На борту «Утренней звезды»
Шрифт:
— Я хочу пить, — сказал Нантез, — есть у тебя ром, дружище Мак? Я расквитаюсь с тобой, когда мы отправимся благословлять саваннских девушек.
Мак-Гроу передал фляжку, и Нантез, стиснув зубы, стал цедить из приподнятого горлышка тонкую струйку рома, глотая медленно, с удовольствием.
Мы продолжали наш путь. Тонкий запах жасмина донесся до нас; среди зеленых ветвей бананов и свежей листвы пробкового дерева мы заметили маленький домик такой ослепительной белизны, что даже тени на нем казались голубыми. Птица, спрятавшаяся в бархатистой тени пальм, свистела, придавая тишине еще более торжественности, ибо только один ее голос напоминал здесь о жизни. Мы, конечно, свернули к дому, и Нантез, наклонившись к маленькому окну, стал поспешно делать нам знаки рукой, чтобы мы прекратили разговор.
— Можете идти, — сказал он, поднимаясь.
Тогда один за другим мы стали входить в чистенький домик.
Посреди единственной комнаты, на скверной циновке, разостланной у стены, спала довольно молодая негритянка. Она была почти голая, и ее волосы были повязаны платком из желтого шелка с фиолетовыми горошинками. Обстановку комнаты составлял маленький сундук, где огромный паук боролся со смертью. В углу куча грязного белья прикрывала какую-то кухонную утварь.
— Миледи! — закричал Мак-Гроу, прикладывая руки ко рту в виде рупора.
Леди, цвета черного дерева, вскочила, вскинув испуганные белые глаза. Ее лицо в течение нескольких секунд выражало вполне естественный в ее положении страх. Потом ее рот растянулся в широкую улыбку, она поднялась, подошла к Нантсу и положила ему на плечи руки. Ее губы вытянулись, ожидая поцелуя.
— Я знаком с ней, — объявил Нантез. — Эта достойная девица ждала меня. Я плавал двадцать лет, чтобы в конце концов сесть здесь на мель и вступить с ней в честный брак. Господа, я приглашаю вас, — вы все примите участие в церемонии.
С грехом пополам мы дали понять черной женщине, что Нантез хочет жениться на ней. Она говорила только на скверном португальском языке, пересыпая его несколькими английскими словами. Жесты помогли нам объясниться, и скоро негритянка кивнула в знак согласия. В самом деле, это предложение, казалось, отвечало самым пылким ее желаниям.
Свадьба была странной и великолепной. Жорж Мэри подарил бочонок рома, который мы перенесли в дом новобрачных на носилках, сделанных из ветвей. Пили целый день. Разыграли религиозную церемонию. Негритянка, под руку со своим кавалером, одетая в атласное платье, похищенное с французского корабля, принимала поздравления. Весь экипаж «Утренней Звезды» приветствовал чету громкими криками.
Разошлись поздней ночью, оставив опорожненные блюда и пустые бокалы. Все возвратились на берег и разошлись по хижинам. Новобрачные поместились вместе с Мак-Гроу и мной; они должны были провести ночь на узких полатях своей спальни. Прежде чем пожелать доброй ночи новобрачным, мы занялись переливанием остатков рома из бочонка в флягу вместимостью в шесть или семь литров; после этого, с тяжестью в голове, мы поднялись в наше убежище, посоветовав Нантсу не трогать фляги, оставленной на его попечение.
Сон мгновенно сомкнул наши веки, и мы проснулись уже средь бела дня.
Мак-Гроу, со спутанными волосами, кричал хриплым голосом:
— Эй, Нантез, давай сюда ром! Давай сюда ром, дружище!
Никто не ответил. Мы спустились по приставной лестнице и, войдя в комнату, увидели нашего доброго товарища распростертым на циновке, с перерезанным горлом; кровь текла из него, как из только что зарезанной свиньи.
— Это она украла ром! Рома здесь нет! — зарычал Мак-Гроу.
Супругу убитого нашли мертвецки спящей в нескольких метрах от белого домика. Совершенно пьяная, с флягой рома между колен, она разлеглась под деревом. Руки ее были в крови.
Когда ее подняли, чтобы повесить, она с трудом открыла глаза, улыбнулась и, чтобы не быть невежливой, попыталась поцеловать Питти и что-то произнести. Голова ее упала на грудь. Потребовались усилия трех человек, чтобы надеть ей на шею петлю, — так она была тяжела и неподвижна. В своем последнем сне она лепетала:
— Любовь! Любовь!
Питти потянул веревку. Когда негритянка почувствовала, что ее ноги не касаются земли, она внезапно открыла глаза, полные ужаса. Она умерла почти мгновенно и долго качалась, прежде чем остаться неподвижной, странно неподвижной среди шумящего леса.
XIII
После захвата брига, шедшего из Йорктауна в Виргинию, который сдался, как только заметил наше страшное знамя, было решено, что Питти примет командование над бригом и доведет его вместе с грузом до Острова Черепах. Старый охотник, который когда-то преследовал буйволов, должен был служить переводчиком между нами и испанцами из Маракайбо при продаже нашей добычи.
Питти взял с собой двенадцать человек с «Утренней Звезды», среди которых был и я, и мы поднялись на борт этого брига, называвшегося «Роза Марии». Хотя и не особенно приятно было перебираться на этот корабль, трудно управляемый из-за неудобного расположения его парусов, мы с легким сердцем покорились судьбе, ибо эта перемена вносила хоть некоторое разнообразие в наше не слишком удачное плавание вдоль берегов Мексиканского залива.
Мы подняли голландский флаг для большей безопасности, а также с целью обмануть французское военное судно, которое нас преследовало. Так как у нас на борту «Розы Марии» были только четыре пушки, Питти был не очень-то склонен вступать в бой с одним из этих корабликов.
Мы видели, как «Утренняя Звезда» удалялась вдоль берега, и сами с попутным ветром вышли в открытое море. Буйная радость охватила нас; Томас Скинс взял свою скрипку, из которой он умел извлекать скрежещущие, но не лишенные ритмичности звуки, а Жан из Дьеппа, которого просто называли Дьеппцем, затянул старую печальную песню галер.
Растянувшись под парусом, задевающим наши головы, мы слушали певца и скрежет отважного скрипача, как вдруг с правой стороны, среди тихого, залитого солнцем моря, мы заметили чернеющее, едва заметное суденышко. — Лодка! — закричал Питти. Мы все принялись рассматривать что чудо, и Томас Скинс, перестав играть, сказал:
— Это, по всей вероятности, беглый. Дадим ему подойти и возьмем его на борт.
Питти все время следил за лодкой и за человеком, ловко направлявшим ее к «Розе Марии».