Шрифт:
На безымянной высоте
Пролог
— Дед, а дед, началось! — прокричала внучка Даша, прибежав на кухню, и Николай Андреевич Малахов, семидесятитрехлетний старик, бывший участник Великой Отечественной войны, кряхтя, приподнялся с табурета и прошел на негнущихся, артрозных ногах в комнату. Там, рядом с письменным столом, за которым внучка-первоклашка делала уроки, работал старенький телевизор. Николай Андреевич вопросительно посмотрел на Дашу. — Ничего, ты, деда, смотри, я потом, я успею, — заверила внучка и тоже села к телевизору. — Ты мне только поможешь, ладно?
После школы она всегда приходила к деду, а вечером ее забирала Зина, дочь Малахова.
На экране показывали похороны псковских десантников, героически погибших в Чечне. Там среди больших начальников в штатском и генералов был и президент России. В завершение траурной церемонии офицеры возложили венок, после чего президент подошел к обелиску и поправил траурную ленточку.
— Деда, нам в школе рассказывали, а я не поняла, почему их убили.
— Ну как тебе объяснить... Ребята погибли, защищая высоту, чтобы не пропустить две тысячи бандитов... Бандиты хотели прорваться в Дагестан, чтобы убивать мирных людей...
— А ты откуда знаешь?
— Читал в газете. Я и сам когда-то на войне попал в похожую историю... Вот так же мы с ребятами держались на высоте до последнего, чтоб немцев не пропустить... Я тогда был молодой, и они молодые. И все почти там полегли.
— А ты почему живой остался?
— Вот те раз! — засмеялся, закряхтел Николай Андреевич. — А ты бы как хотела? Чтобы меня тоже убили?
— Не-е... Ну дедуль, ну правда...
Она приникла, подлизываясь, к его коленям, зная, что дед не устоит.
— Ну как тебе объяснить. Заговоренный я был. Меня пули облетали. Понятно?
— А как облетали-то? Как бабочки и стрекозы, да? Разве пули так умеют?
— Выходит, умеют... Ладно, станешь постарше, обязательно расскажу.
— Поэтому ты и живой остался?
— Может, и так... А может, просто повезло. И вот видишь, считай, пятьдесят пять лет прошло — и опять такая же история, как на нашей высоте.
Он покосился на внучку, встал и достал из буфета початую бутылку водки, налил полстакана...
— Опять? — строго спросила внучка. — Тебе нельзя, сам говорил! И мама не велела...
— А ты ей ничего не рассказывай. Договорились? Я только помяну ребят — и больше не буду, — сказал старик и вдруг замер, глядя на экран, не заметив, как в его дрогнувшей руке расплескалось содержимое стакана.
— Дед, ты чего?.. А это кто?..
Он молчал, узнавая и не узнавая среди участников траурного митинга своего бывшего командира полка, совершенно седого и, несмотря на свои семьдесят пять лет, все еще моложавого и подтянутого военного в мундире с погонами генерал-полковника.
Тот держал под руку плачущую седую женщину в трауре, которую с другой стороны поддерживала другая, очень похожая на нее женщина — тоже в трауре, только намного моложе...
— Так... погоди... это кто ж такая... Это же наш батя Иноземцев, вон до каких чинов дослужился!.. А я и не знал. А с ним-то кто? Господи... Так это ж Катя Соловьева! — воскликнул Малахов и снова от изумления не заметил, как пролил водку из стакана. — Она у нас в полку связисткой была. А это кто, не пойму, похожа-то как... Ее дочка, что ли?
Голос его дрогнул, он только сейчас заметил, что стакан у него полупустой, но наливать больше не стал, не в силах оторваться от экрана.
— Деда, ты чего плачешь? У тебя сердце разболелось или поясница? Тебе какую таблетку достать?
Он тяжело вздохнул. Смотрел в телевизор, не отвечая и не замечая, как по его впавшим щекам катятся слезы.
— Деда, ну правда...
— Подожди, Дашка, дай послушать, — отмахнулся Николай Андреевич, увидев, как к Иноземцеву подошел телекорреспондент.
И сделал погромче...
— М-м... господин Иноземцев, извините, товарищ генерал-полковник, разрешите один вопрос, — начал телекорреспондент. — Мне только что сказали, будто вы не хотите, чтобы лейтенант Малютин, получивший посмертно звание Героя России, был похоронен здесь, вместе с его товарищами, это правда?
Иноземцев тяжело повернулся в сторону корреспондента. Смерил взглядом юного журналиста.
— Таково было предложение его бабушки — Екатерины Сергеевны, моей супруги, — сказал он, кивнув на совершенно седую женщину, которую поддерживал, — и его мамы — Елены Алексеевны. — Теперь он кивнул в сторону женщины, поддерживающей Екатерину Сергеевну с другой стороны. — Наш внук Алеша через несколько дней будет похоронен рядом с его дедушкой, Героем Советского Союза, и тоже Алексеем Малютиным. Внука назвали в честь деда, которого он никогда не видел. Зато теперь рядом будут лежать.
— Еще раз простите, — сказал телекорреспондент. — Вы хотите сказать... Что внук не только носит имя своего погибшего деда, но и такой же герой, как тот?
— Именно это я хочу сказать. Мне говорили, он лично уничтожил около пятнадцати чеченских бандитов.
— Скажите, товарищ генерал-полковник...
— В отставке, — хмуро поправил Иноземцев.
— Да... А где находится могила Алексея Малютина-старшего? — допытывался телекорреспондент, не отставая с микрофоном в руке от Иноземцева и его женщин.
— Это далеко отсюда. Еще вопросы есть?
Передача давно закончилась, а Малахов все сидел, по-прежнему уставясь в телевизор, не видя, что там показывают, и не слыша,
о чем говорят.
— Деда... ты чего? Плачешь, да? — спросила Даша, подняв голову от стола, за которым занималась. — Тебе жалко их, да?
— Жалко, внученька, так жалко. Такими молодыми гибнут... А я вот, пень старый, все живу. И ничего-то мне не делается.
Щелкнул замок входной двери, и Даша побежала в переднюю.