На берегу зеленого моря, у подножия желтых гор
Шрифт:
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ТЕАТР ОДНОГО АКТЕРА.
"Жизнь нашу можно удобно сравнивать со
своенравною рекою, на поверхности
которой плавает челн, иногда укачиваемый
тихоструйною волною, нередко же
задержанный в своем движении мелью и
разбиваемый о подводный камень.
Нужно ли упоминать, что сей утлый челн
на рынке скоропреходящего времени
есть не кто иной, как сам человек?"
Козьма Прутков
Он пришел - появился - глухой ночью. Как и полагается в таких случаях. Огляделся по сторонам и тьма, кажется, не была преградой для его взора. Кем он был? Человеком, наверное. Странным человеком с очень печальными глазами, но этой грусти никто не заметил, потому что была ночь.
* * *
– Душонку-то отдай, падлюка! Слышь, душу, говорю, отдай! Тощий парень с бледным лицом и всклокоченными волосами балансировал на краю крыши. Сзади полукругом стояли любопытствующие, а впереди всех - толстяк в черном пиджаке на голое тело. Он алчно протягивал к к парню пятерню. Тот мусолил значок Союза мечтателей, то отрывая его от рубашки, то вешая обратно. Толстяк что-то долго говорил, обернувшись к людям, но краем глаза следил за парнем. Едва тот взглядывал вниз, как толстяк орал во все горло: - Душу отдай, сволочь! Прыгать он собралси, гляди ка! А с душонкой что? Отдай, мать твою! Среди толпы наблюдателей выделялся один человек - явно приезжий. Он был одет в светло-коричневые брюки и клетчатую рубашку на выпуск. Он не проявлял никакой заинтересованности в происходящем, просто стоял и смотрел, как затравленно оглядывается парень. Наконец, когда парень не выдержал и завопил: "Да забирайте ее к черту!", проговорил: - Домечтался, мля... Развернулся и пошел к будочке, чтобы спуститься вниз. Толстяк тогда удовлетворенно улыбнулся и потер руки, растопырил пальцы, чтобы поймать _ее_. Парень снял с шеи цепочку - на ней болтался маленький прямоугольный его портретик. И сразу как-то сник, померк. Он без сожаления поглядел на себя - с портрета улыбалось жизнерадостное молодое лицо - и бросил _душу_ в руки толстяку. Толпа загалдела: - Давай, прыгай, да! Парень безразлично повернулся и без промедления шагнул в пустоту. Наблюдатели ринулись вперед, чтобы посмотреть, как летит, кувыркаясь, тело и как оно шмякнется о тротуар. Приезжий вышел из подъезда, брезгливо поморщился и зашагал, засунув левую руку в карман брюк. Если бы он надумал сигануть с крыши, никто бы не стал устраивать многолюдных представлений - за свою душу он не цеплялся. Да и не было ее у
* * *
Евгений взял в руки следующую папку. Тадеуш Богуславский, поляк, шестьдесят третьего года рождения, образование... гм... ну да ладно. На фотографии - молодой мужчина со странным взглядом. Диагноз еще не поставлен, но тут уж все ясно... Этому жить недолго осталось. Он, скорее всего, и сам это понимает, но верить не хочет. Так всегда с этими больными. В онкологию так просто не отправляют. В дверь постучали. - Войдите! Пациент? Нет, не похож, слишком живое лицо. Такой бы даже в поликлинику не пошел. Евгений попытался разгадать мысли по тому, чего люди обычно даже не замечают: мимолетным жестам, мимике, направлению взгляда и прочим мелочам. Не вышло. Этот был словно манекен - как пластмасса застыла, так и есть. Евгений изобразил крайнюю усталость. Впрочем, особого артистического таланта тут и не требовалось; близился вечер, а за спиной рабочий день. - Ты в страсти горестной находишь наслажденье... Евгений моментально вонзил взгляд в переносицу пришельца. Кто же ты, черт возьми, такой?! Из разряда тех, кто до скончания веков останется "вшивым интеллигентом"; словосочетание давно утратившее оскорбительный смысл. - Тебе приятно слезы лить, напрасным пламенем томить воображенье и в сердце тихое уныние таить... Евгений выбрал именно это стихотворение для пароля, потому что, как сам считал, написано оно о нем. Нытике-эгоисте. Пришелец, наконец, расслабился, улыбнулся и лицо его тотчас ожило, изменилось выражение. Перед Евгением предстал приятной наружности молодой человек с блестящими глазами. Протянул Евгению руку. - Савва, - голос его тоже немного изменился. - Евгений... - Тараканы в больнице не водятся? А то, знаете ли, ложиться придется и не хотелось бы... обитать в обществе сиих насекомых, - Савва сделал ударение на слове "насекомых". Наверное, не увидел понимания на лице доктора. "Ну конечно, он говорит о "жучках". - Нет, у нас... повсюду... полная стерильность, - промямлил Евгений. Савва упал в удобное кресло - не на убогий стульчик для посетителей. Принялся осматривать потолок. Что он там надеялся увидеть?.. Слова напрочь вылетели из головы Евгения. Что говорить? Что делать? А этот тип, кажется, начинает нервничать. Вон, притопывает ногой и барабанит пальцами по подлокотнику. Ну же, скажи хоть что-нибудь! - Есть новости от Химика?
