На берегах тумана
Шрифт:
Придерживаясь за старухино плечо, Леф с опасливым любопытством вглядывался в то, что ждало его впереди. Все время замечалось что-нибудь новое. Например, поднимающиеся с вершин некоторых холмов сигнальные дымы и строения на этих вершинах, высотой и тяжестью стен неприятно схожие с послушническими заимками... Невнятное шевеление, взблески... А вон запряженный парой вьючных возок ползет! Смешной такой, маленький — далеко... И — хижины, хижины, хижины... Чем дальше от скал, тем больше их, тем теснее лепятся они друг к другу. Очень много жилья; очень, очень много людей! А темные пятна — это что? Их тоже очень много там,
Между тем Торкова телега благополучно одолела спуск. Послушникам повезло меньше. То ли вьючное у них было пугливее, то ли возница подкачал, а только пришлось носящим серое да мерзостному меняле выпрыгивать из возка и, повиснув на бортах, пахать пятками каменистую осыпь. Но сладить с взбесившейся скотиной им не удалось. Норовя вывернуться из-под наваливающейся сзади телеги, она все прибавляла прыти, пока наконец разогнавшаяся колымага не опрокинулась, валя и вьючное, и пытавшихся его удержать. Леф с удовольствием любовался этим происшествием, но потом до него дошло, что такая участь может постичь их со старухой тоже, а потому следовало бы помочь Гуфе править.
Прежде чем опасное место осталось позади, Леф взмок, будто бы это он волок телегу, а не вьючная тварь. И вот ведь странно: хоть за краткие мгновения схватки с вожжами нестерпимо разболелась рука, хоть, похоже, Гуфе от него было больше помех, чем помощи, а все же парнишке стало легче, спокойнее как-то. Когда же он приметил глубокую ссадину на мрачном лице менялы и разбитые губы Устры, то невольно ухмыльнулся — широко, до боли в щеках. Да еще тот запряженный парой возок, который сверху таким смешным показался, подъехал совсем близко, и выяснилось, что это Нурд в нем сидит рядом с каким-то хмурым стариком...
Но первые же слова Витязя развеяли Лефову веселость, как некстати сорвавшийся ветер вылизывает с неба извилины сигнальных дымов. Витязь сказал:
— Высшие ждут со вчерашнего полудня. Они велели: суд начнется, как только вы доберетесь. Трогайте следом за нами — мы посланы показать вам путь к судному месту.
Нурд мельком глянул в настороженные Гуфины глаза, и старуха вздрогнула, будто на нее кипятком плеснули. Потому что никакие слова не смогли бы передать отчаянную тревогу, уместившуюся в этом Нурдовом взгляде.
10
Им не дали передохнуть с дороги, не позволили даже распрячь и напоить вьючных. Какие-то суетливые озабоченные людишки подхватили прибывших прямо с телег и чуть ли не силой поволокли через расступившуюся, странно молчаливую толпу к высоченной стене, под которой устроились на мягких подстилках Предстоятель и десяток старцев — вероятно, Высшие. Обалдевший от подобного напора, Леф успел только заметить, что в людском скопище почти не видать иных цветов, кроме серого. Муторное предчувствие пакостным липким комком увязло в парнишкином горле. Плохо, когда вокруг столько послушников. И место для суда выбрано плохое (хоть стена, у подножия которой расселись Высшие, не бревенчатая, а вылеплена из укрепленной жердями глины, все равно ясно — это ограда заимки).
А потом Леф разглядел, что чуть не половина Высших тоже одета в серое, и совсем испугался.
Мудрые старики Галечной Долины так и не сумели вспомнить, присутствия скольких
А суд почему-то никак не начинался. Странно. Зачем же тогда надо было так торопиться? В толпе возник и упрочился настороженный гуд, Высшие поерзывали, взглядывали на супящегося Предстоятеля — казалось, что случившаяся заминка непонятна и им.
Нурд о чем-то шептался с Гуфой. Кто-то из суетливых людишек-распорядителей попробовал было цыкнуть на них, но шарахнулся прочь, стоило лишь Витязю покоситься в его сторону. Внимательно слушавшая Витязя старуха, похоже, забыла о Лефе, и тот не замедлил этим воспользоваться. Медленно-медленно, забывая дышать, он отодвинулся от ведуньи на крохотный, короче скрипуньего скока шажок, замер, снова шагнул и снова замер — так до тех пор, пока не оказался совсем близко от Ларды, поставленной распорядителями впереди всех прибывших на суд.
Леф уже примеривался, как бы это незаметно для прочих обратить на себя Лардино внимание, но Предстоятель вдруг поднялся, заговорил:
— Солнце стареет, а поиски истины не бывают краткими. Пора начинать, — он покосился на упершегося в него мрачным взглядом Hypда, пожал плечами. — Ну что я могу поделать? Придется сегодня рассудить старшего из братьев-послушников Галечной Долины и обвиненную им дочку Торка-охотника... — Предстоятель развел руками, словно в чем-то оправдывался перед Витязем, но в голосе его четко обозначила себя досада. — Да помню, помню я, что ты потребовал Высшего Суда прежде, чем этот... Устра... Но как же я стану предлагать Высшим слушать тебя, если главный свидетель твой невесть куда подевался? Так что давай сегодня с послушнической жалобой решим, а с твоей как-нибудь после...
Нурд злобно сплюнул и придвинулся к Предстоятелю почти вплотную. Что он там говорил старику, Леф разбирал плохо (слова Витязя сожрал негодующий рев серой толпы), а вот выкрики Предстоятеля слышались довольно отчетливо: «Ну явились все, вшестером... Ну и что? Это же не против обычая! Не гнать же теперь...», «Сколько ждать? День? Десять? Ты, что ли, пришлых из собственных запасов станешь кормить? Вот как озлится здешняя община на нас, разорителей, так для твоего же дела хуже получится!», «Чем сердиться да сквернословить, лучше б за другом своим следил! Не устерег ведь? Не устерег. А теперь все виноватыми получились, кроме тебя...».
Два перепуганных распорядителя ловили Нурда за локти, уговаривали:
— Нельзя к Высшим до суда подходить незваным!.. Нельзя ругаться, кричать!.. Не по обычаю это!..
В конце концов Витязь отшвырнул их, вернулся к Гуфе и сел у ее ног. Старуха что-то сказала ему — он отмахнулся, оскалился.
Истовые глядели на него странно, и Лефу подумалось: хорошо, что Нурд уткнулся лицом в колени; хорошо, что не видит он ласковой укоризны скобленых старческих лиц. Нет-нет, это не для Витязя хорошо — для Истовых.