На боевом курсе
Шрифт:
Подхорунжий мой вопрос истолковал правильно:
— Двоих взяли. Тёпленькими. Семён присматривает. Я другому удивляюсь — где караул? Выстрел-то был…
Ответил и снова закопошился над Михаилом. А мне отсюда и не видно, что это он там делает. Вот вроде бы я всего один кувырок сделал, а почему-то улетел далековато. Даже доползти назад не успел.
— Сейчас Михаила перевяжу и тобой займусь. Кровь-то течёт?
— Да вроде, нет, — осторожно ощупал бедро. — Болит только сильно, печёт.
— Да это у тебя ожог наверняка. От выстрела. Порохом опалило…
— Думаешь? Ну и ладно тогда.
Даже обрадовался такому предположению. На колени встал, голову только пригнул, чтобы о руль высоты не удариться, да так и пошкандыбал к Михаилу. Всего-то пару шагов сделать. Бедро при каждом движении дёргает, но терпеть можно. Заглянул через плечо Игната. Живой мой вахмистр! Лежит на животе, голова набок повёрнута, на меня глазами блымкает, только белки в лунном свете поблёскивают.
— Ты как? — наклонился сбоку к нему.
А в ответ только сип и хрип, да гримаса непонятная. Потому что вижу только половину лица, другая в примятой траве прячется.
— Ты его не спрашивай, всё равно ничего не скажет. Он теперь долго ничего никому не скажет, — откликнулся Игнат. Затянул узел, заканчивая перевязку, наклонился к Михаилу. — Ты полежи тут тихонько, а мы за помощью сбегаем.
— Погоди, — остановил казака. — Пойдём сначала на пленных глянем. И ты уверен, что больше никого нет?
— Если кто и был, то после твоего выстрела давно разбежались. Меня больше волнует, где караул…
Попробовал встать. Ухватился за стабилизатор, выпрямился. Бедро жжёт, но ничего страшного. Терпимо. Точно, ожог. Но это подождёт. Дохромал до плоскости, а тут вся компания в сборе. И Семён, и пара беспамятных пленных, крепко связанных по рукам и ногам, и наши доблестные караульные в полном составе. Надо же, проснулись! Глаза испуганные, лица помятые. Но это потом буду разбираться, а пока пусть делом займутся:
— Вдвоём берёте Михаила и отводите его к доктору. Он под хвостом лежит. И аккуратнее с ним, спина у него ножом порезана и горло помято. Ну! Вы ещё здесь?
И два залётчика испарились. Что самое интересное, почти мгновенно. А на окраине аэродрома какая-то суета началась. Опомнились, наконец-то, на выстрел среагировали.
— Игнат, пока мы одни, надо бы пленных расспросить хорошенько. Кто и откуда? Одни они были или нет? Ну, ты и сам знаешь. Справишься?
— Обижаешь, — усмехнулся казак и потащил одного из пленников в сторону.
Ну и я за ним похромал. Поприсутствовать нужно обязательно. Мало ли какие дополнительные вопросы могут возникнуть? А нога… Ну нет пока времени собой заниматься. Если только после допроса…
Через пятнадцать минут мы всё узнали. Игнату особо и стараться не пришлось. Так, немного позверствовал, и всё. Скорее, больше на психику надавил. Ну и ножиком пару раз по мягкому провёл, не без этого. Само собой. Пленный и заговорил. Потому что пришлось пообещать не убивать его. А как его убьёшь-то? Это ему ничего не видно с земли, а нам-то с Игнатом понятно, что ещё минута, и вокруг будет не протолкнуться. Бежит сюда народ, торопится изо всех сил. Торопыги, слов нет, одни эмоции…
Наконец-то караул объявился. Вместе с ними на усиление и рота охраны из гарнизона на грузовике приехала. Получается, одни без других побоялись на выстрелы высовываться? Ну, это вообще! Даже слов не хватает!
Из штаба начальство какое-то незнакомое пожаловало, даже жандармский мундир в тусклом свете фар мелькнул. Пришлось докладывать. Пока устно.
Зато обрадовался доктору. Никогда так красному кресту не радовался. Ногу-то уже серьёзно дёргало. Пришлось рассупониваться и спускать штаны. При всех. Впрочем, справедливости ради, никому до меня и дела не было. Суетились вокруг мёртвых и живых диверсантов, на скорую руку опрашивали Игната с Семёном. Подошли и ко мне, задали несколько вопросов, пока доктор моей ногой занимался. Ничего страшного, ожог и всё. До свадьбы заживёт…
Само собой утром мы никуда не улетели.
Оставшуюся половину ночи пришлось отвечать на вопросы, вторую — тщательно осматривать самолёт на предмет неожиданных сюрпризов. Ну и что, что диверсантов мы на подходе перехватили? Из нашего короткого допроса узнали, что групп таких было несколько. Одну выловили, а где остальные? Заодно и револьвер мой нашли, ночью потерянный и в землю безжалостно втоптанный. Сколько народу вокруг ночью бродило, а его не обнаружили. Далеко улетел, кисть до сих пор болит. Но это она и от ночной гимнастики болеть может.
Самое интересное, никто не собирался уничтожать самолёт на земле. Целью группы было испортить систему питания двигателей таким образом, чтобы она отказала в полёте. И где-нибудь над Балтикой нам бы и… Писец, короче. Концы в воду. Ну и что, что парашюты есть? Вода в море холодная, долго на плаву не продержишься. Даже несмотря на то, что самолёт деревянный. Железа-то на нём много, на дно быстро отправишься. А спасательных лодок на борту нет. Вот ещё один вопрос на будущее…
Проведали и Михаила. Теперь ему долго в лазарете отлёживаться. Придётся пока обойтись без него…
Улетели мы в ночь. Невзирая на отговорки, несмотря на больную ногу. Единственное, так это днём, наедине, серьёзно переговорил с Маяковским и механиком Серёжей. Теми самыми караульными. Гражданские, что с них взять? Не под трибунал же сразу отдавать? Надеюсь, наука им будет на всю оставшуюся жизнь…
А то, что в ночь улетели, так штурман нам тогда для чего? Вот пусть и работает. Компас есть, береговую черту прекрасно видно. Да даже звёзды видно. Так что ничего страшного. Как раз ночью пройдём над Швецией, никто нас и не увидит. Под утро пройдём Зеландию, а там и Киль.