– прохрипел Евгений. - Причем тут Химик? Он, Савва, сделал такое удивленное лицо - действительно удивленное что Евгений тут же покрылся холодным потом. Не тот! А откуда тогда знает пароль? Нет, это он... К тому же, он не спросил: "Что за Химик?" Евгений потер горло. - Мне... трудно. Я в первый раз... Савва хохотнул. - В первый раз всегда... н-да. Ладно. Слушай и запоминай. Маяковского двадцать восемь, одиннадцать ноль-ноль. Садовая пять, пятнадцать тридцать, имени Владислава Рыхлова, восемнадцать ноль пять. Запомнил? Повтори. Евгений послушно повторил названия улиц и цифры, судя по всему, обозначающие номер дома и время. Что от него хотят? Зря он вообще согласился на эту работу, ох зря. - В этих местах и в это время будет объект. Евгения передернуло. Хорошо, хоть мишенью не назвал, объект все же как-то более нейтрально звучит. - У тебя есть все небходимое. Выполняешь работу - получаешь деньги и прикрытие, НЕ выполняешь - нет денег, нет прикрытия, нет ничего. Все понятно? - Все. - До свидания. Или - на всякий случай - прощай. Савва вышел. Наверное, никто даже не заметил, как он шел по коридору, как входил в кабинет, как вышел. Это совершенно особое умение, этому даже учат - быть незаметным для окружающих. Очень полезное умение, надо сказать. Евгений отер лоб платком. На часах - половина третьего. Может, сослаться на плохое самочувствие и уйти? Выглядеть должно правдоподобно, у него и в самом деле видок сейчас еще тот. До конца дня Евгений все же досидел. Совсем не обязательно в таких делах оставлять следы, которые могут потом - в случае чего - всплыть в памяти: "Да, он в тот день действительно ушел с работы раньше". Домой шел в полубессознательном состоянии. Бросало то в жар, то в холод, мысли разбегались в разные стороны, а под горлом постоянно вертелась противная тошнота. Не сильная, а так... Подташнивало. Поэтому дорога, которая обычно занимала не более сорока минут, обошлась в цельных полтора часа. Дома запер дверь, залез под ледяной душ. И уже потом, приведенный в чувство, взял сумку и снова вышел. Уже сгущались сумерки. Савва сказал, чтобы перед этим днем он не ночевал дома. Зачем - так и не объяснил. "Не лучше ли будет, если я поведу себя естественно?" - просил Евгений. Савва неопределенно покачал головой. Ну, черт с ним, сказано, значит, сделаем...
