На берегу Севана (др. изд.)
Шрифт:
— А ведь могла бы получиться глупая история, — говорил Камо. — Если бы мы добежали до дуба минутой раньше, мы все уже были бы под деревом и молния нас наверно бы убила… Вот попробовал бы тогда бедный Арам Михайлович убедить тетку Сонб, что сатана тут ни при чем!'
— И вправду, какое совпадение! — сказал Армен. — А вы только назад поглядите — какое зрелище!…
Ребята остановились и оглянулись.
Гигантским факелом пылал у подножия Чанчакара разбитый молнией дуб, взметая высоко в небо клубы черного дыма и языки
«Месть сатаэла»
В начале повести мы уже говорили, что село Личк в течение столетий, затаив в сердце страх, смотрело на Черные скалы. В последние годы, правда, страх этот был забыт, и лишь ничтожные остатки его еще жили в сердцах нескольких стариков. Но то, что произошло в этот день, вдруг оживило, воскресило старые суеверные бредни.
Уже с утра все село узнало, что комсомольцы пошли на Черные скалы. Баграт, смеясь, говорил колхозникам:
— Наши орлы, комсомольцы, взяли кирки да лопаты, полезли отнимать воду у самого вишапа.
Сонб, стоя на крыше своего жилища, кричала:
— Чтоб род твой сгинул, собака Асатур! Зачем ты сына моего в адову пасть повел?… Чтоб тебя разорвало! Чтоб тебе…
Стоявшие на улице дети, представив себе Сэто в «адовой пасти», весело засмеялись, еще больше рассердив этим злую женщину.
А счетовод Месроп, перебирая четки, таинственно нашептывал одной из старух:
— Смотри, какие тучи… Не может быть, чтобы сатана оставил безнаказанными этих сорванцов!…
И в самом деле; собравшаяся толпа увидела, как огромная темная туча неторопливо наползала с запада на Черные скалы.
Первый взрыв в скале заглушили раскаты грома.
— Над Черными скалами гром, молния! Откуда в такой солнечный день черные тучи? Вишап мстит! — кричала Сонб, размахивая длинными, костлявыми руками. — Сгинули, пропали детушки!… Обозлился в аду сатана… Огненным кнутом грозит сынку моему!…
— Полно тебе каркать по-вороньему! — крикнул ей кузнец Самсон.
А Месроп бормотал:
— Велики грехи наши… Жертву, жертву… Сколько лет не приносили жертвы!
Услышав слова Месропа, кузнец Самсон поднес тяжелый кулак к самому носу бывшего дьякона:
— Вот тебе «жертва»!… Если в тяжелые дни войны вы нескольких старух с толку сбили, жертву принести уговорили, думаешь — и теперь это пройдет?… Все это ушло-прошло, больше не увидишь!
— Я ведь не говорю… Какое мне дело!… — забормотал в испуге Месроп.
Но тут над Черными скалами вновь засверкала молния, удары грома потрясли воздух.
— Люди, смотрите — огонь! Открылась дверь адова! — заголосила Сонб. — И бог на нас и ад… Это месть сатаэла! Сэто, где мой Сэто?…
Сонб сошла с крыши и побежала из села к тропке, ведущей к Черным скалам.
Всполошилась и мать Камо.
— Самсон, — говорила она, — может быть, наш сын там погибает… Быстрее! Окаменел ты, что ли?
Кузнец Самсон, человек по природе хладнокровный
За Сонб и Самсоном побежали матери Грикора и Асмик, а за ними вдогонку и другие колхозницы.
Маленькая старушка вышла торопливыми шагами из села и засеменила вслед за всеми. На ее худеньком, покрытом глубокими морщинами лице был написан ужас.
Старушка то и дело останавливалась, поднимала глаза к небу и осеняла себя крестным знамением»
— Силы небесные, — шептала старушка, — силы небесные, сохраните моего Асатура!
Но как же велики были удивление и радость и старушки Наргиз и сварливой Сонб, когда на одном из поворотов тропинки с веселой песней вышли им навстречу все наши герои! На беззаботных, радостных лицах ребят не было и признака каких-либо пережитых ими ужасов.
Старуха Наргиз обняла своего старика, матери — детей, и начались беспорядочные спросы да расспросы.
— Что у вас там такое было? Что это гремело, прямо как у меня в кузне? — весело спрашивал кузнец Самсон.
— Как же без грома! С чертями сражались, — подмигнув товарищам, ответил Грикор. — Мы им под ад динамит подложили. Ну, ясно, они и разбушевались… С комсомольцами — руки коротки — не справились, вот и обрушились на дерево!
— Бедное дерево!
— И-и-и!… Неправду говоришь! — вмешалась Сонб.
Сэто, вспыхнув до корней волос, закричал на мать:
— Не довольно ли тебе? А я-то откуда пришел?
— И-и-и!… Глазыньки мои бы не видели: и моего ягненочка с пути сбили!…
А Ашот Степанович говорил кузнецу:
— Храбрые ребята, храбрый и твой сынок!…
Наступила ночь, и в ее густой тьме казалось особенно ярким пламя догоравшего на Чанчакаре дерева.
Угрызения совести
Старый охотник никогда еще не был так взволнован, как в эту ночь.
— Жена, сколько грошей дадут за таких людей, как мы с тобой? — с горечью спросил он у своей старухи и, не ожидая ответа, пошел в хлев.
Наргиз в полном недоумении поглядела ему вслед: что это творится со стариком?
А дед Асатур, сидя в углу хлева, тихо разговаривал сам с собой.
— Да разве кто из дедов твоих покупал себе архалук на нечистые деньги, что ты хочешь купить?… Разве мать твоя на нечистые деньги покупала себе платье, что ты захотел жене купить?… Разве кто с нечистыми деньгами в кармане доходил до конца своего пути, как ты хочешь дойти? — терзаясь от угрызений совести, спрашивал себя дед. Он проклинал сокровище князя Артака, которое сначала так обрадовало его, а затем стало для него горем, опутало его по рукам и ногам: — Будь оно проклято!… Полно ему меня томить! Отдам им… До каких пор в страхе жить?…