На далеких рубежах
Шрифт:
– - Поговорю. Обязательно поговорю. Только мне кажется, не Лиза инициатор. Видишь ли, Гришин прилагает немало усилий, чтобы сорвать полеты на бомбардировщиках. Он повадился к Жбановым. Вот Лиза и болтает о том, что слышит от него...
– - Для чего они тебе, эти полеты, Ваня?
– - То есть как для чего?
– - Да так -- для чего?
– - Она выжидающе смотрела ему в глаза.
Поддубный задумчиво улыбнулся:
– - Видишь ли, Лиля! Ведь мы, летчики, воины и должны учиться тому, что требуется знать на войне. Я еще думаю организовать прыжки с парашютами в море. Сам первым выброшусь, а за мной остальные. Не забывай, что мы военные летчики и должны быть готовыми к любым испытаниям.
– - неужели снова будет война?
– - Враг бряцает оружием, и мы должны быть наготове.
В стекла швыряло песком. Уныло свистел ветер. Порой с улицы доносилось дикое завывание бури.
– - Жаль мне Телюкова!
– - тихо проговорила Лиля.
– - Как-то страшно становится, когда подумаешь, что он один... в пустыне... в такую пору. Один и негде приютиться.
– - Мне тоже очень жаль его. И в то же время я завидую ему.
– - Завидуешь?
– - Отчасти -- да. Хотелось бы испробовать свои силы в поединке с ураганом...
– - Не торопись, кто знает, может, еще большая беда подстерегает тебя...
Неожиданно раздался стук в дверь.
– - Ой!
– - Лиля вскочила.
– - Выйди, Иван, в коридор.
Это были лейтенанты Байрачный, Скиба и Калашников.
– - Простите, товарищ майор, -- сказал Байрачный.
– - Увидели вашу машину вот и позволили себе зайти. Мы по поводу Телюкова. Ничего не слышно?
– - Волнуетесь за своего товарища?
– - А как же!
– - ответил за всех Скиба.
– - К сожалению, ничем не могу вас порадовать. Остался в пустыне.
– - Это мы знаем, -- заметил Байрачный.
– - А как вы думаете -- выживет?
– - А вы какого мнения?
– - Выживет!
– - единодушно воскликнули летчики.
– - Наши мнения сходятся.
– - Еще раз извините, товарищ майор... Спокойной ночи.
– - Всего хорошего. Не беспокойтесь, -- сказал майор, выпроваживая их, и не без удовольствия подумал: вот она, живая аттестация на будущего командира молодежного звена! Если б не любили и не уважали, вряд ли пришли бы сюда.
– - Кто это заходил?
– - спросила Лиля.
– - Молодые летчики. Беспокоятся о Телюкове.
Лиля поглядела в окно:
– - Ваня, а что, если... Ведь с тебя спросят. Ты ведь остался за командира...
– - Ниже, чем до рядового летчика, не понизят, Лилечка. Главное -летчиком остаться. Я думаю, что ты и тогда не перестанешь меня любить...
– - О чем ты говоришь! Да я просто так... Телюкова жаль. Он и без того столько пережил...
– - Иди, Лиля, домой, ложись спать. Тем, что мы оба будем здесь вздыхать, делу не поможешь...
– - Гонишь?
– - обиделась девушка.
– - Ну что ты! Если хочешь -- оставайся. Теперь я спокоен. Ведь между нами все решено, не так ли? Мне просто неприятно, что мать дома беспокоится. К тому же мне надо пойти к замполиту.
– - Ты прав, я пойду, -- согласилась Лиля.
Поддубный проводил ее домой. По пути собирался зайти к инженеру, но передумал. А если бы зашел, то столкнулся бы с Гришиным.
Подружились штурман и инженер. Подружились потому, что нашли общий язык. Не нравился инженеру Поддубный, как не нравился он с самого начала и штурману.
Прежде планировали один, от силы два летных дня в неделю. А теперь все полеты, полеты. И не куда-нибудь, а в стратосферу, на практический потолок.
– - Все торопит, лезет куда-то, все ему что-то надо. Совсем извел авиационных специалистов, -- ворчал инженер.
– - Прежде, бывало, и в будни урвешь часок-другой, чтобы походить с ружьем, поохотиться на лисиц. А при Поддубном только и знаешь, что торчишь на аэродроме. И куда он спешит с этим учением? Будто завтра война! Одержимый какой-то!
Штурман Гришин придерживался таких же взглядов.
– - Я предвидел неприятность, Кондрат Кондратьевич, -- вторил он инженеру.
– - Зачем Поддубному понадобились эти Ту-2? Не понимаю. Допустим, что Телюков спасется. Допустим, хотя шансов маловато. Но вы же понимаете сами: разве после всего перенесенного он останется боеспособным летчиком? О нет, Кондрат Кондратьевич! Надо же учитывать те невероятно тяжелые условия, в которых мы находимся. Поддубный забывает, что здесь не север, а юг. Пустыня! Каракумы! А он, невзирая ни на что, жмет на все педали.
– - И сам себя загонял, и людям не дает спокойно жить, -- вторил инженер.
– - Живешь, как на войне. Летчики рискуют жизнью ежедневно, ежечасно.
– - И работы чертова уйма! На фронте и то легче было нашему брату авиаспециалисту. Бывало, при нелетной погоде прохлаждаешься себе где-нибудь летом под кустом, а зимой отдыхаешь в теплой землянке...
Штурман наклонился к инженеру и прошептал:
– - Между нами, Кондрат Кондратьевич... Я отчасти доволен тем, что произошло. Хоть и жаль Телюкова, но все к лучшему в этом лучшем из миров. Погибнет один -- спасем десятерых... А Поддубного за жабры...
– - Хорошо бы, Алексей Александрович, если б его забрали вообще. А то прямо-таки невозможно: день и ночь, день и ночь -- все у самолетов. Возьмите вы, к примеру, этот буран. Это же беда для техника! Неделя нужна для профилактики, если придерживаться всех правил. А он разве даст неделю? И дня, скажет, достаточно.
– - Конечно, скажет!
Штурман еще ближе склонился к инженеру:
– - Я, Кондрат Кондратьевич, веду записи. Все у меня как на ладони. Придет время -- зачитаю на Военном совете округа, покажу, к чему приводит пренебрежение методическими указаниями. И уверен -- Поддубного снимут.