* * *
Идти по окутанным лиловой полутьмой улицам было вовсе не приятно. Время такое. Каждую минуту ждешь, что из-за угла сверкнет нож и упрется тебе в глотку. И один бог знает, чего захочет злоумышленник. На газовый баллончик в кармане надежды мало - его еще надо успеть вытащить. Под массивными воротами с эмблемой РУФ кто-то увлеченно блевал. Сгибаясь пополам, хватаясь нетвердой рукой за стальное полотно. Явно со знанием дела. Видно профессионала. Я скривился от отвращения, прошел мимо. Улица Первоапрельская. Днем здесь ходить, безусловно, хорошо тихо, машин нет. А вот вечером... Любителей розыгрышей в темное время суток хватает. Баллончик вдруг стал свинцово-тяжелым: навстречу двигались трое. Они были еще далеко, так что я перешел на другую сторону улицы. Поскорее бы... Стараясь не оглядываться, почти бежал к ярко освещенному Тургеневскому проспекту. И ждал тупого удара в спину. Но, вроде, пронесло. Окунувшись в свет фонарей и витрин, я почувствовал явное облегчение. Даже настроение поднялось. Сел на автобус и подъехал к самой гостинице. Нащупал в кармане ключ с брелком: "315". Третий этаж. Если учесть, что этажей в гостинице восемнадцать, то мне несказанно повезло. Если вдруг придется подниматься пешком. Обнаружил конверт на свое имя. Открыл уже в номере. Фотографии. Примерно с десяток фотографий того, кого мне придется убить. Убить. За деньги. ...Это случилось неожиданно даже для меня. Откуда взялся этот молодой человек с блестящими глазами? Он назвался инженером Саввой Георгиевичем Вохиным, сказал, что ему нужна моя помощь как врача. Причем, срочно. Я схватил чемоданчик со своими врачебными принадлежностями, побежал следом за ним. Савва очень искусно сыграл испуг и растерянность. И, свернув за очередной угол, я просто не обнаружил его впереди. Он был сзади. В бок уперлось что-то твердое, явно металлическое. - Наслышаны о твоих успехах, - сказал он.
– Первое место, стендовая стрельба. Поможешь нам, понял? Я кивнул. А что мне было делать? Согласился... Уже перед сном наглотался снотворного. Чувствовал, что сам не усну и наутро буду похож на выжатый лимон, на который к тому же наступили ногой. Но сон все равно был мучителен. Угнетенный химией мозг выдавал такие картины, что немудрено наделать под себя. Сколько раз я хотел проснуться, тянул руки вверх в попытке уцепиться за осыпающийся край реальности, но всегда срывался обратно в пропасть. Наконец, действие препарата угасло, в комнату ворвалось утро. Я умылся ледяной водой, что не доставило мне особого удовольствия. Зато привело в чувство. Так, на часах - восемь. Еще успею наскоро позавтракать и добраться до Маяковского. Двадцать восьмой дом... Что же там находится? Наверняка увижу зелено-голубой овал РУФ. Троллейбус катился как назло медленно. Я смотрел в окно, на часы и обливался потом. Десять минут, осталось десять минут... Поскорее бы покончить со всем этим... Интересно, они отстанут от меня или потребуют еще? Наконец-то! Действительно, хмурое серое здание с эмблемой РУФ на воротах. За воротами скорее всего скрывается обширный двор. Так, жилой дом напротив, чердак, разбитое окно. Главное - не попасться на глаза. Если меня заметят, я не проживу и двух часов. В прицеле - висок. А ведь Савва так и не назвал его имени. Объект да объект. Наверняка какой-то малоизвестный, но подающий надежды политик. С ними всегда так обходятся. Не завяжешь отношений с теневой республикой пиши пропало. Эти несколько дней я пытался воспитать в себе уверенность. И мне это почти удалось. Только вот почему дрожит палец на курке? И почему в глазах плавают круги? Бьется мысль: "Я делаю что-то непоправимо ужасное, это грязным пятном ляжет на меня". Мелькают люди, просто фигуры. Убегают драгоценные секунды, еще чуть-чуть - и все. И придется ждать. Чтобы ничего не сделать? Нет уж. И я выстрелил. Казалось, вся моя душа полетела в голову человека, виновного только в том, что он человек. Машинально схватились за пистолеты телохранители. Поздно. Я осел на пол. Дрожь превратилась в настоящую лихорадку. Меня колотило, как малярийного больного. И одновременно расплывалась в груди та самая грязь, о которой думал мгновение назад. Я вышел на улицу, стараясь сохранять хотя бы внешнее спокойствие. Свернул за угол, сел на автобус и только когда пришел в номер - меня стошнило. Блевал долго, ожесточенно. Показал, наверное, еще больший профессионализм, чем тот, у ворот. Кого убил он? Лучше об этом не думать. Все, это конец. Непослушными пальцами набрал номер. - Алло. - Савва? - Да. - Все. Готово. - Ты в гостинице. Я сейчас приеду. Я уронил трубку и осел на пол. Это галлюцинация или в его голосе действительно звучали дружественные нотки? Мне снова стало плохо. Едва успел добежать до туалета. Выворачивало наизнанку. Гуляла по телу боль. А потом пришли слабость и равнодушие. Я заглотил успокаивающего из аптечки. Поймал себя на том, что собираюсь сожрать целую горсть таблеток, и отбросил их в сторону. Те белыми кругляшками раскатились по полу. Вскочил, принялся ожесточенно топтать их, размалывать в порошок. Через полчаса в дверь постучали. Савва, кто же еще. Те же блестящие глаза и улыбчивое лицо. Подонок. Если бы не слабость в руках, я бы заехал ему между глаз. Он хоть раз кого-нибудь убивал ВОТ ТАК?! Да, наверное, убивал... Он похлопал меня по плечу. - Все нормально, работа выполнена отлично. Ты раньше нигде киллером не подрабатывал? Он усмехнулся. Вполне естественно. Я трясущимися руками повернул ручку замка. Прошелся по комнате. Какая-то сумасшедшая мысль родилась в сознании и, что удивительно, стремительно набирала силу. Росла даже не по минутам, а по секундам. - Садись. Он опустился в предложенное кресло. Я понаблюдал, как закипает вода в чайнике с прозрачным корпусом. Хорошая штука, электрочайник... Поставил на поднос две чашки, хлеб, чайные ложки, нож. - Я бы не отказался от коньячка, - подмигнул Савва, - да и тебе сейчас не помешает. - Не помешает?
