На бывшей Жандармской
Шрифт:
— Плужники получили. Деповские? — отмечал у себя в книжечке военный. — Кожевенники? Кто с кожевенного завода?
— Здесь!
— Сколько винтовок?
— Десятка три.
— Отсчитывай!
— Вот так капустка! Заморская! — ахали зеваки, которых немало собралось возле вагона.
Когда подводы с оружием отъехали, Кущенко крикнул:
— Красногвардейцы, получите, у кого нет оружия. Да поживее! Мешкать некогда.
Мужчины и парни из толпы кинулись к винтовкам.
Сквозь толпу протолкалась молодая женщина.
—
— Тьфу на вас, зубоскалы! Мне для мужа, в отъезде он. А коли надо, и сама обучусь стрелять, воевать пойду. Иван Васильевич, Сумина я, Сумина, вы меня знаете.
Женщина взвалила на плечи винтовку и невозмутимо пошла прочь под шутки и смех зевак. Трудно было узнать в ней ту самую Сумину, которая совсем недавно ходила мыть полы в горницах к мастеру Жарикову из страха, что их вместе с мужем выгонят с завода и пятеро ребят останутся голодными.
Вскоре на повозках прибыли красногвардейцы и увезли остальное оружие в гарнизонный склад.
Домой Федя возвращался вместе с отцом и товарищем Бойко, которого Иван Васильевич пригласил к себе пообедать. Взрослые были чем-то озабочены и вели непонятный разговор.
— Что ты на это скажешь? — спросил Кущенко.
— То, что и сам понимаешь! Мало того, что по всей России зашевелились враги революции, поднялись против Советской власти. Так они еще и с заграницей договариваются, помощи просят. Теперь надо ухо держать востро! Перехватили японскую «капусту», так жди «огурцов» из Франции, либо «лаптей» из Англии.
А в это время Николка распекал Ахмета:
— Ты что же, простофиля, глядел, когда винтовки делили? Сказал бы, что мы тоже красногвардейцы, воевать пойдем, и взял бы по одной.
Ахмет виновато хлопал глазами.
В боевом строю
Лишь только появились первые проталинки, ребята высыпали на улицу. Их крики перемешивались с радостным щебетанием прилетевших скворцов, гоготанием гусей. По весенним ручейкам поплыли самодельные лодки и корабли.
Но к концу дня, обгоняя друг друга, ребята бежали к плужному.
Из ворот завода, окончив смену, выходили рабочие с винтовками на плечах.
— Ать-два, левой! — отрывисто бросал команду Владимир Могилев, молодой человек с приветливым лицом.
— Повзводно разойдись! — Строй раскалывался на квадраты, которые расходились в разные стороны.
Затем начиналась боевая учеба, которая продолжалась до самых сумерек.
— На пле-чо! К но-ге! Кру-гом!
— По врагам революции — огонь! — доносились команды взводных.
— Эх, опять в белый свет, как в копеечку…
— За молоком пулька ушла…
— Разговоры прекратить! — прервал досадные возгласы строгий командир.
Мальчишки молча наблюдали за учениями. Федя тоже являлся сюда каждый вечер и радовался, когда отец приходил из Совдепа на занятия побеседовать с рабочими.
— Тяжело приходится. Ничего не поделаешь, — говорил Иван Васильевич, когда уставшие красногвардейцы усаживались покурить. — Против Советской власти поднимается буржуазия всех стран. Так что с винтовкой нельзя расставаться ни на минуту. Стоишь у станка — винтовка рядом, спишь дома — винтовка у изголовья, идешь по улице — винтовка на плече. Вот оно как, хлопцы…
Вскоре ребятам надоело стоять и глазеть. Они решили играть в новую игру, в красногвардейцев.
— Я буду командиром! У меня и пистолет есть, — колотил себя в грудь Сенька лавочников.
— Отвяжись, Сенька. Ты в командиры не годишься. Кто у тебя отец? Лавочник. Стало быть, капитал, буржуй. А у нас все пролетарии. А пролетарии с капиталами не играют, — заявил Федя.
— Мы вас, буржуев, в переворот всех прогнали. И еще прогоним, — поддержали ребята.
— Я тяте скажу-у… — завопил Сенька и помчался домой.
— Беги-беги, жалуйся да не оглядывайся! Ябеда-беда, козлина борода, — кричали «пролетарии» вслед удирающему «капиталу».
Командиром единогласно выбрали Федю.
— К завтрашнему дню чтобы винтовки были! Найдите палки, да обстругайте. Без винтовки в строй не пущу ни единого, — пригрозил новоиспеченный командир.
На другой день жители поселка смотрели из окон, как по середине улицы топал босоногий мальчишечий отряд. У каждого на картузе алела красная полоска. А на плечах — березовые палки.
— Ать-два, левой! Левой! — командовал шедший возле своего отряда Федя. У него, в отличие от рядовых, красовался на рубахе алый бант.
Вначале у ребят плохо слушались ноги, семенили как попало. Но упрямый командир придирчиво оглядывал ряды и кричал:
— Шурко, ты чего пузо выставил? Не тяни, Гринька, шею, как гусак. Еремка, нос утри. Ать-два, левой! Левой, говорят вам, а не правой! Вот бестолковые!
После того, как промаршировали несколько раз взад-вперед по улице, отряд зашагал дружнее.
Когда проходили мимо дома лавочника, Федя увидел в окне Сеньку.
— Левой! Левой! Голову выше! — еще строже скомандовал он.
Сеньке стало досадно. Он высунулся из окошка и во все горло запел дразнилку:
Федька-петух, На завалинке протух…— Запевай! — гаркнул командир и первый затянул:
Смело, товарищи, в но-огу…Ребята подхватили так старательно и громко, что последние слова дразнилки Сенька проорал для одного себя. Отряд еще раз прошагал по улице, потом повернул в сторону завода.