На борту С-56
Шрифт:
Дни поиска томительно однообразны. Боевые вахты следуют одна за другой строго по расписанию. Те, кто не занят по службе, стараются меньше: двигаться, экономя кислород. Лежат, читают, спят, отдыхают. Но что это за отдых! Как говорится, сон в полглаза. Стоит запустить помпу, вентилятор или пройтись по настилу, спящие поднимают голову. Сознание постоянной опасности приучает отдыхать чутко. Нервы напряжены. Вот тут-то особенно нужны острое словцо, шутка - та, о которой говорил Василий Теркин.
Жить без пищи можно сутки,
Можно
На войне одной минутки
Не прожить без прибаутки,
Шутки самой немудрой.
Поводов к шуткам и остротам много. Порой они хлесткие, но всегда беззлобные. Например, в первом отсеке "жертвой" шуток чаще других бывает радист Бирев - большой любитель поесть и поспать. Вот съел Бирев в один присест три обеденные порции, и в отсеке начинают серьезным тоном обсуждать вопрос о том, хватит ли запаса сжатого воздуха выровнять аварийный дифферент, если Бирев вздумает перейти в седьмой отсек. Когда большинство отдыхающих в отсеке решает, что радист спит слишком долго, его будят, говоря: "Вставай! Была команда на швартовы становиться. Пришли в базу!". Под общий смех Бирев вскакивает с койки, но, поняв, что это шутка, смеется вместе со всеми.
Любят пошутить и в кают-компании. Даже сам Дмитрий Тимофеевич Богачев, серьезный и всеми уважаемый на лодке человек, не прочь "подсечь на крюк" кого-либо из офицеров. Не обижается, когда и самого "подсекут".
Сегодня он не заметил, как угодил в "сети", расставленные Ивановым и Скопиным. Обедают они втроем. Богачев что-то с увлечением рассказывает о Чудове. О своем родном городке он может рассказывать часами. Еще во Владивостоке мы знали о стекольном заводе, спичечной фабрике и трех товарных станциях, запомнили даже фамилии, имена и отчества некоторых жителей.
Перемигнувшись с Ивановым, Скопин прикидывается овечкой.
– А где находится Чудово?
– Под Ленинградом, - охотно отвечает, не видя подвоха, Богачев.
– Милая болезнь многих жителей городов, примыкающих к столице и Ленинграду. Ведь даже кое-кто из рязанцев считают себя москвичами, на том основании, что Рязань находится "под Москвой".
Лейтенанты еще раз переглянулись: дескать, "клюнуло".
Теперь уже Иванов пускается в пространные рассуждения, из которых явствует, что дело обстоит как раз наоборот: что не Чудово находится под Ленинградом, а Ленинград ютится под Чудовом...
Скопин возражает. Он уверяет, что Чудово - это страшная глухомань и что он где-то даже читал, будто в десятую годовщину Октября из Чудова посылались ходоки в Москву узнать, правда ли, что свергли царя...
Этого Дмитрий Тимофеевич не выдерживает и покидает поле брани. Приходится мне выйти из каюты и перевести разговор на более "мирную" тему.
Конечно, не только в шутливых разговорах проходит досуг. Моряки слушают короткие беседы отсечных агитаторов. Много читают, играют в шахматы. Не обходится и без "козла".
На четвертый день поиска мы
Круглов услышал шум винтов. В перископ сперва ничего не удается обнаружить. Но через несколько минут показались дымы и много мачт. Идет конвой. В его составе я вижу три транспорта, шесть сторожевиков, несколько больших охотников.
Решаю прорваться с головы, пройти между транспортами и охранением, развернуться и, по возможности одновременно, атаковать: носом - транспорта, кормой - один из сторожевиков. План хорош. К сожалению, осуществить его не удалось.
Сначала все шло точно по расчету. Начали поворот. Но то ли сверкнул на мгновение на солнце глазок приподнятого перископа, то ли гидроакустики сторожевика запеленговали шум наших винтов. Так или иначе, нас обнаружили. Два корабля охранения устремляются к нам. Слышен шум бешено вращающихся винтов, затем тяжелые шлепки о воду. Догадываемся - сбрасывают бомбы...
От их разрывов боль в ушах. По всей лодке гаснет свет. Неужели конец? Но журчания воды нигде не слышно. Значит, все в порядке.
Атакует новая пара. Восемь бомб - рядом. Что же делать? Отказаться от атаки? Нет! Быстро созревает решение: нырнуть под транспорт, укрыться под ним or бомбежки, вынырнуть с другого борта и атаковать кормой.
Как жонглеры, работают на ходовых станциях электромоторов старшина Боженко и электрик Макаров. В считанные секунды быстрее завращались винты, лодка стремительно идет вперед.
Пока восстанавливают свет, Дорофеев, освещая глубомер аварийным фонариком, докладывает:
– Глубина двадцать метров!
– Так держать! Крышки торпедных аппаратов не закрывать!
Противник не ожидает, что мы продолжим атаку. Прекрасно. Будем делать то, чего он не ждет.
Маневр удался. Немцы неистово бомбят с левого борта транспортов, где ранее обнаружили нас.
Осторожно подвсплываем с противоположного борта!
– Кормовые-товсь!
Стреляю по концевому транспорту конвоя. Дистанция минимальная.
Снова, как в первый раз, запели винты уходящих торпед. Зашипел и ударил в уши воздух. Но теперь взрыв слышат все. А смотреть некогда. К лодке на полном ходу мчатся сторожевики.
– Ныряй!
Скорее вниз, закрыться многометровой толщей воды!
Бомбы не заставили себя ждать. Одна из серий взрывается точно над нами. Колоссальным давлением лодку бросило вниз. Сильный толчок о грунт сбивает с ног. Глубина погружения близка к предельной.
Нет, оставаться неподвижной мишенью нельзя. С большим трудом удается оторваться от грунта. Как все-таки замечательно работают Шаповалов, Рыбаков, Дорофеев, Оборин!
Сторожевики долго не успокаиваются. Бомб не жалеют. Но всему приходит конец. Когда взрывы затихли вдали, беру микрофон, поздравляю личный состав с успехом. Сообщаю, что атакован транспорт водоизмещением 6-8 тысяч тонн. Из отсеков приходят ответные поздравления.