– переспросил я.
– Откуда ты знаешь? - Знаю, - доверительным тоном сказал он. И потянулся за чашкой. А у меня перед глазами встал серый туман. Я и сам не понял, что случилось. Сквозь сизую завесу увидел, как хватает рука нож с подноса, как размахивается и как быстро исчезает лезвие в чьей-то груди. С чуть слышным хрустом. Савва выкатил глаза. Я выдернул нож, ударил еще раз - в живот, потом в горло. На губах Саввы вздулся красный пузырь, лопнул, темная струйка обозначилась на шее. Слава богу, сознание покинуло меня; рука уже готова была всадить этот же нож мне в сердце. Но этого не случилось...
Очнувшись, я понял, что бегу. Такое вот занятное открытие. Я бежал, судя по всему, уже долго, потому как грудь разрывала одышка. Наверное, это и заставило сознание вернуться в измочаленное тело. Осмотрел себя на рубашке, у пояса, маленькое бурое пятно. Никто и не догадается, что это кровь. Обычное пятно. Может, просто пролившийся сок. Прохожие не смотрели на меня дикими глазами, что несколько удивило меня. Бегущий с закрытыми глазами человек - зрелище, скажем прямо, не совсем ординарное. А если у него с подбородка свисает густая, как патока, слюна, так это вообще повод... Я быстренько завернул в какой-то переулок, где свалился на асфальт. Из легких рванулся кашель, перешел в уже привычную рвоту. Правда, желудок как ни тужился, ничего выдавить из себя не смог. Только тонкой струйкой потекла желчь. Бежать. Надо снова бежать и подальше отсюда, пока жив. Пока на своих ногах. Спрятаться, пока не уложили под землю. Интересно, как они собираются обставить ЭТО? Несчастный случай - пьяный водитель, такой же неудачник, как я, которым не жалко пожертвовать? Или, может, неумелое ограбление? Я бы, естественно, начал сопротивляться, может, и свернул бы одному из наглецов челюсть, а тот в благодарность всадил бы в меня пулю. Нормально. И главное - никто бы не удивился. Таких случаев на улицах не счесть. Но бежать не было сил. Ноги не слушались. Надо было не приходить в сознание. Ужасно - чувствовать, ощущать себя жертвой. Это гораздо хуже, чем остаться в одиночестве. Я еще помнил то пожелание: "Никогда не остаться в одиночестве". Да, теперь-то оно мне не грозит. Компания найдется. Я все же поднялся на ноги, побрел, не разбирая дороги. Попал в подземный переход. На удивление пустой. Только какой-то парень в грязной рваной одежде, судя по всему слепой, бренчал на гитаре под стихи Гумилева. Я встал рядом, заслушался.
Он мне шепчет: "Своевольный,
Что ты так уныл?
Иль о жизни прежней, вольной,
Тайно загрустил?
"Полно! Разве всплески, речи
Сумрачных морей
Стоят самой краткой встречи
С госпожой твоей?
"Так ли с сердца бремя снимет
Голубой простор,
Как она, когда поднимет
На тебя свой взор?
"Ты волен предаться гневу,
Коль она молчит,
Но покинуть королеву
Для вассала - стыд".
