же осекся и смолк.

Толпа угрюмо молчала. Люди стояли без шапок, склонив головы к земле. Все молча расступились, пропуская Рыбакова, Аксенова и офицеров штаба. Из черных, прокопченных зданий санитары выносили полуголые, обезображенные тела. Уцелевшие куски обмундирования показывали, что это были советские солдаты.

— Врача, — прошептал старенький санитар, выходя с носилками из дверей, — жива, кажется, одна только жива.

На серой парусине носилок бессильно откинулась голова с нежными русыми волосами. Лицо зияло рваными язвами ожогов. Губы и левая щека были вырваны каким-то ужасным инструментом.