Так и ночью молчаливой,
Днем и поутру
Он стоит, красноречивый,
За свою сестру.
Я выудил из кармана бумажную пятерку, бросил в кепку. Парень смотрел мимо меня. Смотрел... Как может смотреть слепой? Хотя, я так думаю, он видит побольше моего. Я отправился дальше, мимо грязных стен и пустых урн - зато мусор в изобилии лежал на каменном полу. А вослед мне полетел уже Мандельштам:
Только детские книги читать,
Только детские думы лелеять,
Все большое далеко развеять,
Из глубокой печали восстать.
Я от жизни смертельно устал,
Ничего от нее не приемлю,
Но люблю мою бедную землю,
Оттого, что иной не видал...
Я забрел в какой-то совершенно невообразимый район, где были одни мусорные баки да старые, обшарпанные многоэтажки. Из подъездов и окон на меня смотрели пустые глаза, обладателей которых я бы мог заподозрить в любви к уколам или ингаляциям. Мне стало одиноко. В груде тряпья рядом с одним из баков что-то робко шевельнулось. Я пригляделся - сверкнула пара глаз. Живых, острых, не то, что эти наркоманские пустышки. Паренек лет четырднадцати. Я подошел поближе. - Эй, иди сюда, - позвал я. Парень явно не из этого окружения. Одежда более-менее чистая и лицо без признаков дебилизма. Он подошел, но стального прута из рук не выпустил.
– Как тебя зовут? - Федор. - Откуда ты? По-моему, это место не для тебя. Он сразу как-то оттаял, расслабился. - Я ушел из дому... Нет, меня выгнали... Я видел, что он еле сдерживается. И мне стало его жалко. Наверное, неблагополучная семья, а пацан, по всему видно, умный. У меня оставались в кармане какие-то деньги. Наверное, надо уйти отсюда, не смотря даже на опасность. - Пошли со мной, - предложил я.
– Здесь ночевать не годится. Он посмотрел на меня так... по-взрослому, что стало не по себе. - А ты не это? И вообще, кто ты такой, чего прицепился? Он снова сжал арматурный прут. Я поднял руки. - Тихо-тихо. Все со мной нормально. Я сам сейчас... бегаю. Меня тоже... выгнали. И не думай обо мне ничего такого, я нормальный человек. Он еще долго сверлил меня взглядом, но, наверное, так и не нашел ничего подозрительного. - Ну, пошли. Куда идти-то? - У меня родственники есть, двоюродная сестра жены. Можно у нее переночевать. Все лучше, чем на свалке. Тем более, тут у тебя гораздо больше шансов беспокоиться за... И жизнь тоже. Почему я прицепился к нему - сам не знаю. Почувствовал родственную душу, что ли? Дурость какая-то. Бывает же так, перемкнет в голове - и все.
Оксана жила одна. Муж ее оказался порядочной сволочью и бросил ее с двумя детьми еще десять с лишним лет назад. Ей было тогда всего лет тридцать. С тех пор дети выросли, выучились, разъехались кто куда. Я приходил к ней, когда мне было плохо. Я слишком хорошо ее знал... Она смерила нас довольно подозрительным взглядом. Оно и понятно: что я, что мой спутник выглядели несколько странно. Оба грязные, усталые. - Ну, входите, - Оксана отошла в сторону, пропуская меня в квартиру. - Эх, жаль, баньки нет, - прокряхтел я.
– Но горячий душ вполне может послужить ее подобием. И уже потом, вечером, когда мы усадили Федора на кухне пить чай, Оксана спросила у меня: - Это кто? Где ты его нашел? Интерес к мальчикам проснулся, что ли? - Да что вы заладили! Уж ты-то, ты-то! Считай всю жизнь меня знаешь и то за извращенца держишь. Я помолчал, размышляя: "Сказать-не сказать". Оксана хотела уже извиняться, когда я приложил палец к ее губам. - Я, Оксан, человека убил... Сегодня. По лицу я бы не сказал, что она поверила, но взгляд будто остекленел. - Человека я убил, Оксана, по заказу. То есть... Короче... если бы я не сделал этого, убили бы меня. До нее, кажется, начало доходить, что я говорю серьезно. Оксана так сильно побледнела, что я даже испугался: как бы припадок не случился. - Ты... убил? Ты?! Убил?! - Да, Оксана, только не надо кричать. Я все объясню. Пойми, мне пистолет приставили к ребрам! Она села в кресло, все такая же бледная, приложила ладонь ко лбу. - Я уже и не помню, сколько раз за сегодняшний день терял сознание. Сколько раз меня выворачивало, чистило так, что желчь течь начинала. Я полдня бегал по городу. Нашел этого...
– я кивнул в сторону кухни.
– На мусорнике каком-то. Видно же, что парень не тот, не из того окружения... - Ты разговор на него не переводи! Я поверить не могу... Как у тебя рука поднялась?! - Если бы не поднялась, опустилась бы навсегда. - Замолчи... Я должна привыкнуть... к мысли, что ты - убийца. Оксана ушла в свою спальню. Я даже не пытался ее остановить, видел, что это бесполезно, она сейчас ничего не услышит. В такие моменты человека лучше оставить в покое, чтобы он не наделал глупостей. Я вернулся на кухню, сунул в зубы сигарету, встал у темного окна. Во дворе горел один фонарь, горел тускло и неуверенно. Вдали мигали огоньки улиц, прожекторов на крышах зданий, еще чего-то... Я стоял и равнодушно пускал дым в форточку. Устал... - У вас... ты сегодня тоже лишился дома, - сказал Федор из-за спины. Я не понял, чего больше в его тоне - вопроса или же утверждения. - Да, навсегда. - Я все... слышал, - виновато сказал он.
– Понимаю. - Слышал? Ну и что ты об этом думаешь? Меня заботит мнение четырнадцатилетнего мальчишки. А ведь не так давно я и сам был четырнадцатилетним... - Не мне тебя судить. Он меня удивляет с каждым разом все больше и больше. Ну откуда в его сужденях такая серьезность? - А кому? - Тебе самому. Когда остынешь, тогда и поймешь, прав был или нет. У тебя есть _душа_? Душа... То, что в этом мире называют душой, всего лишь портретик на цепочке. Правда, какая-то странная сила в нем все-таки заложена. Человек до тех пор человек, пока не отдал душу, именно этот медальончик. Насколько я знаю, ни у кого из здешних не вызывает сомнения тот факт, что у каждого человека есть душа, и вопрос мальчишки сам по себе подозрителен. - Нет у меня души, - ответил я.
– Умерла душа. А это - просто фотография. Какой в ней смысл, сам не пойму. Так, ношу... - Это хорошо. Эти люди слишком уязвимы, у них душа нараспашку. Федор улыбнулся, будто, бросил мне в душу свинцовую гирю. Неужели еще один? - Как ты сюда попал?
– прямо спросил я. Тот пожал плечами. - Я понял, что для того мира не подхожу. Знаешь, почему? Потому что хочу стать взрослым. - А зачем?
– мне вдруг смертельно захотелось поговорить о чем-нибудь другом, отличном от событий сегодняшнего дня. - Кажется мне, что тогда я стану свободнее... Говорят, это с возрастом проходит, но возраст - любимая отмазка. На него все спихивают. - Это действительно возраст... Ты даже представить себе не можешь, насколько мерзок и грязен... невыносимо грязен мир взрослых. Меня тошнит всякий раз, когда я вижу его настоящее лицо - это жирная, потная, покрытая коростой рожа со слюнявым ртом и выпученными глазами. Федор покачал головой. - Н-не верю... - В мире взрослых убивают!
– отрезал я.
– Понимаешь, убивают по-настоящему, не как в игре. Я сегодня убил по-настоящему. Убил невинного человека, потому что я - трус и эгоист, потому что цепляюсь за собственную жизнь. И ради нее готов рубить по корень другие... Когда-то я так же цеплялся за свое счастье и ради него готов был разрушить целый мир. Сейчас я понял, что был... не прав. - Сколько ты был ТАМ? - Недолго. Меня выгнали и оттуда. Меня отовсюду выгоняют... Федор помолчал. Потом посмотрел в окно, на часы. - Ладно, наверное, спать пора... - Да, - согласился я.
– Пора. Оксана уже, наверное, спит, не стоит ее тревожить. Она сегодня устала с нами. Спокойной ночи. - Спокойной ночи.
* * *
Сквозь сон я услышал треск. Сновидение тут же сменило свой характер; мне привидело что-то ломающееся, разлетающееся на куски... Мачта. Мачта "Чибиса" падала прямо на меня, летели в стороны щепки. Рвалось и пело дерево. Я закрыл лицо руками и в тот момент, когда деревянный столб должен был распечатать меня по палубе, сон отступил. Ломали входную дверь. Ломали внаглую, ухающими ударами плеча. Я вскочил с кровати, выдернул из постели ничего не понимающую Оксану и наткнулся на твердый взгляд Федора. Пока дверь еще держалась, я разбил окно на кухне. Второй этаж, прыгать боязно, но когда тебе вот-вот выстрелят в спину - тут уж не думаешь. Приземлился я удачно, только вышибло ударом дыхание из легких. Федор тоже, кажется, ничего не отбил, а Оксана даже вскрикнула. Ее локти как-то быстро вздулись, покраснели. Не особо церемонясь, я перекинул ее через плечо и рванул в заполненный предрассветной темнотой заулок. И вовремя - по асфальту защелкали пули. Правда, выстрелов я не слышал. Глушитель. Вместо характерного звука - глуховатые хлопки. В темноте одиноко горела лампочка над каким-то подъездом. Отбежать бы подальше, но вот этот освещенный участок... Может, если рвануть, то можно успеть? Тут еще Оксана стонет... Наверное, вывих. Я понимаю, что больно, но это по крайней мере лучше, чем очутиться в горизонтальном положении пониже уровня земли. Я оставил обоих у стены, в темноте; здесь их вряд ли заметят сразу. А сам выглянул из-за угла. Из окна торчала голова. Один из преследователей, а я был уверен, что он не один, высматривал нас на улице. Гадал, куда можно деться... Я подобрал с земли какой-то ржавый обломок, бросил камешек подальше от себя. Прямо как в боевиках - наверное, я надеюсь этим обломком замочить толпу качков, у которых по пистолету в каждом кармане. И совсем нет страха. Убить могут любого, только не меня... Именно так и можно выжить НА ВОЙНЕ; тех, кто думает иначе, убивают сразу. Он прыгнул из окна, я увидел его широкую затянутую в дорогой серый - я даже рассмотрел цвет пиджак. Пока он смотрел в темноту, держа пистолет наготове, я подскочил сзади, изо всех сил саданул железякой по голове. Странно, я даже не почувствовал ничего, никакого напряжения. И для меня было неожиданностью, что "качок" безмолвно рухнул на асфальт. И еще одна неожиданность - его череп был расколот. Шока я тоже не испытал. Все происходило как во сне. Все это было нереально, не со мной... Я подобрал пистолет. Обойма почти полна. Не хватает трех патронов. Ощущение нереальности происходящего окончательно окутало мой мозг туманом. - Эй, вы там!
– крикнул я, но следом добавил, испугался, что Федор с Оксаной могут принять это на свой счет.
– В окне! На мое счастье, за мной послали тупиц. Нормальный человек принялся бы палить, даже не высовывая головы. Они разом повыскакивали из окна. Одного, кажется, я убил еще в воздухе и он упал на землю, будто мешок. Остальные два открыли огонь. Вокруг засвистели, защелкали о стены пули. Не-ет, в меня они попасть просто НЕ МОГУТ. Я прострелил обоим головы, правда, пришлось выпустить всю обойму - стрелок я не очень хороший. Тем более в темноте. Оксана сидела прямо на асфальте, облокотившись о стену. Естественно, в полуобморочном состоянии. А Федор был на удивление спокоен. - Ну что, все?
– спросил он. Получилось так обыденно... - Все, - кивнул я и отбросил в сторону пистолет. Одна из многих совершенных мною глупостей, но осознал я это только потом. Потом мне оставалось лишь гадать, кто первым подобрал этот пистолет - ОНИ или полиция. - Опять в бега?
– Федор провел рукой по волосам и изобразил на лице безнадежность.
– Опять _выгнали из дома_? - Ты удивительно догадлив... И я совершил еще одну ошибку. Пожалуй, одну из самых больших. Я вернулся в квартиру и выгреб все деньги, какие смог найти. Слава богу, никто из соседей не выглянул за дверь. Потом мы ушли. Отправились на вокзал, с огромным трудом купили билеты на поезд до Киева. Оттуда, если сильно повезет, можно убраться куда-нибудь в Польшу или Венгрию. Денег в квартире Оксаны оказалось достаточно много, так что на билеты хватит. А там устроюсь на какую-нибудь работу, что-нибудь придумаю...